Неприкаянный 2

Вскоре к носовому трёхдюймовому орудию присоединились три пятидесятисемимиллиметровых. Как показала практика, эти малокалиберки малоэффективны против миноносцев, но их вполне достаточно, чтобы доставить проблемы для нашего катера. И уж тем паче в японском исполнении. Самураи стараются запихать шимозу или порох в свои гранаты по возможному максимуму. И у них это хорошо получается.

Обстрел становился всё плотнее, снаряды падали всё точнее. Но нам удавалось избегать попаданий. Снегирёв вёл катер на сближение всё время маневрируя, бросая «ноль второй» в самые непредсказуемые виражи. Пару раз даже разворачивался кормой, активируя дымогенератор. Я не вмешивался. Не вижу смысла, коль скоро мой подчинённый хорошо усвоил полученные уроки, и действовал достаточно грамотно.

— Снегирёв, курс сто тридцать! — приказал я, прикинув дистанцию и убедившись, что мы вышли на позицию.

— Есть, курс сто тридцать, — отрепетовал тот приказ, одновременно выполняя его.

«Ноль второй» нёсся словно птица удерживая противника под углом относительно левого борта. Я приник к плечевому упору орудия. У него несколько фиксируемых положений, в зависимости от возвышения ствола. С учётом практически полного отсутствия отдачи так целиться куда удобней чем с помощью маховиков наводки. Хотя они конечно же тоже предусмотрены, ведь это станок от прежней нашей пушки.

— Бойся! — выкрикнул я, предупреждая, что позади орудия лучше не стоять.

— Чисто! — выкрикнул в ответ Ложкин.

— Выстрел!

Грохнуло. Орудие вздрогнуло, прижатый к плечу упор встрепенулся, сзади ударил выхлоп пороховых газов, а я ощутил запах сгоревшего пороха. Уже привычные ощущения. Как и лёгкий звон в ушах. Надо всё же озаботиться наушниками, а то эдак ведь и контузию заполучить недолго.

Едва отзвучал выстрел как Снегирёв не дожидаясь приказа заложил очередной поворот, уводя катер с линии прицеливания противника. И пара прилетевших снарядов беспомощно вспороли лазурную морскую гладь, трёхдюймовый же глухо ухнул, взметнув фонтан воды. Впрочем, вышло это достаточно далеко, и осколки до нас не долетели.

Несмотря на маневрирование, комендоры сноровисто извлекли стрелянную гильзу, улетевшую в специальную корзину, а в ствол лёг следующий снаряд, с уже выставленным взрывателем. Сомнительно, что у них что-то получилось бы, при таких-то виражах. Но страховочные пояса делали своё дело, и за борт никто не улетел.

Мой глазомер меня не подвёл. Молочно-белое облачко вспухло в нескольких саженях над водой, и с незначительным недолётом. Две сотни чугунных пуль прошлись по палубе косой, собирая обильную кровавую жатву. Досталось всем трём расчётам пятидесятисемимиллиметровых пушек. Зато трёхдюймовка рявкнула в очередной раз, посылая в нас… Шрапнель!?

Чугунные шарики взбили воду по левому борту, дробным перестуком прошлись по борту, палубе, торпеде и надстройке. Я ощутил толчок в грудь, глухой стальной звон от прилёта в каску, из-за чего картинка перед моим взором вздрогнула и я на мгновение потерялся в пространстве. Впрочем, меня практически сразу вернула к реальности резкая боль в правом бедре.

Я не удержался от болезненного вскрика. Ввиду низкого расположения орудия, целиться приходилось с колена. Как раз правого. Нога подломилась, и я рухнул на бок, зажимая рукой рану.

Вскрикнув как подрубленный рухнул сигнальщик Казарцев. Осел выматерившийся гальванёр Дубовский. Чертыхнулся схватившись за руку Ложкин. Круто нас приложили!

