Неприкаянные

Бритва понял наконец, что от Майны ничего не добьешься, и обернулся к Саре. Та крепко спала.

— Свинья ты, Майна, — сказал он сонным голосом. — Хоть и школьный товарищ, а свинья. Не помнишь разве, как мы стащили у учителя портфель и убежали из школы?

— Не убегал я ни из какой школы, — возразил Майна. — Я держался до конца…

— И осел к тому же, — продолжал Бритва. — Пьяный осел.

Майна засмеялся, не понимая, почему Бритва сердится.

Все обитатели лачуги уже спали. Свеча почти сгорела. Осталась лишь капелька стеарина, крошечное пламя билось о горлышко бутылки. В притупленном сознании Майны всплывали, сливались и растворялись картины прошлого.

— Знаешь что, Бритва, — сказал он. — По-моему, я никогда вместе с тобой не учился. По-моему, ты вообще нигде не учился. Не было среди моих школьных товарищей ни одного, кто воровал бы у учителей портфели и убегал бы из школы. — Майна снова икнул. — Я люблю читать, Бритва. Я прочел много книг. И в пансионах жил, безропотно ел похлебку, спал на тюфяках. Сдал экзамены и отправился на поиски приличного места. А в городе спал в мусорных баках и… прислуживал в разных паршивых кухнях. И вот попал в твою грязную шайку… — Майна сделал паузу. Бритва громко храпел. — А еще у меня был друг. Настоящий земляной червь. Землю копал лучше крота. Хороший был товарищ. Мы с ним вместе читали. Прочли столько книг, сколько вам, мартышкам, и не спилось. Жаль что Меджи здесь нет, а то он сказал бы вам, что я о вас думаю. — Майна икнул и клюнул носом. — Так что, Бритва, живешь ты без толку. Прячешься в этой дыре, пьешь мочу и жрешь насекомых, словно мышонок какой. И все вы тут ублюдки. Ублюдки, Бритва. Но мне вы нравитесь. Мне бы надо…

Огонек свечи, напуганный обступавшей его темнотой, все еще отчаянно цеплялся за жизнь. Потом забился в агонии, точно умирающий человек, вспыхнул в последний раз и пропал в холодной тьме. Да и весь Шенти-ленд окутался мраком, скрывшим его нищету и скромные радости, его привязанности и тайные страхи.

Майна лениво плелся по улочке предместий. Его патрульная служба кончилась, и он шел отчитываться перед главарем шайки. День выдался весьма удачный, его товарищам приятно будет узнать, что скоро, очень скоро у них появится еда. Ремесло свое он освоил окончательно и не боялся ходить по городу один. Встреча с полицейским его уже не так пугала, как прежде. С Подметальщиком и другими членами шайки он научился ладить. Полиции можно не опасаться, пока не даешь повода для подозрений. Порою полицейские бывают даже дружелюбны, если ты не суешь носа на подвластную им территорию. Но слишком уж фамильярные отношения могут расположить полицейского к тебе настолько, что он посадит тебя в машину и отвезет в участок. А там — темная комната и пристрастная «беседа», которая может кончиться тюремной решеткой. Избежать тюрьмы можно только одним способом: никогда не пытаться убедить в чем-нибудь полицейского. Раз уж он задался целью заслужить себе медаль, то никакие доводы разума не убедят его в твоей невиновности. Для него ты всегда преступник, даже если твое преступление ничем не доказано. Многие честные граждане, пытающиеся защитить свое доброе имя, только усугубляют положение, от решетки же это их все равно не избавляет. Поэтому Майна твердо усвоил одно сокровенное правило: увидишь полицейского — сразу пускайся наутек и моли бога, чтоб тебя не догнали. Даже если этот полицейский дружески с тобой заговаривает.

Как объяснить ему, почему ты в лохмотьях и без ботинок? Полицейские хотят знать все: и что ты ел сегодня на обед и где тебя искать в декабре будущего года? Как объяснить ему, почему ты стоишь у витрины и с вожделением глядишь на выставленные там кексы? Если скажешь, что пробовал кекс только один раз в жизни (на ферме, в двадцати милях от города), то он спросит, почему ты сейчас не на ферме и почему слоняешься по улицам, в то время как все остальные работают. Не скажешь же ты ему, что работаешь во-ром-карманником. Так что как ни крути, а дорога тебе одна — в тюремную камеру; полицейский же, этот милый слуга народа, получит за тебя новенькую блестящую медаль, а то и прибавку к жалованью. Каждый живет как умеет.

