Непотопляемый «Тиликум»

На море всегда надо быть оптимистом и вместе с тем готовиться к худшему. Так я всегда и старался поступать. Однако когда при том же умеренном ветре волны стали расти все сильнее и сильнее, я понял, что надо настраиваться на самое худшее.

Вокруг солнца образовались вдруг какие-то зловещего вида кольца различной окраски. Воздух становился все плотнее и, несмотря на ветер, неподвижнее. Барометр падал медленно, но неуклонно.

Я позвал обоих своих спутников и сказал им, что надо, видимо, ждать тайфуна. Слова мои их не очень-то впечатлили. Несколько штормов «Си Куин» уже отлично выдержала, и потом погода такая приятная, теплая. Ни в какой шторм даже и верить-то не хочется.

И в самом деле, всю следующую ночь и утро 30 августа ветер оставался довольно умеренным. Однако волнение все усиливалось, а барометр упал до 748 миллиметров. Настоящая баталия началась после обеда, часов этак около двух. Сильные шквалы с секущим дождем вынудили нас убрать паруса, отдать плавучий якорь и лечь в дрейф. Ночью буря разыгралась еще сильнее, а на рассвете 31 августа я убедился, что больше ветру расти уже некуда. Я сказал об этом обоим соплавателям, добавив, что с плавучим якорем наша «Си Куин» вне всякой опасности. И все же час спустя я вынужден был признаться, что с заявлением о предельной силе ветра несколько поспешил.

Плавучий якорь — это, конечно, здорово, но для гарантии мы все же вытравили с носа еще два небольших мешочка из плотной парусины, наполненных рыбьим жиром. Тонкая масляная пленка медленно растекалась по воде, приглушая неистовую пляску могучих волн. Однако еще через час море так расходилось, что от наших масляных мешочков никакого проку уже не было. Но мы все равно упорно продолжали заправлять их рыбьим жиром по принципу: делай, что можешь, и будь что будет.

На палубе удержаться кое-как удавалось только лежа, а уж лицо ветру подставить и вовсе было невозможно. Над водой летали белые клочья пены. Снежная буря, да и только!

Около девяти вечера «Си Куин» развернуло лагом к волне. Не иначе как мы потеряли плавучий якорь.

Обоих своих спутников я отправил в каюту, а сам обвязался в кокпите концом фала и стал ждать. Ждать — зачастую это единственное, что нам остается, когда бушуют стихии. С волной мы кое-как справлялись, но, когда на подмогу ей налетел вдруг неожиданный шквал, совместного их натиска «Си Куин» сдержать не могла и завалилась на борт. Секунды две лежала она, распластав мачты по воде. «Надо же, — успел подумать я, — казалось бы, ветер и так силы самой неимоверной, ан глядь — у него еще резервы есть, и даже весьма ощутимые». Но тут «Си Куин» закрутило дальше. Ушли в кипящее море мачты, и вот уже поплыла наша яхточка килем кверху, а рядом с ней — я, привязанный фалом. Железный киль торчал над водой, как плавник гигантской рыбы. «Утонуть здесь, сейчас, не попрощавшись даже со Стоуном и Винсентом, — какая досада!» — мелькнуло у меня в голове. Сейчас-то я понимаю, конечно, насколько идиотскими были тогда мои мысли, но что было, то было.

Цепляясь за фал, я подтянулся к яхте и попытался было вскарабкаться на нее с кормы. Но не тут-то было: зловеще шипя, на нас накатывался очередной огромный вал. Очень плавно, но сурово и неуклонно он оттянул меня от судна и прихлопнул сверху шапкой пены. Не иначе как саданул он как следует и по килю, потому что, вынырнув, отфыркиваясь, на поверхность, я увидел медленно поднимающиеся из воды мачты. Еще несколько секунд — и «Си Куин» снова на ровном киле, как и подобает порядочной яхте. Разумеется, я тотчас же забрался в кокпит, а оттуда — в рубку. Открывая каютный люк, я услышал голос Винсента:

— Это ты, Джон?

А потом мы все трое сидели, скрючившись, в рубке и улыбались друг другу. Мы были живы, и «Си Куин» после своих кульбитов была цела и невредима, и нам было весело всем тайфунам назло.

