Неповторимая

— Да здравствует наша леди! — послышался нестройный хор голосов.

Шону со всех сторон обступили люди. Она заметила одобрительную усмешку Алистера — прежде чем ее подняли и усадили в седло.

— Не хотите ли выпить с нами в таверне, леди Шона? — спросил Марк Мензис.

Празднованием в таверне обычно завершали день, когда удавалось предотвратить беду в шахте. А если трагедии не удавалось избежать, погибших поминали тоже в таверне. Владельцы шахты никогда не отказывались выпить с углекопами после похоронных служб.

— Конечно, я буду рада выпить с вами, — отозвалась Шона. — Но я вся перепачкалась…

— Так полагается, — подмигнул ей Марк.

— Тогда непременно выпьем, — заверила его Шона. Таверна была слишком мала, чтобы вместить всех гостей, и большинство углекопов с женами расположились с кружками эля и пива на траве и за столами во дворе, чтобы всем хватило места. Шона ухитрилась стереть с лица часть угольной пыли и с улыбкой вглядывалась в лица родственников, окружающих ее. Алистер выглядел особенно забавно с черным лицом, но при виде Айдана девушка рассмеялась — с него сыпалась угольная пыль.

Шона гордилась семьей. Все ее родные спустились в шахту, работали, рыли землю и уголь, заботясь о том, чтобы никто не погиб. Когда ей принесли кружку эля, Шона поймала взгляд Гоуэйна, расположившегося поодаль в переполненной таверне. Она подняла кружку, улыбаясь сварливому и резкому дедушке, и увидела его ответную одобрительную улыбку. Шона глотнула эля и только потом заметила, что рядом с ней стоит незнакомец — мужчина в коричневом монашеском балахоне. Он был очень высок и стар. Такой густой серебристо-белой бороды и клочковатых бровей, как у него, Шона еще никогда не видела.

— Большая честь для меня — стоять рядом с хозяйкой этих земель, — произнес монах гортанным голосом. Выговор выдавал в нем ирландца. — Тем более в день торжества. Скажите, что с мальчиком, который попал в завал?

Шона с облегчением улыбнулась.

— С мальчиком все хорошо.

— Это чудо!

— Вполне возможно.

— Кстати, я слышал, здесь водятся странные призраки? Шона отпила большой глоток эля и пристально взглянула на незнакомца.

— Нет, никаких особенных призраков у нас здесь нет, брат… Прошу прощения, мы с вами незнакомы. Как ваше имя?

— Брат Дамиан, — ответил старик.

— Как вы очутились в здешних краях?

— Я совершаю паломничество, — объяснил брат Дамиан. — Прошу вас, расскажите подробнее об этих призраках.

— Но у нас их нет.

— Миледи, здешний народ суеверен как никакой другой. Я слышал, вы отмечаете даже Ночь лунной девы, — так мне говорили.

— Мы любим веселиться и до сих пор отмечаем некоторые старинные праздники, — пытаясь скрыть раздражение, сообщила Шона. Одно дело — признаться Марку Мензису в том, что они и вправду немного суеверны и временами старые обычаи, мысли и убеждения им гораздо ближе нынешних. И совсем другое — незнакомцу, случайно оказавшемуся в Шотландии. Шона вовсе не хотела, чтобы он потешался над ними. — Нам нравятся развлечения, брат Дамиан, но призраков здесь нет — никаких духов, привидений и тому подобного. Полагаю, мальчик сам нашел дорогу через другой выход из шахты. Он еще очень мал, совсем ребенок, и весьма впечатлителен. Ему рано работать в шахте. — Смутившись, она отставила свою кружку в намерении немедленно заявить о своем решении. — Впредь, — начала она, обращаясь скорее к себе, чем к прохожему монаху, — ни один ребенок не будет работать в шахте!

— Это вам решать — ведь вы здесь хозяйка, — заметил монах, выпил одним глотком свой эль и отставил кружку. Затем пожал плечами. — Путешествуя, порой узнаешь много любопытного. Правда ли, что большая часть этих шахт принадлежит Дагласам?

В сущности, Шоне не подобало болтать направо и налево о размерах владений Дагласов.

— Нынешний лорд Даглас в Америке, брат Дамиан, и потому он поручил мне заботиться о его владениях. Он доверяет мне.

