Непредвиденный маршрут
Шрифт:
Нет, конечно! Это чайки кричат.
Днём негромко, но зато по ночам
Впечатление, что стал им гнездом
В поднебесной высоте каждый дом.
2.
Мой любимый аттракцион –
кормление чаек булкой.
Нет, не ладожские чайки
Надо мной сейчас кружат.
Это чайки-попрошайки,
Черномасочный отряд.
Эти выросли на водах
Гордой
Да, не царская порода
От хвоста до головы:
В них – охотничья сноровка,
Жадность, лёгкость и азарт.
Как стремительно и ловко
Ловят свой внезапный фарт.
Надо мной парят резонно:
Корм готовы есть из рук!..
Издают не крики – стоны –
Попрошайничанья звук.
***
Муравьиные тропы метро.
Переходы, подъёмы и спуски.
Городское земное нутро –
Мир тоннельный, таинственный, узкий.
Сколько там разбежалось путей!
Сколько встреч на дистанции длинной,
По которой летят в темноте
Голубых поездов исполины.
Людной станции яркий сюжет
Промелькнёт или примет в объятья,
Но у всех – успеваю понять я –
Цель едина – на солнечный свет.
***
…На Петроградку пришла зима…
Из Интернета
С Васьки доеду легко до Гостинки
В садике Катькином передохну.
Там, за фасадом Александринки
Улицы Росси отмерю длину.
Мимо Вагановки и до Апрашки –
Шаг мой широк и походка легка –
После, себе не давая поблажки,
Я по Садовой, дойду до «Кулька».
Дальше – на Троицкий и – к Петроградке.
В жизни моей всё как будто бегом:
И Петербург – впопыхах и украдкой –
Сленгом записан почти целиком.
Кажется, стёрлась названий основа.
Да, панибратство, конечно, не ново:
Лиговка, Таврик, Стамеска, Финбан…
Город не город – дружбан.
***
Экскаватором рушат прошлое…
Насаждают стеклянное, пошлое.
Вне гармонии, вне истории –
Чужеродные территории.
На спектакль современный похожие,
Где вся классика переложена,
Переставлена с ног на голову.
Мысли побоку, тело голое –
Эпатируют. Кто-то сценами,
Кто – домами, вернее – стенами.
Заблудилось моё восприятие –
Что важнее? Какие понятия?
Эпатаж, что взрывает сознание,
Или классика созидания?
Летнее кладбище
Непринуждённо, светло и легко
В городе мёртвых поют соловьи,
В пластик печальных могильных венков
Длинные трели вплетая свои.
Знойного лета пылающий шар
Сушит живое, как будто в аду.
Пышных кустов зеленеет муар –
В райской прохладе я
тихо иду.Солнечный луч меж столетних ветвей
Мне подмигнёт и исчезнет опять.
Как херувим, мне поёт соловей…
Летом сюда прихожу воскресать.
Март
Не могут город обойти
Весны с зимою споры.
Опять сугробы на пути,
Как снежные заборы.
Молчит ватага воробьёв
На побелевших ветках.
Бормочет дворник: «Ё-моё…»
И думает о предках.
Опять грозит сорваться с крыш
Пушистая лепнина…
В морозный март, как будто спишь,
Жива наполовину.
Проходишь сквер и – Боже мой!
Вполне земного вида
Из влажной пены снеговой
Возникла Афродита.
Пусть кто-то скажет, что она
Дурного вида баба.
Да что вы! В ней любовь видна
Весеннего масштаба.
***
Зашла в Гостиный ранним визитёром:
Загнал привычный атмосферный фронт.
Себя стыжу и шарю алчным взором –
В который раз забыла дома зонт.
Гостиный двор с утра уютно светел.
Ещё он тих торжественно и пуст.
Как в солнечном, купаюсь в тёплом цвете,
Глядясь в янтарь колец, серёжек, бус.
Зажмурюсь от серебряных поделок,
Как будто от сверкания воды.
Отдел часов – чуть слышный щебет стрелок,
Отдел цветов – эдемские сады.
Брожу в раю, совсем забыв о том,
Что просто заскочила за зонтом.
***
У стен Петропавловской крепости
Ещё в состоянии крепости
Стоит небольшой снеговик.
Он, словно охранник изваянный,
Готовый к защите отчаянной
В любой угрожающий миг.
Обличие снеговиковое –
Привычное взору, не новое:
Торчат угольками глаза,
А ртом стала веточка тонкая
И нос обозначен картонкою,
И снегом полны телеса.
Но бродят собаки бездумные,
Мальчишек компании шумные,
Спешит в наступленье весна.
И сбудется самое худшее:
Развалится снежною кучею
Охранника крепость могучая,
И крепость – не защищена.
Электросамокаты
Хозяевами брошены,
Покинуты, забыты,
Зверёныши дорожные,
Колёса – что копыта.
Стоят они, бездомные, –
Гибрид жирафа с корги,
Печальные, огромные.
А как летели с горки!
Носились тротуарами,
Бросались на прохожих.
Во тьме пугали фарами,