Непотопляемый «Тиликум»

— Может, нам следовало бы для этого погрязнуть во грехе?

— Я бы охотно, да вот вопрос, как это сделать?

Рассел умолк на несколько часов, поскольку я в это время спал. Когда пришло время моей вахты, он принялся гнуть свою линию дальше.

— Можете ли вы представить себе пиво, шкипер? Доброе пиво, светлое, холодное, с шапкой пены!

Теперь пришел мой черед выказать свои познания по части Библии, которые я получил в школе у пастора Рухмана в Хорсте.

— Уильям, знаешь ли ты первую книгу Моисея, главу четвертую, а какой стих, я уже, к сожалению, позабыл?

— Иес, сэр, — ответил он и отодвинулся от меня подальше. — Боюсь, что вы имеете в виду стих восьмой, в котором Каин убивает Авеля.

— Точно, именно его я и имел в виду. Если я тебя убью, может, этого как раз и будет достаточно, чтобы начался всемирный потоп?

Но Билли не так-то легко было одолеть.

— Это было бы лишено всякого смысла, шкипер. Ведь в дальнейшем, в той же первой книге Моисея, глава четвертая, стих двенадцатый, господь говорит Каину: «И будешь ты на Земле неприкаянным и гонимым». Это же отличнейшим образом относится и к вам, шкипер.

С этими словами он и уснул.

К счастью, потоп начался сам по себе, без всякого убийства. Правда, и длился он не сорок, а всего лишь восемь дней. Сначала небо заволокло облаками. На юго-востоке оно становилось все темнее и темнее. Мы тотчас же легли в дрейф и растянули парус, чтобы собирать в него дождевую воду. Сначала дождь слегка моросил. Капельки чудесной пресной влаги струйками растекались по нашим лицам. Потом он полил как из ведра. За какой-нибудь час все бочки были полны, а в животах у нас булькало не менее чем по пять литров дождевой водички. Мы кричали от восторга и мылись-плескались в теплых струях тропического ливня. Потом я торжественно сказал Билли:

— Сын мой, сделайся гибким, как ящерица, и проскользни в ахтерпик. В самом дальнем его уголке ты найдешь пакет в синей бумаге, который доставишь в каюту.

— Есть, капитан! — ответил Билли, мигом отворил люк и — только пятки его сверкнули у меня перед глазами. Потом я услышал его голос:

— Шкипер, ставьте поскорее чайник на огонь.

Полчаса спустя мы сидели в каюте. Предоставленный самому себе, «Тиликум» качался на волнах Индийского океана. Дождь молотил в палубу. Восхитительный запах горячего кофе щекотал наши ноздри, а на столе перед нами лежал фруктовый кекс, свежий, аппетитный, ароматный.

Из Африки я послал старой даме в Новую Зеландию оправдательное письмо, и, надеюсь, она поняла меня и простила. Это был единственный случай в моей жизни, когда я посягнул на груз.

Когда через восемь дней мы снова увидели солнышко, я определил координаты. Мы прошли 1200 миль. Ветер нам благоприятствовал, воды теперь было вдоволь. С продуктами вот только было небогато, особенно с мясными консервами. Поэтому Билли соорудил удочку. На крючок мы насадили кусочек белой ткани и забросили удочку с кормы. Не прошло и получаса, как на крючок попалась здоровенная рыбина.

Не теряя времени даром. Билли поджарил к обеду роскошные рыбные котлеты. Вечером мы ели вареную рыбу. На завтрак Билли подал жареную рыбью спинку. И все же большая часть нашей рыбины оставалась еще не съеденной, поэтому мы развесили ее про запас на вантах. К обеду Билли отрезал от нее еще кусок филе, а остатки выбросил за борт. Рыбное филе было уже чуть с душком, однако мой кок заявил, что надо лишь хорошенько его прожарить — и все в порядке.

Но через два часа он запел совсем по-другому. Обоих нас тошнило, в голове у обоих гудело: классические признаки отравления рыбой. Билли, не мешкая, разогрел воду и размешал в ней горчицу. Я положил «Тиликум» в дрейф. Патентованное лекарство и на этот раз сотворило чудо. Через час мы уже ели жидкую овсяную кашу, сваренную на консервированных сливках с сахаром, а еще через полчаса экипаж снова был в порядке.

