Неправильный солдат Забабашкин

— Хорошо. Я буду ждать! — произнёс я, словно забыв, что немцы в самое ближайшее время, наверняка, всей массой навалятся на Новск, и нам уже будет и не до гуляний, и не до поцелуев в щёку.

Но именно сейчас мне было не до немцев. В душе теплилась надежда всё же попробовать получить ещё один поцелуй, и я, вновь свернув губы трубочкой, закрыв глаза, приготовился ощутить блаженство.

Однако и в этот раз ничего не вышло, потому что Алёна сказала:

— Не здесь и не сейчас, Лёша. В любой момент может кто-то зайти. Так что открывай свои глазки, я тебе в другой глазик капельки закапаю.

Пришлось подчиниться.

Глава 23 Инструмент

Алёна как в воду глядела. Не успела она закапать мне капли во второй глаз, как дверь распахнулась, и в помещение вбежал Воронцов.

— Забабашкин, ты как, герой, жив?! — прямо с порога произнёс он и, наконец, обратил внимание на девушку: — Здравствуйте, Алёна Игоревна. Ну что, будет жить этот отважный мальчуган?

Такая фамильярность и явное принижение, можно сказать, оголтелая дискриминация по возрасту, зацепила какие-то струны души глубоко внутри и очень меня задела. Очевидно, капитан симпатизировал моей Алёнке, и вот такой нечестный приём должен был отдалить её от меня, что ли. Впрочем, возможно, мне это показалось. В любом случае, сейчас я не стал ничего возражать и поднимать этот неожиданно вставший вопрос, чтобы не заниматься дискредитацией вышестоящего по званию, но сделал себе пометку — поговорить с Воронцовым на эту тему, как только представится возможность. Поговорить и непрозрачно эдак намекнуть, что поступать таким образом — не по-товарищески!

Вышли в коридор, и чекист, поинтересовавшись о моём самочувствии, сказал:

— Лёша, к тебе дело.

— Кто бы сомневался, — ответил я, давно догадавшись, что раз тот примчался за мной, то не просто так, а именно что по делу. — Слушаю вас, товарищ командир.

— Что так официально? Можно просто — Григорий. Ну, или Григорий Афанасьевич. Мы же с тобой договорились, что, когда наедине, то можем общаться как товарищи.

— Товарищи? Ну, ладно, — остановил я себя вновь, чтобы не высказать все, что думаю по данному вопросу, и буркнул: — Так что, товарищ Григорий, у вас ко мне за дело?

— Не понимаю. Что случилось? — нахмурился тот, почувствовав моё раздражение. — Ты обиделся на меня за что-то? За что?

Мне было что сказать на это. Но я вновь себя остановил, решив, что нагонять тень на плетень ни к чему. Может, вообще накручиваю себя на ровном месте со свойственным молодому телу юношеским максимализмом.

Выдохнул и, махнув рукой, сказал:

— Не обращай внимания — переходный возраст.

— А… — задумчиво кивнул головой чекист и, поняв, что всё нормально, перешёл на шёпот: — Слушай тогда, Алёша. На складе артиллерийского полка есть ружьё. Оно не совсем обычное, а считается противотанковым.

— Да ладно? ПТР? А разве они уже есть?

Я помнил, что разработки знаменитого ПТРД — противотанкового ружья Дегтярева и его «коллеги» — ПТР Симонова ведутся полным ходом, но также помнил, что громкая «презентация» данного вида оружия состоится под Москвой лишь в ноябре 1941 года. Немцам такая презентация, естественно, не понравится, а вот нашим военным придётся по душе. Разумеется, первые ПТР нового образца будут страдать всевозможными детскими болезнями, как и любое вооружение, которое массово применяется впервые, но, тем не менее, с помощью дальнобойного оружия пехота научится поражать бронетехнику врага не вблизи от своей позиции (как это делается сейчас с помощью ручных гранат), а на значительном расстоянии. А это, в свою очередь, кратно увеличит шанс выживания пехотинца в бою, что положительным образом скажется на моральном духе в войсках.