— И вашим храбрым родичам.

— Да, это правда. Но почему вы спрашиваете?

— Как я уже сказал, в пути узнаешь много любопытного. Откровенно говоря, в округе ходят толки о большом пожаре, разразившемся несколько лет назад. Я слышал, пламя поглотило наследника Дагласов! Может, это его призрак явился сюда, взывая к справедливости?

— К справедливости? При пожаре сгорели конюшни. Никто в точности не знает, что произошло, но здесь проводили расследование. Утверждают, что упал фонарь, разбился и пламя охватило всю конюшню. Такова воля Божия, и нечего искать в том, что случилось, особый смысл, — сердито завершила она. Перед ее глазами до сих пор вставали фигуры дедушек и кузенов в глубине самой опасной части шахты. Они спасали попавших в беду людей, когда шахту покинули даже опытнейшие из углекопов. — Пожар был трагической случайностью, вот и все. Добро пожаловать в Крэг-Рок, брат Дамиан. Надеюсь, вам понравится у нас в деревне. А теперь прошу меня простить, — произнесла она.

Даже если бы ее не научили с почтением относиться к священникам, чутье подсказывало Шоне: она должна быть приветлива и любезна со всеми людьми Божиими, особенно с паломниками, которые обходили пешком всю Шотландию. Но этот старик вызывал у нее раздражение…

Она отошла от монаха, пробралась сквозь толпу углекопов, которые похвалялись своим участием в событиях дня, и достигла столика в дальнем углу таверны, где сидел Ферпос Эндерсон.

Ферпос был уже навеселе. Он не работал ни в шахте, ни где-нибудь еще — его кормили сыновья, старшему из которых исполнилось восемнадцать, а самым младшим был Дэниэл. Несколько лет назад, выбираясь из шахты, Фергюс сильно повредил ногу. Однако он не стал работать в поле и отказался пасти овец и коров. Его жена и дочери выращивали овощи на клочке земли, арендованном у дальней границы владений Мак-Гиннисов, и благодаря работе сыновей Фергюса и женщин семья не голодала, а самому Фергюсу хватало денег на пиво и эль, которые, по его словам, помогали приглушить боль в ноге. Но чтобы утолить все его печали, требовалось слишком много денег. Дэвид Даглас назначил ему щедрую пенсию сразу после случившегося.

Сегодня старик не счел нужным побриться, и хотя его не покрывала угольная пыль, как других углекопов, он казался не менее грязным. Черные, круглые, блестящие, как бусинки, глаза отчетливо выделялись на его багровом лице, обрамленном белыми волосами. Он удивленно вскинул голову, когда Шона присела на скамью против него.

— С этого дня дети больше не будут работать в шахте, Фергюс Эндерсон.

Похоже, он заметил нотку вызова в ее голосе, но ответил со всей любезностью, помня, что таверна заполнена не только родственниками Шоны, но и доброжелательно настроенными углекопами, которых восхитила смелость хозяйки, рискнувшей последовать за ними в шахту.

— Ну, миледи, теперь я большая шишка, коли вы говорите, что мой парнишка особенный, что ему не место под землей. Только вы забыли, добрая леди Шона: среди нас есть люди, которым не прокормить семью без помощи даже самых младших детей!

— Вам должно хватать денег, Фергюс.

— Увы, дорогая леди! Вы молоды, красивы, вы никогда не знали боли, не знали, что значит быть немощным мужчиной!

— Больше я не пущу малышей в шахту, Фергюс.

— Ладно, леди, — отозвался он, крепче обхватив свою кружку с элем. — Помнится, Даглас собирался нагрянуть к нам из Америки. И думаю, ему решать, что будет дальше, верно?

Шона в бешенстве стиснула зубы.

— Я найду мальчику работу в замке. Фергюс приподнял бровь.

— Вы возьмете его к себе, леди? Чтобы он был у вас на побегушках?

— Да.

Фергюс широко улыбнулся.

— И станете ему платить?

— Да.

— Тогда я преклоняюсь перед вашей несравненной мудростью, леди Мак-Гиннис!

Вокруг болтали углекопы, смеялись, поддразнивали друг друга, поднимали кружки. Но у Шоны праздничное настроение пропало. Она поднялась и поспешила к выходу из таверны.