Неправильный лекарь. Том 2

А сегодняшний вечер я собирался посвятить спокойному изучению литературы, а ещё надо попрактиковаться в медитации. Чувствую, что делаю что-то не совсем так, но никак не пойму, что. Встречал где-то, что с помощью особых медитативных техник можно увеличить ёмкость ядра и улучшить проводимость внутренних каналов распространения магической энергии. Надо найти инструкции как это делать и попытаться воспроизвести. Именно количество запаса сейчас имеет для меня решающую роль. Техника точечного узконаправленного воздействия мне уже даётся неплохо, дальше нужна только практика, но и нельзя исключать, что любой фрагмент механизма исцеления можно и нужно улучшать, и совершенствовать.

После ужина все плавно перетекли в каминный зал, где Настя поставила большой расписной самовар, расставила блюда с разнообразной выпечкой, розетки с вареньем. Под чай разговоры сменились на более простые, житейские. Но, не только.

— Как дежурство, Саш, — спросил отец, намазывая на небольшую разрезанную булочку черничное варенье.

— Отлично! — выпалил я, словно мы ходили на классную вечеринку, а не уливались потом и чуть ли не падали от истощения. — Можно сказать, что я уже готов к испытанию. Заживление ран и сращение переломов мне с каждым разом даётся всё легче. Я так думаю, что дар никуда и не девался, просто ушёл в летаргический сон и мне удалось его разбудить без всяких амулетов.

— Рад за тебя, Саша, — довольно промурлыкал отец. — А я уже по правде начинал бояться, что меня некому будет заменить, когда настанет пора уходить от дел.

— Куда это ты собрался уходить? — хмыкнул я. — Ты ещё слишком молодой, чтобы такие вещи говорить. Да и у меня есть пока другие планы, а не просто продолжать с утра до вечера приём пациентов. Этого конечно тоже никто не отменял, практика должна быть постоянно и ежедневно, но есть и другие задачи.

— Чего? — выдавил отец, поперхнувшись чаем. — Куда это ты собрался?

— Да никуда я пока не собираюсь, — улыбнулся я, пытаясь его успокоить. — В Санкт-Петербурге как оказалось столько проблем в сфере медицины, что их решать придётся несколько лет, даже не могу предположить сколько.

— Хочешь стать мессией и навести во всём порядок? — вскинула брови мама. Отец просто смотрел на меня молча, собирался с мыслями, что сказать.

— Ну, мессия — это слишком громко сказано. Для начала надо в корне менять работу лечебниц. Знахари застыли в познаниях и способах лечения, словно за последние сто лет ничего не изменилось. А про работу скорой помощи я вообще молчу. Они ведь в основном как такси работают, а на месте ничего сделать не могут. Мне уже пришлось столкнуться с этими проблемами, но, чтобы разобраться досконально, надо влезть в каждую их этих структур с головой.

— И как ты это собираешься осуществлять? — настороженно спросил отец. Похоже, он воспринимал всё сказанное мной, как очередную блажь молодого и слишком самоуверенного человека.

— Хотел изложить суть дела на заседании коллегии. Если не получится, то пойду на аудиенцию к Обухову. Только заручившись поддержкой коллегии или главного лекаря можно пытаться влезть в шкуру менее развитых структур. Если я просто приду и скажу «здравствуйте, я Склифосовский, хочу посмотреть, как вы работаете», то непременно буду послан очень далеко и без тормозка.

— Однозначно, — хмыкнул отец. — Они воспринимают нас как минимум с неприязнью, считая зажравшимися мажорами, а зачастую и с плохо скрываемой ненавистью. Без рекомендательного письма от коллегии даже соваться не стоит.

— И с письмом проблемы в общении всё равно возникнут, — добавил я. Взять, например, ту клинику, в которой мы с Виктором Сергеевичем отработали всего несколько дней. Там ведь Обухов лично договаривался, а ты ещё и денег им дал, а всё равно при любой возможности ставили палки в колёса.

— Петя, я не поняла, — возмущённо начала мама, подавшись в сторону отца, чтобы лучше видеть его глаза. — Ты этому засранцу ещё и денег дал? За то, чтобы он разрешил Саше и Виктору Сергеевичу у него бесплатно работать? А у него лицо не потрескается?

— Дорогая, не кипятись, — вытянул он ладонь вперёд. — Я же как лучше хотел, чтобы к нашему сыну отнеслись по-человечески и с пониманием.

— Ну если они не стали отгрызать мне пятки считается, что они отнеслись по-человечески, тогда всё было на высшем уровне. За исключением мелких деталей.

— Рассказывай, — коротко сказал отец, теперь они оба уставились на меня. Виктор Сергеевич покачал головой и оставил слово за мной.

Я не стал расписывать все душещипательные подробности, особенно встречу с тремя хулиганами на подходе к лечебнице, а вот саботирование работы и подставу с кабинетами в устном отчёте отразил. Не забыл поведать и о способах и методах лечения, об общем состоянии кабинетов.

— Кажется, я тебя понял, — пробубнил отец. — Ну я ему устрою сладкую жизнь.

— Пожалуйста не надо! — взмолился я. — Я сам хочу со всем этим разобраться. Если ты сейчас в это вмешаешься, то меня потом туда на пушечный выстрел не подпустят.

— Ты с них что ли хочешь начать воплощать свои высокие идеи?

— Почему бы и нет? Там я хотя бы уже немного ориентируюсь. Останется только втереться в доверительные отношения со знахарями и самое главное — с этим Демьяновым. Если я смогу до него донести, что хочу добра, а не его разорения, то дальше будет легче.

— Ты хочешь выделить ему слишком большую роль, — покачал головой отец. — Его свои подчинённые не особо жалуют, но побаиваются.

— Когда они сгрудились вокруг его стола и орали, как чайки на берегу, я не заметил страха у них в глазах.

— Ха, толпа она всегда смелая, а один на один люди совсем другими становятся.

— Тоже верно, — кивнул я. — Разберёмся по ходу пьесы.

— И когда ты хочешь начать внедряться? — спросила мать дрогнувшим голосом, словно собралась провожать меня в кругосветное путешествие.

— Да не переживай, ты так, мам, — улыбнулся я ей максимально стараясь показать свою любовь. — Это будет не завтра. И к тому же я всегда буду рядом с вами, я же не в Сибирь ехать собрался порядки наводить.

— Я даже не уловила момент, когда ты успел стать слишком взрослым, — задумчиво произнесла мама, глядя на огонь в камине. Пантелеймон как раз подкинул берёзовых поленьев, и они бодро занялись, аппетитно потрескивая. — Такова материнская доля, вырастить птенца и выпустить из гнезда, а потом каждый день смотреть в бездонное небо в надежде, что он когда-нибудь вернётся.

— Мам, я вырос, да, становлюсь самостоятельным, но из гнезда я пока никуда не улетаю.

— Всё равно это когда-нибудь произойдёт, — сказала она. В глазах блеснули слёзы. — Это неизбежно.