ПТР получится настолько удачным, что будет успешно поражать бронированные цели, имеющиеся в распоряжении противника, даже в лобовую проекцию. И продолжаться это будет вплоть до 1943 года, то есть до того времени, когда у немцев появятся новые тяжёлые танки, у которых будет более мощное бронирование. Когда это случится, относительно небольшому калибру ПТР станет невозможно с ними бороться в лоб, но и тогда советские противотанковые ружья не утратят своей актуальности. После первых боёв с тяжёлыми танками появятся рекомендации, чтобы бойцы, вооружённые ПТР, били противника не в лобовую проекцию, а в борт с расстояния 200 метров. Таким образом, можно констатировать, что ПТР сыграют огромную роль в деле будущей Великой Победы.

Но всё это будет потом. А сейчас мне Воронцов предлагал пострелять из того, чего ещё нет и, по сути, не могло быть в войсках.

«Это что, альтернативная реальность, в которой временные процессы идут не так, как в том мире, где жил я? — пришла в голову мысль. Но в связи с тем, что других расхождений с моей прошлой историей я не замечал, то, отбросив эту версию, предположил другую, более правдоподобную: — Или, возможно, это какая-то опытная партия, которая прибыла на фронт для испытаний, но по какой-то причине в войска не поступила и была потеряна при отступлении и связанной с ним суетой, а иногда даже паникой?»

Однако всё оказалось куда прозаичней и никакой фантастикой не являлось.

— Что значит, существуют уже? Конечно, существуют. Но тот образец, что найден на складе, снят с вооружения.

— Как это? Не успел появиться, и уже снят?!

— Противотанковое ружьё Рукавишникова появилось не вчера, а разработано в 1938 году. — Менторским тоном произнёс Воронцов. ­– На вооружении оно состоит с 1939 года, а снято потому, что в нём нашлось множество недостатков. В серию оно не пошло, однако на складах в армии осталось. Можно сказать, нам повезло, и одно из них тут случайно нашлось, — пояснил собеседник, сморщив кислую мину на лице. — Только вот…

— И чего ты скис тогда? Тут радоваться надо, а ты такую мину скорчил. Если оно рабочее, то боец сможет танки поражать.

— Да это не из-за винтовки. Патронов к ней раз-два, и обчёлся. Всего двадцать пять штук. — Вздохнул тот.

— Н-да, не густо, — согласился с ним я и, поняв, куда клонит чекист, спросил: — И ты хочешь, чтобы из этой винтовки стрелял я?

— Есть такое предложение. Немцы вскоре пойдут в атаку, а их танки останавливать толком нечем. Пушек у нас мало, так что твоя снайперская стрельба по ним из ПТР придётся как нельзя кстати. Только вот дело в том, — он пристально посмотрел на меня, — что мы не знаем, на что способно это оружие. В наличии нет ни одного человека, кто хотя бы раз стрелял из этого ПТР. Поэтому насколько далеко и насколько точно из него можно вести огонь, мы представления не имеем — никаких инструкций с тактико-техническими характеристиками этого оружия найти на складе не удалось, НСД тоже не завезли, поэтому было принято решение провести пристрелочные стрельбы.

— Но ведь патронов мало, — напомнил я. — К чему расходовать и без того скудный боезапас?

— А как по-другому? Вдруг ты не справишься в боевой обстановке с задачей?

— Это ещё почему?

— А потому что не мосинка это. И из такого ружья ты, сдавая нормы ГТО, однозначно, не стрелял. Оно больше и отдача у него, скорее всего, сильнее, потому что патрон массивней, заряда там уж точно не как у винтовки!

— Думаешь, лягаться будет?

— Уверен, что будет. Только вопрос: насколько сильно? И сможешь ли ты после этого продолжать стрельбу?

— Очень может быть, что и не смогу, — в задумчивости произнёс я.

Собрав по кусочкам в памяти кадры из фильмов и информацию, полученную из книг, я мог с уверенностью сказать, что подобные ружья имеют очень сильную отдачу. Да такую, что у бойцов, ведущих из них огонь, всё плечо превращалось в сплошной синяк, а это означало, что после одного-двух выстрелов в дальнейшем придётся стрелять через боль. Мало того, ещё в воспоминаниях услужливо всплыли уж не знаю насколько исторически достоверные факты о ходе испытаний при принятии ПТР на вооружение. В частности, о том, что некоторые опытные экземпляры даже могли сломать ключицу стрелявшему из них бойцу, но такую садистскую инициативу со стороны особо рьяных военачальников разменивать один выстрел на здоровье одного солдата зарубил сам Сталин.