Непорочное зачатие. Сборник рассказов

– Завари.

– Могу позволить тебе рюмку водки под суп. Суббота есть суббота.

– Это будет прекрасно. Мы с тобой в самом деле любим друг друга.

Сказав последние слова, я опять подумал об Ирине.

И о нашем обмене, именующемся «свопом». Изначально это английское слово означало комбинацию двух противоположных сделок, снижающую уровень рисков.

В комбинации супругов, именуемой «обменом женами», риски тоже были минимальными, поскольку каждая из четырех сторон знала все о трех оставшихся.

Единственной неточностью оставалось то, что на самом-то деле обмен шел мужьями, жены оставались по местам. Так мы решили сразу, поскольку нормальной женщине было проще заниматься ненормальными делами на своей территории. К тому же моя жена три раза в день меняла трусики, ее переселение на неделю требовало прицепа с вещами, а мы с Сергеем обходились несколькими рубашками.

– Представляю, что было бы, если бы нас сейчас слышали.

Жена засмеялась, искоса взглянув на закрытую дверь.

– Мы совмещаем супружескую любовь с супружеской изменой.

– Причем узаконенную взаимной договоренностью сторон.

– В этой стране с ее крестьянским менталитетом нас бы не понял никто.

Ругать нашу великую родину жена могла бесконечно.

– Я с тобой согласен. В СССР секса не было, в России тоже скоро не станет. Только тут крестьяне ни при чем, все глубже. Сама общественная «мораль» основана на лжи.

Она кивнула, я принялся распространять мысль.

– Христианские установки – это же полный бред! Единственно приятное дело именуется «грехом».

– Именно так. Государству нужны рабы, но порнуха под запретом. Дети должны появляться путем непорочного зачатия.

– На самом деле если бы масса соотечественников думала иначе, то не дала бы воли христианам. Но даже умные люди только врали, врали и врут.

Щелкнул чайник.

Жена встала, чтобы заварить нам чай.

– Это же надо представить! Самый великий поэт до самой смерти пёр все, что движется и не движется все из лунного серебра, а писал про «я другому отдана и буду век ему верна». И вся русская масса до сих пор восторгается девицей, этой чугунная статуэткой без половых признаков.

– Согласен с тобой. Из всех животных моногамны только птицы. Так что с них взять: у них мозги с наперсток.

– А после этого поэта… Моральный кодекс строителя коммунизма, по которому жили еще наши мамы и папы. За развод выгоняли с работы и вселяли мысль, будто секс нужен мужчине, а женщина только терпит. Ты можешь себе представить – я, когда училась в школе, тоже так думала.

– А когда учился я…

Я вздохнул.

– Это было в то же время, но не хочется вспоминать.

Наш разговор, начавшись луковым супом, повел в неожиданные дебри.

– Ты знаешь, я ведь в свое время всерьез считала, что член сосут только проститутки!

– А что касается проституток…

Говорить про падших женщин было легко, хотя я никогда не имел с ними дел.

– Русская классика вечно обмусоливала тему. И нечастные они и унижаемые, и деваться им некуда. Но на самом деле чем дольше живу, тем больше мне кажется, что в проститутки идут те женщины, которые просто любят трахаться.

– Именно так.

– А которая трахаться не любит, становится учительницей.

Такой грех за мной имелся: педагогинь средней школы я не считал не только за женщин, но и за людей; каждое родительское собрание сына укрепляло во мне это мнение.

– А я, представь себе, член сосать всегда любила и люблю до сих пор.

– Я знаю.

Мне представилось, как жена реализует свое увлечение на этой кухне, но не со мной. Впрочем, представлял я такие варианты давно и, при всей опасности показаться циником, не видел в воображаемом из ряда вон выходящего. Чувство мужчины-собственника во мне было минимальным – равно как молчали собственнические чувства женщины в жене.

Видимо, то же было у Колмановичей.

– Я уж не говорю об анальном сексе. Во внешнем сознании социума это удел проституток, которых выгнали из публичного дома за разврат.

– А ты что… С Сергеем…

Я никогда не расспрашивал жену о деталях своп-каникул, но сам такой вариант никогда не пробовал, останавливаемый брезгливостью даже с теми партнершами, которые просили.

– Нет конечно. Я вообще никогда им не занималась. Ну то есть один раз пробовала – в школе, в восьмом классе, когда уже хотелось, но еще была повернута на девственности. Попе стало больно, чуть не умерла. Это не для меня, однозначно.

– Ну ладно тогда.

Я почему-то ощутил облегчение.

– Но вообще все течет и изменяется… Школьницей я страшно любила вкус спермы.

– Правда? Ты мне не говорила.

– Просто не пришлось. Так я не просто любила, а добавляла в кофе вместо молока.

– Ничего себе. Сама придумала или кто-то посоветовал?

– Ни то, ни другое. Получилось случайно, потом понравилось. Но я не о том.

Жена посмотрела в сторону плиты, суп все еще ждал сигнала.

– Тогда казалось – ничего вкуснее нет. Сейчас, конечно, не тошнит, как некоторых, но все равно хочется поскорее выплюнуть.

Она помолчала.

Глядя на нее, я думал и думал об Ирине Колманович.

Точнее, размышлял о том, ведет ли она подобные разговоры со своим мужем за столом.

И готовит ли ему луковый суп из своей любви.

И любит ли этот суп Сергей.

– А вообще мы с тобой современные молодцы, другой муж на твоем месте мне бы ни о чем таком даже заикнуться не позволил.

– Почему я тебе, а не ты мне?

В самом деле, обмен женами с Колмановичем, которого близким другом я не считал, был приятен, но инициатива изначально исходила от нее.

– Потому что опять-таки, местный менталитет. Если мужчина ебёт кого ни попадя, то он мачо и это хорошо. А если женщина любит трах ради траха, то она блядь и ее надо побивать камнями.

– Пожалуй, что так.

– Хотя что особенного, когда женщина трахается с разными мужчинами? Раньше бывали танцы, там просто держались друг за друга. Теперь продвинулось – соединяют не руки, а другие части. Так разве это плохо, если всем в радость и никому не во вред?

С этим тоже нельзя было не согласиться; моя жена умела видеть суть и формулировать точку зрения.