Неповторимое. Книга 6

Думал я также и о том, что ждет меня в ближайшее время.

Зная хорошо положение закона «О статусе народного депутата СССР», я понимал, что Горбачев допустил грубое нарушение закона, освободив меня от должности главкома.

В кабинет начали приходить поодиночке офицеры. Решили попрощаться. Некоторые откровенно плакали. Это меня тоже расстраивало. Не хочу перечислять этих генералов и полковников, но их оказалось много. Не выдержав, сказал одному из них: «У меня невольно складывается такое впечатление, что вы меня отправляете на тот свет…» А он неожиданно ответил: «Это значительно хуже!» Я даже не нашел чем ему возразить. Наконец вызвав помощника, я сказал ему, чтобы он объяснял всем товарищам, что у меня сейчас нет возможности с кем-то беседовать. Вызвав начальника канцелярии, передал ему все хранившиеся у меня в сейфе документы.

Позвонив домой, сказал жене, что с сегодняшнего вечера мы будем жить на даче. «Так что давай, езжай вперед, а я подъеду», — заключил я свой разговор.

— Ты что, уволился? — спросила Ольга Тихоновна.

— Почти…

— Ну, слава Богу! Даже не верится, что ты теперь вольный казак.

Ольга Тихоновна давно ждала того дня, когда я уволюсь, чтобы наконец заняться собою. На протяжении всей жизни я полностью отдавался службе. И проблемы, связанные с семьей, отодвигал на задний план. Частенько жена справедливо упрекала меня в том, что я мало уделяю внимания семье, детям. Я обещал: «Вот уволюсь — тогда все время отдам семье и близким». Но это увольнение все откладывалось, хотя внутренне я уже к нему готовился.

Расчистив сейф и перезвонив многим своим товарищам, я, не заезжая домой, отправился на дачу. Она входила в группу государственных дач, построенных в районе поселка Архангельское в начале 80-х годов. Мы, как и другие, арендовали домик, за что ежемесячно платили двести рублей. По тем временам большие деньги. Место, на мой взгляд, хорошее — лес, да и недалеко от Москвы. Поблизости расположен военный госпиталь, что в нашем возрасте имеет не последнее значение.

Арест

Уже смеркалось, когда я подъехал к даче. По дороге прогуливались маршал Василий Иванович Петров и генерал армии Александр Михайлович Майоров. Они жили по соседству и вечером всегда выходили на прогулку. И в этот раз — тоже. Я, конечно, подошел и поздоровался. Естественно, они попросили рассказать о происходящих событиях, что я и сделал. Они забросали меня вопросами.

— Это предательство, — заключил Василий Иванович, выслушав мой рассказ.

— Ну, я думаю, что все происходящее будет, конечно, Предметом разбирательства, — начал было я.

— Какого разбирательства? — перебил меня Александр Михайлович. — Кому оно нужно? Наоборот, постараются зарыть все…

В это время из дачи, где проживал маршал Олег Александрович Лосик, вышла молодая женщина. Она направилась к нам. Вид у нее был очень возбужденный, на лице — горе. Поравнявшись, сказала:

— Валентин Иванович, что же это такое — Дмитрия Тимофеевича арестовали…

— Я все-таки думаю, что это недоразумение и вскоре эти ошибки поправят, — сказал я.

— Какие ошибки?! Какое недоразумение?! Сейчас по телевидению сказали на весь мир, что Язов и Крючков арестованы, как изменники Родины, — сказала она и быстро пошла дальше.

Мы стояли, озадаченные. Василий Иванович повторил свою версию о предательстве. Я откланялся, а они продолжили обсуждение.

Приведя себя в порядок, устроился в кресле и, отвечая на вопросы жены: «Ну хоть сейчас ты можешь меня сориентировать, что происходит?» — начал рассказывать о событиях. Больше вопросов не было — одни вздохи. А под конец спрашивает:

— Так чего же нам ожидать?

— Время покажет, — уклонился я от прямого ответа.

— Может, тебе надо с кем-то объясниться?

— Не думаю. Скорее всего, меня могут вызвать, в том числе на заседание Президиума Верховного Совета. Пока буду сидеть на даче.

Лег отдыхать поздно. В три часа ночи разбудил телефонный звонок.

— Слушаю вас, — сказал я.

— Валентин Иванович, мы никак не можем до вас дозвониться.

— Я все время в доме, телефоны не звонили.

— Да нет, не можем дозвониться у входной двери. Откройте нам ее, пожалуйста.

Я оделся, зажег везде свет и спустился вниз. Открываю двери — ко мне сразу входят несколько человек. Все рослые, крепкие. Тот, кто пониже и постарше (он оказался полковником МВД Ильченко, но был в гражданском), говорит:

— Я вас отлично знаю по Афганистану. А сейчас вот такая выпала неприятная миссия — доставить вас… в Москву.

— Мне надевать военную форму или быть в граждан ском? — спросил я их.

Мои «гости» удивленно переглянулись. Я до сих пор не могу понять, к чему я задал этот глупый вопрос. Ведь все было ясно: группа прибыла с заданием арестовать меня и доставить в следственный изолятор так же, как это сделали с Язовым и Крючковым. Арест для меня, конечно, был неожиданностью, но меня не покидало самообладание. Я спокойно реагировал на обстановку. А вот при чем здесь военная форма, почему я вспомнил о ней — совершенно непонятно самому.

Старший ответил:

— Лучше в гражданском костюме.

Мы (их пять человек и я) поднялись наверх. Жена уже стояла одетая и вся дрожала.

Я не торопясь стал переодеваться — снял пижаму и намеревался надеть костюм. Все столпились вокруг меня. Это несколько раздражало, но и смешило: к чему этот цирк? Каждый был готов задержать меня, если я попытаюсь бежать. Во-первых, зачем бежать? Во-вторых, куда бежать? Просто чудеса! А вот ордера на арест не предъявили. Даже я, не имевший опыта в этом деле, знал, что подозреваемому в преступлении при аресте должен предъявляться документ, который должен мотивировать арест (задержание). А наше МВД, как я убедился на своем опыте, решает эту задачу по одному трафарету: и в отношении того, кто схвачен на месте преступления (вор, бандит, насильник и т. п.), и в отношении тех, кто подозревается в совершении политических нарушений (даже министры, маршалы, генералы армий). Подход почти один и тот же.

Ордер на арест не был предъявлен, но я не роптал. И не потому, что, мол, так или иначе считал себя виновным. Наоборот, я считал и считаю себя совершенно невиновным, но для меня просто было бы унизительным открывать дискуссию с милиционерами по этому поводу.

Вдруг полковник спрашивает:

— У вас оружие есть?

— Есть, конечно.

— Надо сдать.

Я, сидя на кровати, протянул руку к тумбочке, открыл ее и взял пистолет.

— Нет, нет! Я сам, — засуетился полковник.

— Да я не буду стрелять! — успокоил я его и протянул ему пистолет рукояткой вперед. Полковник невольно просиял.

Через пять-семь минут я был готов. Взял с собой небольшой чемоданчик для командировок — он всегда у меня был наготове (один на квартире, второй — на даче) — и мы все пошли вниз: два стражника впереди, один — рядом со мной (вдруг я рвану в окно), два сзади. Всю эту процессию замыкала плачущая жена. Внизу я остановился, чтобы попрощаться. И все остановились, взяв меня в плотное кольцо. Это уже было сверх моего терпения: