Неприступный герцог

— Мм… — Уоллингфорд заключил ее в объятия и поцеловал. — Но я все равно счастливее, потому что чувствую себя совершенно новым человеком — искупившим грехи и очистившимся.

— Да уж, ты искупил их сполна и прощен.

Уоллингфорд рассмеялся:

— Я подразумевал вовсе не это, хотя испытал облегчение от того, что ты не убежала от меня с криком, как в прошлый раз.

— На самом деле я кричала довольно много. Как и ты. — Абигайль положила голову на грудь возлюбленного. Солнце согревало спину, а Уоллингфорд — грудь. Вот сейчас бы еще чашечку кофе, и мир был бы просто идеален.

Уоллингфорд погладил ее по руке.

— Абигайль, я понимаю, что ты не переносишь само слово «замужество»…

— Вовсе нет.

— И пока не стану упоминать его снова, но должен ясно выразить свои намерения: я хочу, чтобы ты стала моей женой. Эта ночь связала нас с тобой воедино, и я просто обязан жениться на тебе. — Уоллингфорд поцеловал руку Абигайль. — Да ты и сама знаешь это.

— Знаю.

— Я не хочу давить на тебя, но и сдаваться не желаю. Если мне придется жениться на тебе на смертном одре, я сделаю это, и да поможет мне Господь.

Абигайль ничего не ответила.

— Ты не веришь мне?

— Ты говоришь такие глупости, Уоллингфорд. Жениться на смертном одре… Зачем воспринимать все настолько серьезно?

Уоллингфорд вздохнул:

— Абигайль, я дарю тебе свою вечную любовь. Клянусь! Я обещал Морини…

Морини!

Абигайль подскочила на кровати, точно ее ударило током, и все мышцы отозвались болью.

— Что ты сказал?

— Там, в замке, я пообещал, что, если она скажет, куда ты уехала, я сделаю тебя счастливой…

Абигайль задрожала.

— Ты видел ее? Видел Морини?

— Нет. — Уоллингфорд приподнялся на локтях. — Она ведь призрак, не так ли? Я ощущал ее присутствие: стоял посреди кухни и разговаривал со стенами, точно сумасшедший, потому что больше не знал, что делать. С тобой все в порядке, дорогая? Ты дрожишь. — Уоллингфорд взял любимую за плечо и уложил обратно на подушки. — Господи! Ты словно листок на ветру. Ты думала, я не знаю?

— Я думала, ты не веришь в призраков. — Абигайль покачала головой, силясь осознать сказанное Уоллингфордом. — Она разговаривала с тобой? Ты ее слышал?

— Она послала мне записку через служанку.

— И это все? Ты ее не видел и не слышал?

— Нет. Я не мог ее увидеть. Точно так же, как ты не можешь видеть Джакомо. С тобой все в порядке?

— Да. — Абигайль заставила себя разжать пальцы. — Ну конечно, ты не можешь ее видеть. Для этого нет причины. Ничего ведь не изменилось. Записка у тебя? Могу я на нее взглянуть?

— Если хочешь. — Уоллингфорд поцеловал Абигайль в макушку, встал с кровати и застонал. — О Боже, ты выпила из меня все соки.

— Раз уж ты встал, — хитро произнесла Абигайль, — не мог бы ты попросить, чтобы сюда принесли кофе?

— Конечно.

Совершенно обнаженный, Уоллингфорд прошел через всю комнату. Абигайль откинулась на подушки, укрылась одеялом и тут же ощутила легкий аромат бергамота. Она обняла подушку Уоллингфорда и зарылась носом в чистую наволочку. Из соседней комнаты доносился звучный голос герцога, отдающего распоряжения.

Он признался Абигайль в любви. Рассказал об этом Морини, но проклятие не исчезло. Он по-прежнему не мог видеть и слышать экономку.

Что это значит? Что он не любит ее по-настоящему? Или то, что его любовь — совсем не та, что требуется для снятия проклятия, наложенного синьором Монтеверди?

А что, если никакого проклятия вообще не существует? Может, все они просто стали игрушкой в руках скучающих в замке призраков Морини и Джакомо?

— Вот она. — В дверях возник Уоллингфорд, освещенный золотистыми лучами солнца, просачивающимися сквозь полузадернутые занавески. Он подал Абигайль сложенный вчетверо листок бумаги. — Кофе сейчас принесут.

— Спасибо. — Абигайль села, облокотившись спиной о подушки. Уоллингфорд устроился рядом с ней, поцеловал кончики ее волос, шею, а потом принялся ласкать соски. От прикосновений любовника по телу разлилась теплая волна. Абигайль развернула записку и попыталась разобрать написанные корявым почерком слова.

«Синьор герцог, Вы спрашивали, где отыскать синьорину. Она отправилась в Рим со своей сестрой, чтобы посмотреть на автомобиль синьора Берка. Вы должны разыскать ее и сказать ей…».

Уоллингфорд наклонил голову и втянул губами тугой сосок, отчего у Абигайль перехватило дыхание. Слова записки поплыли у нее перед глазами.

— Перестань, — попросила она. — Я стараюсь прочитать записку.

— Не могу остановиться…

Абигайль подняла листок бумаги чуть выше.

«…о своей любви и пообещать, что эта любовь продлится вечно. Затем вы должны передать ей записку от синьоры Морини. Вы должны…».

— О! Перестань. Я не могу… о!

Палец Уоллингфорда скользнул между ног возлюбленной.

— Не обращай на меня внимания. Я просто освежаю память. Какая ты влажная, любовь моя. Ты всегда просыпаешься в таком состоянии?

— Это важно… — простонала Абигайль и запрокинула голову.

— Жизненно важно. — Язык Уоллингфорда перекочевал на другую грудь, в то время как его палец описывал те же чувственные круги, от которых Абигайль едва не лишилась чувств прошлой ночью. — Продолжай читать, дорогая. Ты уже дошла до места, где говорится о моей вечной любви?

Она едва не смяла записку и усилием воли заставила себя открыть глаза.

«Вы должны сказать ей, что синьорина Монтеверди живет сейчас в монастыре Сан-Джюсто в Сиене. У нее есть инструкция для синьорины Абигайль, прежде чем…».

— Что? — Абигайль вскочила.

— Что ты делаешь, черт возьми?! Ляг назад. — Уоллингфорд тронул ее за плечо.

— Нет! Мы немедленно должны отправиться в путь! Где моя одежда?

Абигайль попыталась выбраться из постели, но герцог крепко держал ее за плечи.

— Мы никуда не поедем. И вообще — что за спешка?

— Это очень важно! — Она потянула его за руки.

— Господи, да я занимаюсь с тобой любовью. Что может быть важнее этого? — Уоллингфорд заговорил как настоящий герцог, не готовый терпеть отказ.