28 ноября «Тиликум» достиг острова Родригес. Рыбаки провели нас через рифы в гавань. На следующий день я сидел на веранде у судьи этого местечка и рассказывал собравшимся о нашем путешествии. Кучка белых обитателей этого маленького островка изнывала от любопытства, желая поскорее узнать о событиях, творящихся в остальном мире.

Вдруг вошли несколько господ с очень серьезными лицами:

— Вы капитан Восс?

Я утвердительно кивнул.

— Вам телеграмма.

Я прочел: «Немедленно высылайте кекс зпт противном случае передаю дело в суд тчк». Выражение лица у меня, видимо, было настолько растерянное, что посетители не могли удержаться от смеха. Это были служащие телеграфной кабельной станции. Они дали телеграмму о нашем прибытии. О ней стало известно и получателю кекса на островах Килинг. Мать заранее известила его о том, что послала кекс, вот он и требовал от нас свое имущество. Я тут же написал пространное объяснение, которое безотлагательно, как срочная государственная депеша, было бесплатно передано по кабелю за 2000 миль.

До Африки оставалось всего 1200 миль. Мы очень хотели попасть к рождеству в Дурбан. Пассат быстро гнал нас от Родригеса, мимо Маврикия, и уже 22 декабря до Дурбана оставалось всего 100 миль. Мы с Расселом уже строили планы относительно роскошного рождественского обеда. Свежий остовый ветерок мчал нас вперед. Вдруг с веста вынырнуло маленькое черное облачко. Не прошло и получаса, как оно развернулось в уродливую косматую черную шубу с желтоватым подшерстком. Ее тянуло по небу, рвало на куски: остовый ветер сражался с вестовым. Победил, к сожалению, вест. Стена грозовых туч надвигалась на нас. Наступило «веселое» времечко. «Тиликум» трижды перекручивался по всей розе ветров. Два дня мы простояли на плавучем якоре, пережидая изрядный вестовый шторм.

К рождеству мы открыли последнюю банку консервированной солонины. Мы пели немецкие, английские, ирландские и американские рождественские песни. Нашлась у нас, к счастью, и бутылка вина, так что праздник прошел вполне удачно.

28 декабря в каких-то трех милях от гавани мы попали в штиль. Большой буксир, пыхтя закопченной трубой, остановился возле нас.

— Откуда идете? — спросил капитан.

— Из Виктории, Британская Колумбия.

— Ого, неплохой крючочек!

— Ну, надо же когда-то посмотреть на белый свет… Сколько возьмете за буксировку?

— Шесть пенсов с тонны. Сколько тонн в вашей посудине?

— Подавай конец, — сказал я, — у нас почти три тонны.

— Ну, нет уж! На этом я не заработаю себе и на стакан бренди, — крикнул капитан, и буксир запыхтел дальше.

Вскоре подошел баркас, зацепил нас багром и привел в порт.

В Дурбане, или Порт-Натале, как его еще называют, нигде мы не могли найти местечка, чтобы пристроить «Тиликум» на стоянку. Но Австралия меня кое-чему научила. Я рассовал по карманам захваченные с собой рекомендательные письма и отправился с визитом к капитану порта и адмиралу.

На следующий день сухой и ухоженный «Тиликум» стоял в сарае, а мы гуляли на вечеринке в честь наступающего 1904 года.

19

Рекорд «Тиликума». Вокруг мыса Доброй Надежды. Договор выполнен. Последние 6000 миль.

В первый день нового года мы с Уильямом Расселом были избраны почетными членами дурбанского яхт-клуба. На церемонии я встретился со старым знакомым из Виктории по имени Эрвин Рэй. Он был ответственным служащим Управления железной дороги. Эрвин предложил мне бесплатно перевезти «Тиликум» до Йоханнесбурга. Сначала я было сомневался, но, во-первых, я очень нуждался в деньгах для окончания путешествия, а во-вторых, явился как раз мой напарник и расторг наш союз.