Неприкаянные

– Тетушка...
– начал я.

– Открывай, ведьма, - прошипела Джулия. Я удивленно обернулся. Джулия нацелила на старуху пистолет. В темноте даже такая игрушка выглядела устрашающе, я уж не говорю про решительный вид Джулии. Старуха пробурчала что-то себе под нос, но открыла.

– Слушай, ну и страшная же она. Ее можно в фильме ужасов снимать без грима, - прошептала Джулия, когда мы скудно поужинали, приняли ванную (одну на двоих, потому как водопровода в доме не имелось) и уединились в отведенной нам комнате.

– Зачем ты так? Родственница все-таки, - укоризненно произнес я.

– Она бы не открыла по-хорошему, - возразила Джулия.

– Нет, открыла бы, - не сдавался я, - надо было только дать мне немного времени.

– Не открыла, не открыла, - дразнилась Джулия, выводя меня из себя.

Это был первый день, когда мы не занимались любовью. Обиженные на весь мир, молча отвернулись друг от друга и уснули. Я проснулся раньше, Джулия еще спала. На кухне я застал тетку. Она копошилась возле плиты, пыхтя папиросой и демонстрируя мне сгорбленную спину.

– Доброе утро, - бодрым голосом произнес я. Старуха хранила молчание.
– Как твое здоровье?
– участливо спросил я.

– Жива еще, - проскрипела она.

– Ну, вот и славненько, - громко сказал я.

– Нечего орать, я еще не оглохла. И не надо разговаривать со мной, как с умалишенной, - огрызнулась тетка.

– Я и не думал, - примирительно ответил я.
– Ты не хочешь узнать о своей сестре?

– Об этой сучке?
– зло прошипела старуха.
– Знать не желаю.

Я удивился. Насколько я помнил, мать была в прекрасных отношениях с сестрой. Они постоянно переписывались, и мать несколько раз гостила у рано овдовевшей Элис.

– После того, как она увела у меня Кевина, твоего отца, я слышать про нее не желаю, - она развернулась, выставив передо собой поварешку.
– Не смей произносить в моем присутствии ее имя, - прокричала старушенция.

"А она и правда страшненькая. Джулия была права". Лицо походило на печеное яблочко, седые космы торчали в разные стороны, вставные зубы смахивали на пожелтевшие клавиши старого пианино. Насколько я помнил, тетя Элис была весьма милой женщиной. Да и моего отца звали вовсе не Кевин. Меня словно обдало кипятком. Это не моя тетка. Скорее всего, она вовсе не Элис. Я даже не был уверен, тот ли это город. Что уж говорить про дом? "Впрочем, без разницы, - успокаивал я себя.
– Отсидимся пару-тройку месяцев, а там видно будет. Добраться бы до мексиканской границы".

– Что тебе тут надо? Зачем эту чертову куклу притащил? Думал, я не знаю, что ее везде ищут? Я хоть и старая, но из ума еще не выжила и телевизор смотрю, - прервала мои мысли тетка, которая не Элис.

– Отсидеться нам надо. Не бойся, мы тебя не обременим.

– А если и обременим, то перетопчешься, - прошипела Джулия за спиной.

Бабка только злобно зыркнула на нее зелеными глазищами. Швырнула на стол тарелки с подгоревшей яичницей и поковыляла прочь, буркнув:

– Уберете за собой.

– Спасибо, - крикнул я, не оставляя надежды подружиться со старухой. Поссориться всегда успеешь.
– Чего ты такая злая?
– накинулся я на Джулию.

– Станешь тут доброй, как же. Ты посмотри на меня, - у Джулии в глазах стояли слезы, - На кого я похожа? Краска с волос слезла, косметики никакой, даже глаза нечем накрасить. Ноготь поломался, - перечисляла она свои "беды".

Я без особого аппетита ковырялся в тарелке.

– Да как можно есть эти помои?
– Джулия со звоном бросила в тарелку вилку и, рыдая, бросилась в свою комнату.

Я, вздохнув, впихнул в себя остатки яичницы. Помыл тарелки. Бабку я нашел в гостиной перед телевизором.

– Тетя, где у вас магазин?

Выяснив все подробности, я решил, что поеду в соседний городок. Здесь слишком опасно, местные сразу заметят незнакомца. А у автобуса маршрут длинный, почти до самого Финикса. Перед уходом заглянул к Джулии. Она по-прежнему рыдала, уткнувшись лицом в подушку.

– Я в магазин, что тебе купить?
– поинтересовался я. Рыдания сразу прекратились.

– Купи сигарет, тушь, тени, помаду, ножнички, банку кофе, бутылку виски, краску для волос, - перечисляла Джулия, загибая пальцы.

– Как ты там сказала? Перетопчешься, - отрезал я.
– Или помада или тушь, выбирай, на остальное нет денег.

– Урод, - она бросила мне вслед подушку, рыдания возобновились с новой силой.
– Помаду, - услышал я, уходя. Я ухмыльнулся, вернулся в комнату.

– Пистолет, - я протянул руку.

– Зачем?
– Джулия выглядела испуганной.

– На всякий случай, - руку я не опустил.

– Нет, не дам, - она замотала головой.

– Тогда иди в магазин сама, - я развернулся, делая вид, что ухожу.

– Ладно, держи, - Джулия со вздохом протянула свой пистолет.

До магазина я добрался без особых приключений, затарив все необходимое, возвращался на вокзал. На полпути на плечо легла чья-то ладонь. Я похолодел. Переложив пакет в другую руку, нащупал в кармане пистолет. Медленно повернулся. На меня, широко улыбаясь, смотрел красномордый толстяк.

– Джеймс, - прокричал он.
– Какими судьбами, старина?

– Вы обознались, - я вздохнул с облегчением.

– Как? Массачусетский технологический?
– от толстяка было не так-то просто отделаться.

– Никогда не был в Массачусетсе, - ответил я.

– Так ты не Джеймс?
– разочарованно протянул он.

– Нет.
– Наконец, до него начало доходить.

– А как похож, ну прямо одно лицо, - вздохнул он.

– Мне очень жаль.

Я продолжил свой путь, чувствуя буравящий спину взгляд. Этот инцидент выбил меня из колеи. Весь обратный путь я трясся, как осиновый лист, ожидая, что позади вот-вот послышится вой полицейских сирен.

– Опять бобы?
– кипятилась Джулия.
– Третий день подряд.

– Слушая, ты, потаскуха, - орала старуха.
– Вы все сожрали, остались только бобы. Так что либо жри, либо пухни с голоду.

Она была права. Мы жили у нее уже почти месяц, деньги кончились. Я припрятал последние двадцать баксов на черный день. Джулия, естественно, не знала.

– Уймись, - я положил руку на плечо Джулии.

– Да пошел ты, - она скинула мою руку и опрометью бросилась в комнату.