Майна дошел до косогора, спускавшегося к Шенти-ленду, и остановился в глубоком раздумье. Люди, изредка проходившие мимо, с уважением посматривали в его сторону. Его здесь уже знали. Хотя он и состоял в шайке Бритвы, но был добрее и общительнее других, в глазах его не было такой пустоты и жестокости. Он не пинал ногами кур, не давал затрещин детям, мешавшимся у него под ногами. Его редко видели пьяным. Он никогда не выплескивал воду на картонные стены соседских хижин и не обзывал соседей скверными словами. Люди радовались, что среди товарищей Бритвы нашелся человек, который вежливо здоровается с ними и относится к ним с участием. Случалось даже, что Майна давал кое-кому из жителей поселка взаймы деньги, заранее зная, что те никогда не смогут вернуть долг, хотя и обещают.

Майна задумчиво смотрел с вершины холма вниз, на поселок. В воздухе, как обычно, стояли дым, пыль и гомон. Люди, возвращавшиеся домой после бесконечных поисков средств к существованию, не вызывали у него неприязни. Напротив, он считал, что со временем мог бы и полюбить их. Он сравнил жителей Шенти-ленда с батраками фермы, на которой трудился вместе с Меджей. Батраки, работающие за банку муки и бутылку снятого молока, низведены до положения чуть ли не рабов белого хозяина и его приказчика-зверя, в то время как обитатели Шенти-ленда чувствуют себя свободными. Правда, они тоже бедны, но над ними, по крайней мере, нет ни хозяина, ни приказчика. Здесь каждый себе хозяин, каждый как умеет добывает пропитание своей семье. И каждый надеется на лучшую долю. В Шенти-ленде нередко можно встретить людей, много лет проживших в поселке: им и жить-то, может быть, осталось недолго, а они мечтают: «Когда накопим денег…» Вот что значит не падать духом. Майна тоже никогда не падал духом. Надежда на лучшую долю помогла ему выдержать многие испытания: учебу в школе, скитания на задворках, работу на ферме и, наконец, жизнь в «священном» Шенти-ленде.

— Приветик! — услышал он у себя за спиной и быстро обернулся на женский голос.

— А, Делила. Привет, — обрадованно сказал он и протянул девушке руку.

Делила, одна из самых привлекательных девушек в Шенти-ленде, внимательно посмотрела на него.

— Ты чем-то встревожен?

Он улыбнулся и покачал головой.

— Нет. Просто думал.

— О ком?

— О тебе, крошка. О ком же еще?

— Ну, и что ты обо мне думал? — с улыбкой спросила она.

— Где ты была?

Она помедлила с ответом. Он смотрел на нее: большие черные глаза, длинные черные ресницы, круглое личико и улыбчивые губы, обнажавшие два ряда ровных зубов.

— На работе.

— На работе?

— Да.

Ее улыбка показалась Майне вызывающей. Значит, нашла себе место и теперь работает.

— Давно?

— Уже три дня.

Майна улыбнулся, сжал ее маленькую ладонь и заглянул ей в глаза.

— Где?

— В городе.

— Где в городе?

— В баре «Дружба».

Майна удивленно поднял брови.

— Официанткой.

Он смотрел на нее с застывшей улыбкой. Потом качнул головой и тихо прищелкнул языком. Знакомясь с ней несколько месяцев назад, он пленил ее именно этим жестом и этим прищелкиванием.

Она широко раскрыла глаза и спросила:

— Ты не рад?

Майна не отвечал. Желая скрыть свое огорчение, он погладил ее плечо и крепко сжал руку. Но она разгадала его мысли, и он это понял. Она знала, чего он боится. Он попробовал снова улыбнуться, но вместо улыбки получилась страдальческая гримаса.

— Я не брошу тебя, Майна, — с жаром сказала Делила.

Майна притворно засмеялся.

— Никогда?

— Никогда.

— Даже если я вор, грабитель, пьяница и… безработный?

— Даже если ты одноглазый, одноногий и страшный, как дьявол.

Майна с нежностью посмотрел на нее и хотел было опять прищелкнуть языком, но Делила сделала это раньше него. Они рассмеялись. Она придвинулась ближе и заглянула ему в глаза. Он обнял ее за плечи и стал целовать в лоб. Сзади послышались чьи-то шаги, и они отпрянули друг от друга. Майна оглянулся. По тропинке шла пожилая женщина. Она улыбнулась понимающей улыбкой и прошла мимо в сторону поселка. Делила высвободилась из его объятий.

— Мне пора.

— Куда ты торопишься? — спросил он. — Может, тебе стыдно, что нас видят вместе?

— Не надо так говорить. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Но иногда я не понимаю тебя. Ты как-то… странно себя ведешь.

Майна взял ее руки в свои и посмотрел на ее обиженное лицо.

— Ты мне нравишься, — сказал он.

— Только нравлюсь?

— Не только.

— Очень нравлюсь?

— Да, очень, очень и даже больше.

— Любишь? — Она широко улыбнулась.

Майна, стараясь удержать слезы, выдавил улыбку.