Непридуманная история взросления

– Вон, посмотри, Игорь, – в очередной раз приводила яркий пример мама, – сын тети Тани, родной сестры нашего соседа дяди Вовы, на одни пятерки учится, он школу с отличием закончит, на работу хорошую устроится, а ты – двоечница. Куда тебя возьмут? Будешь вон полы в подъезде мыть…

– Почему ты меня постоянно с кем-то сравниваешь? – обиженно хмуря брови спросила я.

– А что такого? Я тебе наглядный пример привожу, чтоб ты знала на кого ровняться, – обиделась в свою очередь мама.

«Мама меня очень любит и желает только добра, – мысленно говорила я своему отражению в зеркале, чистя зубы перед сном – а я не оправдываю ожиданий, поэтому мама всегда мной недовольна. Я плохая дочь!» – и шла спать, думая о том, как бы угодить своей, постоянно уставшей и недовольной маме.

Когда папа ушел из авиации, он стал учителем. Он учил мальчишек и девчонок 10—11 классов устройству грузового автомобиля, как им управлять, что может сломаться и как это починить. Они изучали правила дорожного движения и учились ездить на настоящих грузовиках, а окончив школу вместе с аттестатом получали права категории С.

Папин учебный класс находился вне школы. Это была небольшая одноэтажная постройка рядом, фактически обычный гараж, просто очень большой. В нем стояли настоящие грузовики и легковушки. А еще здесь же располагалась автомастерская, где машины разбирали и чинили.

По всему гаражу были разложены детали автомобилей – разобранные двигатели, коробки передач, всякие пришедшие в негодность трубки, подшипники, шестеренки, амортизаторы. То тут то там валялись грязные промасленные тряпочки, которыми протирались различные агрегаты автомобиля, стояли канистры с отработанным маслом или еще какими-то жидкостями. Здесь всегда было грязно, пахло машинным маслом и бензином, как и папины руки.

Неприметная дверь с торца гаража вела в учебный класс, отгороженный глухой стеной. С виду это был самый обычный класс, как в школе – большое, ярко освещенное, просторное помещение, где рядами стояли парты и стулья, напротив располагался учительский стол, а за ним большая школьная доска. На стенах и над доской висели различные плакаты с учебным материалом, вдоль стен на отдельных подставках стояли макеты деталей автомобиля в полную величину в разрезе – наглядные пособия.

Надо ли говорить в этой ситуации, что за руль я села достаточно рано. Папа говорит, что я начала водить раньше, чем ходить, но я думаю, езда на коленках – это все-таки немного другое.

Помню, мне было лет семь, когда я впервые самостоятельно села за руль автомобиля. И это был грузовик – ЗИЛ какой-то там. Обучение мое происходило где-то в лесополосе, где я не смогла бы причинить вред ни случайному прохожему, ни чьему-либо имуществу. Ну и папа был рядом и контролировал меня вторым комплектом педалей, которые являются обязательным оборудованием учебного автомобиля.

Уроки наши были нечастыми, но в восемь лет я спокойно трогалась с места, ехала, осуществляла повороты и развороты, парковалась, останавливалась и выполняла все фигуры автодрома на грузовом автомобиле. Папа периодически прикрикивал на меня, но в целом был мной доволен.

После дедушкиной смерти обязанность отвозить меня домой легла на папу, ведь мы с ним трудились в одной школе.

Я подросла, и больше не было необходимости оставлять меня с кем-то, теперь я могла спокойно находиться дома одна, но все равно после уроков я часто просила папу отвезти меня к бабушке. Да и сама часто бегала к ней в гости, одна или с подружкой. Просто так. Внезапно. Без предупреждения. На чай с печеньем или пельмешки, чтобы сидеть вместе на крохотной кухне и слушать в сотый раз рассказы о бабушкиной молодости, прижиматься к ее мягкому телу и вдыхать запах выпечки, которой она всегда пахла. Она окутывала меня любовью, которой мне так не хватало от мамы.

Уроки в начальной школе всегда заканчивались раньше папиных, поэтому я часто прибегала к нему после занятий и играла с мелкими деталями автомобиля, которые вытаскивала из наглядных пособий, пока папа не видит, или молча сидела на задних партах, рисуя в тетрадке цветными карандашами, которые всегда находились у него в столе.

Когда он вел урок, всегда был таким важным, серьезным, надевал пиджак и брюки, брал в руки указку, ходил по кабинету, показывая всякие штуки и объясняя для чего они нужны. Ученики его внимательно слушали и постоянно что-то записывали. Я тоже слушала, недолго, мне были непонятны слова, которые папа постоянно повторял – коленвал, подшипник, клапана – поэтому быстро становилось скучно, и я возвращалась к своим детскими делам.

После того как папины уроки заканчивались, начинались практические занятия – кто-то из учеников садился за руль грузовика, папа садился рядом и под его внимательным руководством мы трогались с места. Во время движения мне запрещалось баловаться, я должна была сидеть очень тихо, не болтать и не крутиться, чтобы не отвлекать ученика от ситуации на дороге.

И я молчала. Честно говоря, мне никогда даже не хотелось ни говорить, ни шевелиться. Папа во время практических занятий был очень строг, он ругался, когда ученик что-то делал не так, заставлял его останавливаться, пересказывать ситуацию, которая произошла на дороге, рассказывать, что было неправильно и как должно быть правильно. И мы не трогались с места, пока ситуация не была полностью разобрана, и ученик не ответил на вопросы. В общем, во время этих практических занятий я боялась папу.

До шестого класса я училась в гимназии, где из одаренных детей одаренных родителей стремились сделать выдающихся ученых, двигателей технического прогресса, деятелей искусств и будущих политиков. И я гармонично развивалась наряду с гениями и детьми богатых родителей.

Когда я перешла в шестой класс, папа уволился из «школы для одаренных детей» и устроился инструктором в обычную автошколу, и внезапно оказалось, что возить меня в такую даль мало того что некому, так еще и некогда, а забирать и подавно. Так я попала в самую обычную среднюю школу возле дома, где стала учиться в самом обычном общеобразовательном классе.

На первый урок в своей новой школе я опоздала, учительница русского языка, очень неприятная тетка, остановила меня возле доски и устроила мне допрос с целью познакомить класс с новой девочкой. Где училась? Зачем перевелась? Что знаешь? Что умеешь? Чем увлекаешься? И прочие раздражающие вопросы, на которые я старалась ответить максимально кратко.

Пока учительница пыталась выжать из меня хоть какую-то информацию, я водила взглядом по классу в поисках знакомых лиц. Оно нашлось быстро. На первой парте, прямо напротив меня сидела девочка из соседнего двора, с которой мы раньше время от времени вместе играли в песочнице, звали ее Лерочка. Лерочка меня сразу узнала.

– Привет, – беззвучно сказала я ей, пока учительница продолжала допрос.

– Привет, – так же беззвучно ответила Лерочка, и так началась наша многолетняя дружба.

Школа, в которую я теперь ходила, была через дом от нашего. Очень удобно, ехать никуда не нужно и я могла ходить самостоятельно. За школой располагалась замороженная стройка – две свечки в шесть и девять этажей и что-то напоминающее подземную стоянку или будущую торговую площадку, соединяющую два этих здания, а сразу за стройкой лесочек и речка – место довольно тихое в сравнении с двором.