Непредвиденные обстоятельства

Адвокат извлек из внутреннего кармана мундира черный, с блестящей пуговицей в уголке носовой платок и оглушительно высморкался.

– Нельзя.

– Как?
– Кошкин опешил.
– Почему?

– Видите ли, - спрятал носовой платок адвокат, - статья уголовного кодекса, по которой выносится приговор, равно как и сам вынесенный приговор, хранятся в глубочайшей тайне.

Далее адвокат поведал остолбеневшему экипажу "Искателя", почему именно ни статьи обвинения, ни приговора никто никогда не узнает.

– В этом и состоит основное отличие нынешних процессуальных норм от прежних. Если преступник узнает, какое преступление он мог совершить в будущем, мысль об этом западет ему в голову, и решение суда окажется своеобразным стимулом зарождения преступного замысла. А ведь именно ради пресечения этого замысла и выносится приговор.

У Кошкина голова шла кругом.

– А почему же нам не сообщают, какому наказанию нас решили подвергнуть?
– поинтересовался Альварец.

– По той же причине. Зная меру наказания, преступник может, соотнеся ее с прежним уголовным законодательством и сообразуясь со своими наклонностями, установить, какое преступление ему инкриминируется. Следовательно, решение суда окажется... Впрочем, об этом я уже говорил.

– К-капитан, - вдруг начал заикаться Кошкин.
– Ты не находишь, что эта к-камера похожа на к-камеру с-смертника?

– Смертная казнь на Когоа отменена. Мне пора, - адвокат подошел к двери.
– Если я вам понадоблюсь, нажмите кнопку. Вот здесь, у двери. В любое время, но лучше днем.

Альварец и Кошкин снова остались одни. Кошкин посмотрел на капитана. На капитана было жалко смотреть. Альварец посмотрел на штурмана. На штурмана было жалко смотреть.

– Ты что-нибудь понял?
– спросил Альварец.

– Понял, - ответил Кошкин.

– Что ты понял?

– Нам отсюда не выбраться.

– Почему?

– Потому что, если мы выйдем, значит, мы отсидим здесь вполне определенный срок. Так?

– Так, - согласился Альварец.
– Ну и что?

– Мы, когда выйдем, этот срок знать будем. Так?

– Так, - снова согласился Альварец.

– Значит, мы, рассуждая теоретически, сможем установить, какое именно преступление нам инкриминировалось... инкрими... Короче говоря, будет инкриминироваться... Так?

И с этим Альварец согласился. Он только спросил:

– А на кой черт нам это устанавливать?

– Ты погоди, - Кошкин мотнул головой.
– Дай договорить.

– Валяй.

– Следовательно, освобождение осужденного, опять-таки, может способствовать возникновению в голове преступника... Ну, это он нам уже объяснял. Следовательно, мы будем сидеть здесь...
– штурман не договорил и обреченно махнул рукой.
– Понял, рецидивист?

– Между прочим, рецидивистов здесь тоже быть не может, - угрюмо поправил Альварец.
– Как можно повторно совершить преступление, если и первый раз не успел подумать, как тут же загремел. Пожизненно превентивно...

– Идиотские порядки, идиотская планетка, - заключил Кошкин.

– Порядки...
– согласился Альварец.
– Порядочки...
– он замолчал и уставился остановившимися глазами в угол. Кошкин тоже взглянул в угол, но, поскольку в углу не было ничего, он тревожно спросил:

– Ты чего?

– Не мешай, - отмахнулся Альварец.
– Значит, порядки...
– он вдруг подошел к двери и решительно нажал кнопку звонка.

– Ты чего?

– изумлению Кошкина не было границ.

– Сказано - не мешай. Молчи, главное.

Едва капитан произнес эти слова, как появился адвокат.

– Я же просил - лучше днем...
– сказал он.

– Видите ли, - вкрадчиво начал Альварец.
– Нам с моим другом, - он повернулся к Кошкину, - кажется, что в отношении нас со стороны когоанских властей допущена прискорбная ошибка.

Кошкин с готовностью кивнул.

– Все так говорят, - вяло ответил адвокат.

– Вы не совсем верно поняли меня, - Альварец светски улыбнулся.
– Мы никоим образом не подвергаем сомнению компетентность когоанских властей в... э-э... ну, во всем, - капитан снова повернулся к Кошкину. Тут штурман был абсолютно не согласен с ним и открыл было рот, но Альварец подмигнул ему, и штурман молча кивнул еще раз.
– Я говорю об ошибке с точки зрения именно когоанских законов. Впрочем, это, скорее, не ошибка, а легкое недоразумение, которое, однако, может иметь серьезные последствия.

– Для кого?
– тускло спросил адвокат.

– Для когоанского уголовного законодательства, - неожиданно рявкнул Альварец. Этим он окончательно сбил с толку штурмана, но вызвал интерес адвоката. В глазах того впервые появился слабый огонек.

– Объясните, - сказал адвокат.

– Извольте... Да не мешай ты!
– цыкнул Альварец на Кошкина, который пытался делать ему какие-то знаки.
– Итак, мы осуждены превентивно, - он снова повернулся к адвокату.

– Совершенно верно.

– Без разглашения тайны приговора и вообще судопроизводства.

– Совершенно верно.

Приблизив свое лицо к лицу адвоката, Альварец многозначительно и веско прошептал:

– Она уже разглашена.

Адвокат отшатнулся.

– То есть как?!

Альварец продолжал сверлить его взглядом.

– Да объясните же!
– адвокат явно занервничал.

Альварец обвел рукой пространство.

– Это тюрьма?

– Разумеется, тюрьма, но...

– Гражданам известно, что это тюрьма?

– Известно, но я не понимаю...

– А известно ли гражданам Когоа, что в этой тюрьме в настоящий момент отбывают срок заключенные? Превентивно, - добавил он и торжествующе посмотрел на адвоката.

Тот задумался.

– Вы хотите сказать...

– Вот именно! Вижу, что вы начинаете понимать. Если, согласно вашим новым законам, во избежание...
– он запнулся.
– В общем, если нельзя разглашать приговор, то тем более нельзя осужденных содержать в тюрьме. По логике. Теоретически рассуждая, это может привести к тем же последствиям, что и разглашение приговора.

– Теоретически, конечно, да, но...

– Теория в любой момент может получить практическое подтверждение, капитан придал своему лицу максимально преступное выражение.
– Вы же специалист, профессионал, вы должны это учитывать.

Кошкин молча хлопал глазами. Он ничего не мог понять в том загадочном диспуте, который происходил между Альварецом и адвокатом.

– Но не можем же мы содержать осужденных не в тюрьме!
– с отчаянием в голосе сказал адвокат.

– Согласен, - снисходительно молвил капитан.