Неприступные стены

— Не я, а мы. Мы. И отныне всегда так будет. Не ты и я, а мы. Но не здесь и не сегодня. Гости ждут кофе.

Он поддержал ее за талию, потому что голова у нее все еще кружилась. Его глаза, темные и загадочные, смотрели ей прямо в душу. Он видел смятение в ее глазах, но твердо знал: эта девушка — именно то, что он искал. Красивая, невинная, прекрасно воспитанная, любит детей — идеальная жена, подарок для любого мужчины.

Для мужчины, у которого было все, но который никогда раньше не задумывался о женитьбе. И вдруг мысль о браке, о доме, о детях, о милой любящей хозяйке показалась ему настолько привлекательной, что он даже удивился. И почему его столько лет носило по свету, словно волка-одиночку?

— Сколько тебе лет, Оливия? — осторожно спросил он.

— В сентябре будет девятнадцать, — отозвалась она.

— А мне тридцать четыре. Я намного старше тебя.

И опыта у меня куда больше, подумал, но не сказал он. Не нужно пугать ее. Она пока — нежный бутон. Который только набирает соки. В его руках она сразу загорелась, такая живая, волнующая в своей невинности и непосредственной чувственности.

— Не так уж и намного, — застенчиво прошептала она, теребя лацкан его пиджака.

Он засмеялся.

— Умница! Не забудь, что ты сказала! Но сейчас давай займемся кофе.

Он нежно провел ладонью по ее спине. Потом, обхватив ладонями ее лицо, наклонился и, улыбнувшись, чмокнул ее в носик.

— Ты сделай кофе, а я понесу поднос, договорились? У меня руки не так дрожат.

И, отбросив локон с ее лица, он шутливо добавил.

— Ну вот. Никто и не подумает, что я пытался на кухне тебя соблазнить.

— Это был всего лишь поцелуй, — возразила Оливия, испуганно.

Теперь ей удалось говорить почти как обычно, хотя отзвуки недавнего возбуждения все еще заставляли ее нервно облизывать губы.

Его глаза-угольки стали совсем черными.

— Прошу тебя, Оливия, не пытайся меня обмануть. Сексуальное притяжение между нами нельзя не заметить. И обещаю тебе, ты не обманешься в своих ожиданиях.

Она взглянула ему прямо в глаза, и какая-то невидимая искра проскочила между ними.

— Да, — послушно кивнула она.

Он глубоко вздохнул, и тонкая рубашка натянулась на его мощной груди. Он добился своего! Она будет принадлежать ему! От этой мысли сердце его бешено забилось.

— Я тебя не тороплю, Оливия. Но вот с кофе поспеши, пожалуйста.

От его шутки ей стало поспокойнее. Но все же, когда она шла позади него в столовую, она чувствовала, что щеки у нее так и горят. Ей казалось, что все знают, чем они занимались на кухне, и смотрят на нее с любопытством.

Позднее, когда все стояли у входной двери и прощались, он ухитрился договориться о следующем визите. Как ему удалось выбрать единственный на неделе день, когда никого, решительно никого, кроме Оливии, дома не будет? Она не знала. Но он ловко договорился с отцом, что Оливия покажет ему владения и проведет его по участку.

Ночью, уже лежа в постели, она легонько касалась пальцами своих губ и представляла себе, что это он их целует. Это было наяву, и в субботу она вновь увидит его! Она еще долго лежала, мечтательно глядя в потолок и представляя себе, как они увидятся в субботу. Со стыдом она призналась себе, что мысли ее довольно откровенны.

А он, прикрыв глаза, всю дорогу размышлял о будущем. Машину вела Тереза, и не беспокоила патрона разговорами. Наконец, он сказал:

— Завтра же пошли Лулу цветы и какое-нибудь украшение. Не из дешевых, разумеется. И приложи записку. Я прекращаю с ней отношения. Адрес ты знаешь.

Он принял решение. Он женится на Оливии Ковердейл, и теперь ему предстоит порвать все связи с бурным прошлым.

— Я так и сделаю, — кивнула Тереза.

Наконец, пришла суббота. Оливия, которая уже давно крутилась у входной двери, бросилась отпирать, едва услышала звонок. Он стоял перед ней, герой ее мечтаний. На нем была простая клетчатая рубашка, а голубые джинсы облегали длинные мускулистые ноги. В одной руке он держал саквояж, значит, останется на ночь. Оливия судорожно вздохнула.

Он опустил саквояж и схватил ее в объятия. Как она ждала этого поцелуя! Голова у нее закружилась, но теперь она не испугалась, а охотно отдалась нарастающему возбуждению.

Но он вскоре отпустил ее. Из кухни послышался шум, и на пороге выросла миссис Браун. Она поздоровалась с гостем и вызвалась показать ему его комнату, хотя Оливия собиралась сделать это сама. Ей так хотелось провести наедине с ним еще несколько лишних минут!

Когда они вышли из дома и садились в машину, он бросил с ироничной улыбкой:

— Какая строгая у тебя дуэнья! Но я не смею возражать. Напротив, я даже рад. Хорошо сознавать, что за девушкой хорошо приглядывали.

Она удивленно посмотрела на него. Как странно, что он это говорит! Ей казалось, давно миновали те времена, когда мужчины всерьез относились к таким вещам! Как старомодно, но, в то же время, так благородно! Она почувствовала себя еще счастливее.

Они оставили машину в деревне у пивной и пошли пешком через поля. С ним совсем не было скучно. Он рассказывал ей о своих путешествиях (а он успел объездить чуть ли не весь свет) и про свой дом в Италии, который он очень любил. Он знал, как ее рассмешить. Так они брели, не замечая ничего вокруг, обмениваясь иногда краткими и не очень краткими поцелуями. Он не заходил далеко, но, все равно, голова у нее кружилась, и сердце так и норовило выскочить из груди.

К вечеру, когда они сели ужинать под бдительным наблюдением миссис Блэк, Оливия поняла: она влюблена, до головокружения влюблена впервые в жизни.

Оливия наклонилась над колыбелькой и восторженно рассматривала крошечного ребенка, которого едва было видно из пышных кружев.

— Чудесный малыш! — проговорила она. — Такой хорошенький! А вырастет — будет девушкам сердца разбивать. Настоящий красавчик.

Молодая мать гордо улыбалась. Джинни, тетушка будущего рокового мужчины, засмеялась. Памела, ее сестра, только позавчера приехала из Нью-Йорка. Джинни, которая обожала свою старшую сестру и страшно гордилась ею, немедленно позвала Оливию в гости.

— Что за глазки! — умилялась Оливия. — Почти такие же красивые, как у Марко.

— Ты только и говоришь, что про своего Марко! — воскликнула Джинни. — Скоро ты не сможешь сказать «здравствуйте», не упомянув Марко.

— Да ладно тебе, — смутилась Оливия.

— Неужели наша Оливия, наконец, влюбилась? — прищурилась Памела.

Она наклонилась поправить на малютке чепчик. Но мальчик уже заснул, и Памела не стала беспокоить его.

Оливия смущенно потупилась, а Джинни затараторила.