Причиной опрокидывания явилось, очевидно, случайное совпадение на редкость высокой волны и сверхмощного шквала. В дальнейшем штормяга еще несколько раз сильно заваливал нас на левый борт, однако опрокинуть больше не смог. К сожалению, оказалось, что при каждом таком завале в люк проникала вода. Мне было ясно, что долго так продолжаться не может. Надо менять галс.

Я осторожно переложил руль. Крен уменьшился, и мы медленно начали набирать ход. Теперь ветер дул уже с кормовых румбов. Парусности одного рангоута вполне хватило, чтобы яхта пошла вперед. Теперь надо было идти быстрее, чтобы ни один вал не захлестнул рубку. Я потравил гика-шкот, гик пошел под ветер, и вот яхта идет уже левым галсом. Еще несколько секунд — и мы перевалились на правый борт. «Ну, Ханнес, молодец! Кажись, все прошло удачно», — сказал я сам себе, и тут же море наказало меня за бахвальство: очередной вал что есть мочи хлестнул нам в борт, задел гребешком гик и переломил его, как соломинку. Да, вот тебе и удача! Без плавучего якоря остались, а теперь еще и без гика.

Я вытравил побольше гика-шкот и выпустил на нем обломок за борт как временный плавучий якорь.

Из каюты слышалось раздражающее бульканье. Однако Стоун и Винсент, прямо скажем, не особенно спешили лезть туда вычерпывать водичку. Помпа наша, увы, отказала. Я скользнул в люк с ведром в руке и очутился по колено в воде.

Я был уверен, что за долгие годы плаваний чему-чему, а уж укладке всевозможного корабельного имущества и припасов научился. В самую сильную качку все прочно стояло по своим местам. Но кто, скажите, мог предвидеть, что «Си Куин» способна на этакий акробатический трюк — кувырок на 360 градусов? Вот теперь и попадали ко мне в ведро вместе с водой рубашки, граммофонные пластинки, фотоаппараты, банки с сахаром и раскисшие морские сухари.

Но вот наконец уровень воды в каюте понизился настолько, что я смог уже добраться до шланга нашей помпы и обнаружил в нем носок Винсента. Остатки воды мы откачали быстро, уже помпой.

Часов около двух на палубе что-то сильно загрохотало. Мы кинулись наверх. Ветра не было, но волны вокруг нас толклись высотой с гору: «Си Куин» угодила в самый глаз тайфуна. Ветровое давление отсутствовало, и судно испытывало жесточайшую нерегулярную килевую качку. Мачты от этого поломались. Однако висели пока что на вантах. Мы осторожно опустили их на палубу и накрепко связали. Хоть какая-то работа, и то радость. Потом мы снова спустились в каюту. Барометр показывал 717 миллиметров.

3 сентября море наконец успокоилось, и мы решили снова поставить грот-мачту покапитальнее. Из палубы от старой мачты торчал приличный пень сантиметров 90 в длину. Уцелел, запутавшись в вантах, и второй обломок длиной почти семь метров. Мы аккуратненько наложили на места переломов шины, на которые пошли рейки внутренней каютной обшивки, и прочно стянули обломки тросами. К новой мачте мы приладили весь необходимый стоячий и бегучий такелаж. Из обломков бизани я сделал козлы. Точнее говоря, связал между собой верхушки обеих частей, нижние же их концы закрепил на планшире. Крепкие тросы, как штаги, поддерживали козлы спереди и сзади. К верхнему перекрестью я подвесил верхний блок тали, а нижний закрепил на новой мачте, чуть повыше ее центра тяжести.

Проверив еще разок всю конструкцию на прочность, я попросил Фреда и Сэма поработать хорошенько на этих талях.

Оба принялись за работу. Мачта повисла над палубой. С грехом пополам я подтянул ее шпор к пяртнерсу.

— Теперь майна помалу!

Шпор мачты исчез под палубой. Я с силой поднажал на мачту плечом, и вот она уже стоит, как свечечка в подсвечнике. Все остальное было детской игрой. К вечеру, оставляя за кормой по четыре мили в час, мы шли уже курсом вест. На борту царило великолепное настроение, как всегда, когда безносая промахнется своей косой.