Привычно отстранившись от тела в режим аватара, мне удалось более или менее купировать боль. В таком состоянии я способен на многое. К примеру, драться, словно управляя телом со стороны, в результате чего значительно улучшается моя реакция, а движения становятся стремительными и отточенными.

Ну и такой момент, что я могу в некоторой мере контролировать нервную систему и болезненные ощущения в том числе. Можно и полностью заблокировать нервные окончания. Но тогда этой частью тела владеть не получится. Поэтому я лишь приглушил болевые ощущения, так чтобы и способность действовать сохранить, и избавиться от радужных кругов перед взором.

— Снегирёв, курс сто двадцать пять, — выкрикнул я, поднимаясь на колено и потянувшись к прицелу.

— Есть курс сто двадцать пять, — отозвался рулевой, и катер пошёл по прямой.

Я выждал несколько секунд и прежде чем японец выстрелил ещё раз, послал в него свой гостинец. Понятно, что самураям помешать я не смог, однако теперь уже наученный горьким опытом, Григорий резко рванул штурвал, разворачивая катер буквально на пяточке. И вновь в воздухе вспухло молочно-белое облачко, но на этот раз чугунные шарики взбили воду в стороне, не причинив нам урона.

Чего не сказать о нашем подарке. Я увидел, как расчёт главного калибра буквально снесло с площадки с орудием. Вот и славно. Нужно воспользоваться заминкой на вражеском миноносце. Ложкин несмотря на наливающийся кровью рукав дёрнул затвор, подхватил выскользнувшую гильзу и отбросил её в корзину. Будко вогнал в ствол очередную шрапнель, и я вновь приник к прицелу.

Пули двух последующих снарядов прошлись по палубе загоняя японских моряков в укрытие. Миноносец попытался отвернуть, не позволяя нам сблизиться. Я вновь приникнул к прицелу, на этот раз собираясь всадить в противника фугас.

— Андрей Степанович, отвали, — встрепенулся я, пытаясь отстранить боцмана накладывающего мне на бедро жгут.

— Кровью изойдёте, ваше благородие, — возразил тот.

Будко ловко оттеснил меня в сторону, и сам приник к прицелу. Я мысленно чертыхнулся, предполагая, что тот сейчас промажет и понимая, что мы теряем время, и преимущество отвоёванное достаточно дорогой ценой. Гулко рявкнуло орудие. Четыре долгих секунды, и в основании средней трубы рванул мощный взрыв. Палубу японца тут же заволокло чёрным дымом и миноносец начал терять ход.

— Молоток, Саня, с меня косуха казёнки! — в сердцах выкрикнул я.

К моменту когда в стволе оказался очередной фугас, жгут уже был наложен, и я занял место наводчика. Японцы опять стреляли по нам, но Снегирёв вновь не оставлял им шансов. Зато чётко вывел на выстрел меня, и я вогнал в противника очередной снаряд. Мы задавали дистанцию и рисунок боя, а наши увесистые гранаты не позволяли противнику прийти в себя.

Четыре фунта бездымного пороха, это достаточно серьёзно. На секундочку, почти полтора кило в тротиловом эквиваленте. На миноносце же только боевая рубка имеет противопульную броню, так что каждый взрыв рвал металл как бумагу, оставляя большие пробоины.

Наконец мы приблизились на дистанцию в пару кабельтовых. Злой как чёрт Ложкин, с жгутом на левой руке, встал за пулемёт на носу «ноль второго» и начал поливать палубу японца свинцом, не позволяя самураям подойти к пушкам. По нам пытались вести ружейный огонь, но так ни разу и не попали. Чего не сказать обо мне, отстреливавшего из маузера любого, рискнувшего высунуться из-за укрытия.

Из пушки я не стрелял, так как кораблик уже получил три пробоины в разных отсеках, и сейчас активно кренился на правый борт. Оно бы влепить в него торпеду или мину, разом покончить с этим вопросом и валить отсюда по бездорожью. Но меня обуяла такая злость, что просто так отпускать японца не хотелось.