Неправильный лекарь. Том 4

— Естественно! Вдруг опять вкусно накормят? — хихикнул Виктор Сергеевич. — Конечно поеду.

— Тогда одевайтесь и выходите на улицу, через пять минут буду, — сказал я и снова глянул на кучу коробок в углу. Скоро их ещё прибавится. Срочно нужна кладовка. Но я не буду сейчас отца озадачивать, подожду до понедельника.

Доехал до дома Виктора Сергеевича довольно быстро, думал, что придётся подождать, но он уже стоял на улице.

— Дядь Вить, расскажи мне пожалуйста, что это за волшебный шоколад такой, что этот мерзавец теряет волю и превращается в нормального человека?

— Это бельгийский шоколад, который делает только одна династия кондитеров уже более трёхсот лет. Рецепт хранят в тайне, которую не выпытаешь даже раскалёнными клещами. На всей династии родовое проклятье, наложенное дальним предком, которое убивает при попытке выдать секрет. Шоколад традиционно делается только для королевского стола и достать его практически нереально.

— А как же вы его достали? — удивился я.

— Ха! Ты забыл о моих связях? Хороший знакомый работает при дворе распорядителем обедов. В последнее время король избегает есть сладкое и шоколад скопился в кладовой и его никто не пересчитывает кроме самого распорядителя. Непростительная халатность, зато в мою пользу. Он потихоньку по одной плитке выносит его из кладовой к себе домой уже пару месяцев.

— Я даже боюсь представить за какую сумму можно этот шоколад продать, — покачал я головой.

— Это может стоить отрубленной головы, если это вдруг всплывет, поэтому продать его он не может, боится.

— Во дела! А как он его в Россию переправляет?

— Шоколад задекларирован, как произведённый на самой известной кондитерской фабрике в Бельгии, которая делает очень дорогой шоколад и продаёт в специальных магазинах только для аристократии. И фантик то очень похож, но Курляндский знает, чем отличается обёртка и что на самом деле внутри.

— Значит моё обещание отдать ему десять таких плиток если я проиграю спор можно считать пустым, так?

— Так, но я уверен, что спор ты не проиграешь. В крайнем случае я тебя выручу.

— Ого! — восхитился я. Интересно, сколько ещё этих волшебных шоколадок лежит у него в запасе.

Курляндский в этот раз впустил нас через пару минут после первого стука. Неужели знает, что его ждёт ещё одна плитка вожделенного шоколада? Или просто надеется. Увидев в руках Панкратова то, что хотел, Готхард Вильгельмович заулыбался, как при встрече с близкими родственниками, Молча развернулся и засеменил в сторону столовой.

Сегодня стол сразу был накрыт на три персоны и затуманивал разум божественными ароматами экзотических блюд. Да где же он столько денег берёт на всё это? Дом ему отремонтировать не на что, а на столе одни заморские деликатесы. Да что я всё переживаю? Не моё это дело. А моё — возрадоваться предложенному и получать удовольствие.

— Двести флаконов комбинированных изотонических солевых растворов тебе на первое время хватит? — спросил Готхард, разламывая специальными щипцами бронированную прочным хитином ногу краба.

— Думаю да, — кивнул я, выбирая с чего начать. — Жду разрешения из министерства и начинаю использовать.

— Тебе жить надоело что ли? — хозяин дома изменился в лице и остановил своё нелёгкое занятие. — Ты понимаешь, что тебе конец? Киркой махать умеешь?

— Письмо писал не я, а Обухов, — ответил я. — Точнее Обухов под ним подписался, и оно от его имени.

— Понятно, — вздохнул Курляндский и доломал наконец крабью ногу. — Значит скоро в Питере будет новый главный лекарь. А судя по слухам и разговорам это будет Захарьин. Капец тебе, мальчик, он тебе спуску не даст, сразу забудешь обо всех своих затеях и стремлениях. Ты только предупреди, когда он до тебя доберётся, я все входы заминирую.

— Думаете настолько всё плохо? — спросил я. Даже тарелку от себя отодвинул, аппетит пропал напрочь.

— Уверен, — хмыкнул он и потянулся за бутербродом с чёрной икрой. — Меня чуть не распяли в своё время за эти идеи, просто чудом удалось избежать рудников. Из-за этого мне тогда запретили заниматься фармацевтической деятельностью, денег не стало, дворец приходит в упадок, и только совсем недавно я снова наладил производство, которое меня теперь вкусно кормит. Ты не представляешь сколько лет я ел одни макароны и топил печку в единственной жилой комнате, потому что остальные мне топить было нечем.

— Я не знал таких подробностей, — произнёс я, не зная, как вести себя дальше. Мир рушился на глазах.

— Сань, забей, — сказал обеспокоенный моей реакцией дядя Витя. — Обухов с головой дружит, если он решил такое написать, значит это ему ничем не грозит. Ну или по крайней мере не настолько.

— Ага, давай успокаивай и себя и своего протеже, — гигикнул Курляндский, не останавливая трапезы. — Допрыгаетесь. Надо было втихушку просто работать и всё, как это делаю я.

— Много ты фигни несёшь, Готхард, — недовольно ответил на выпад фармацевта Виктор Сергеевич. — Жизнь в затворничестве не пошла тебе на пользу.

— Моё затворничество — моя вынужденная меня, ты же прекрасно знаешь, — рыкнул Готхард. — И началось оно именно по той же причине, которую мы сейчас обсуждаем.

— Отдай шоколадку обратно! — потребовал Панкратов.

Я удивлённо посмотрел на него. Вид у дяди Вити был абсолютно серьёзным, но я смог уловить, что он сейчас над Курляндским просто глумится.

— Хрен тебе! — гаркнул тот и показал кукиш. — Что ушло — то не вернёшь!

— Силой заберу! — сказал дядя Витя, встал со своего стула и опираясь на трость направился в обход стола к Курляндскому.

— Э! Э! — напрягся тот, пряча лежащую рядом с ним плитку за пазуху. — Ты чего, с ума что ли сошёл?

— Это ты с ума сошёл, пень старый! — взорвался Виктор Сергеевич. — Ты чего здесь лопочешь? Это ты с ума сошёл! Человек увлёкся твоими работами, хочет ввести твои разработки в обиход, а ты вываливаешь ему на голову плоды своих фантазий, основанные на устаревшей информации и слухах!

— Ну ладно, ладно, — примирительно поднял свои ладони Курляндский. — Чего сразу так заводиться? Написал, так написал. Подождём — увидим. Сядь лучше поешь, когда ещё такое увидишь.

— Выбрасываешь ты свои деньги хрен знает на что, Готхард, — сказал уже более спокойно дядя Витя и неторопливо пошёл обратно на своё место. — Лучше бы фасад отремонтировал для начала. У тебя такой красивый дворец был, а теперь он превратился в руины за редким небольшим исключением.

Дядя Витя обвёл рукой великолепие обеденного зала, где мы находились.

— Ага, — крякнул Курляндский. — Чтобы все узнали, что я начал жить хорошо? Пусть лучше продолжают считать, что я нищий и взять с меня нечего.