Нераскрытые тайны гипноза

После смерти дедушки Льебо, как его ласково называли пациенты, Бернгейм возглавил Нансийскую школу, и с этого момента суггестия стала исходным пунктом учения этой школы. Под руководством Бернгейма школе суждено было сыграть решающую роль в истории гипноза. Месмеризм, или, как его в дальнейшем именовали, гипнотизм, стараниями Бернгейма окончательно превратился в подлинную науку и занял подобающее место в медицине. В скудном наборе терапии появился новый инструмент против особых форм заболеваний, неврозов, вызванных сдвигом в мышлении и воздействующих на беззащитное тело. Усилиями Бернгейма «столько раз проклятая наука о внушении», по выражению Льебо, получила права гражданства.

Ипполит Бернгейм.

Внешность Бернгейма не производила такого впечатления, как его ум… Он казался больше немцем, чем французом. Глубоко посаженные глаза с тяжелыми веками казались одновременно и заинтересованными и отчужденными, но наиболее приметными особенностями его лица были широкие скулы и выступающий подбородок, говорившие о большой воле их обладателя. Вся его коренастая фигура скорее напоминала не университетского профессора, а скромного фермера. Но это впечатление отражало поверхностный взгляд случайного наблюдателя. Стойкость убеждений и твердость характера редким образом сочетались в нем с необыкновенной сердечностью, теплотой и отзывчивостью к страданиям больных.

Профессор Бернгейм поздно познакомился с гипнозом; это произошло в 1882 году при встрече с доктором Льебо. Ко времени знакомства Бернгейма с гипнозом он уже 10 лет возглавлял медицинский факультет и работал в приюте для умалишенных при университете. По его собственному признанию, в то время он относился к гипнозу с присущим многим недоверием. Однажды, в связи с затяжным ишиасом у своего пациента, который не поддавался излечению, он обратился за советом к М. Дюмону, заведующему физической кафедрой медицинского факультета Нанси. Дюмон предложил отвезти больного к сельскому врачу Льебо, к тому Льебо, которого из-за его нетрадиционного метода лечения за глаза называли шарлатаном, полугением, полумистиком. Надо сказать, что д-р Дюмон не случайно назвал Льебо. Дюмон посетил клинику Льебо в 1882 году и воочию убедился в реальности гипнотических явлений и эффективности его метода лечения. Дюмону самому удалось этим способом прекратить у одной больной длившуюся три года контрактуру правой ноги и исцелить ее от истероэпилептических припадков, которые повторялись пять-шесть раз в день. Доктор Льебо с помощью внушения за три сеанса вылечил пациента Бернгейма. После этого случая Бернгейм привел к нему еще дюжину с тяжелыми заболеваниями, физические причины которых он не мог установить. Обращение Бернгейма к Льебо вызывает уважение. Сегодня такое официальное лицо, каким был в то время Бернгейм, не перейдет даже на другую сторону дороги, чтобы присутствовать на экспериментах, осуществляемых рядовым врачом. А Бернгейм, убедившись в действенности метода Льебо, не постыдился стать его учеником и последователем. Совместная работа сблизила врачей. Вскоре, объединив усилия, учитель и ученик открывают собственную клинику, ставшую поистине гипнотической Меккой тогдашней Европы. Более тридцати тысяч больных были излечены в ней за двадцать лет.

Исследования Бернгеима и Льебо показали, какую выгоду может получить терапия от применения внушения. Они доказали, что внушение может быть применено не только при истерии и чисто нервных расстройствах, но и при других, самых разнообразных болезнях. Проведенные ими эксперименты, по словам профессора Бони, открыли путь «настоящей умственной и нравственной терапии, и, может быть, недалек тот день, когда педагогике придется считаться с внушением, и тогда будет применено то, что по справедливости названо ими нравственной ортопедией» (Бони, 1888).

В 1884 году сверкнула книга Бернгеима «De la suggestion et de ses applications a la the rapeutique» («Внушение и его применение в терапии»), которая, как нить Ариадны, указала дорогу в запутанном лабиринте гипноза. Эта книга повлияла на прогресс идей гипнотизма. Следует подчеркнуть важный момент: работы Льебо и в особенности дальнейшее развитие Бернгеимом теории внушения проложили дорогу психологии, и в частности медицинской психологии. В конце концов имена Льебо и Бернгеима, которые в своей практике придавали большее значение внушению, чем гипнозу, были вписаны в золотые страницы истории гипнологии.

Необходимо вспомнить, что Льебо и Бернгейм стали в такой мере авторитетны, а их успехи в лечении внушением столь значительны, что Фрейд, столкнувшись с неспособностью традиционной медицины лечить неврозы, приехал к ним поучиться применять внушение.

Так, в будущем знаменитый исследователь подсознательной жизни, разгребавший впоследствии потемки человеческих душ, став учеником профессора Бернгеима и скромного сельского врача Льебо, оставил на лице науки неизгладимый след.

Ах, обмануть меня нетрудно…

Несмотря на значительные достижения, старые гипнотизеры ощущали неудовлетворенность от экспериментов. Им казалось, что они не до конца выявляют возможности гипносомнамбулизма, которым они без конца восторгались, считая великим подарком природы. Поэтому шли все дальше и дальше, постепенно усложняя эксперименты. Не ограничиваясь словесным внушением, они внушали двигательные и мышечные галлюцинации жестами или прикосновением, используя тактильную чувствительность.

Например, фиксируя взгляд сомнамбулы своими глазами, гипнотизер изображал руками летящий предмет. Сомнамбула долго следила за его движениями и вдруг закричала: «Ой, какая прекрасная птица летит!» Она подпрыгивала, тщетно пытаясь ее поймать. Когда гипнотизер нагибался, делая вид, что срывает что-то, она следом за ним наклонялась, нюхала цветы, восторгаясь их ароматом.

Гипнотизеры наблюдали, как реализуется внушение мышечного чувства. Карандаш, вложенный в руку сомнамбуле, вызывает у нее желание рисовать; мнимый кусок мыла — мыть руки; вложенный в руки зонтик навевает призрак приближающегося дождя. По телу сомнамбулы пробегает дрожь, она физически ощущает, как на нее обрушились холодные потоки воды.

Не менее интересное зрелище представляют собой эхопраксия (повторение виденных движений), эхомимия (копирование мимики собеседника) и эхолалия (повторение слышимых слов), вплоть до вербигерации (речевая стереотипия) и эхотимии (отображение гипнотиком в эмоциональных реакциях эмоционального тона окружающих лиц). Находящийся в гипносомнамбулизме проделывает всевозможные внушенные движения помимо своей воли; он не может их прекратить или затормозить. Речь идет о простых ритмических или мимических движениях, которые с легкостью фиксируются (зевота, смех, бег на месте, вращение рук или ног и т. п.). Эти внушенные движения проделываются очень долго, самнамбула не в состоянии прекратить их. Явление это называется гипносомнамбулическим автоматизмом.

Пьер Жане говорит, что сомнамбула копирует жесты, позу, голос и даже повторяет слова своих собеседников. Поют ли, смеются или ходят, она немедленно делает то же самое, причем подражание так совершенно и наступает так быстро, что его можно принять за самостоятельные действия. «Уподобление было так велико, — говорит Пьер Жане о Бланш, — что ей прекрасно удавалось воспроизводить речи, с которыми к ней обращались иностранцы: русские, поляки, чехи, немцы, — произношению которых трудно подражать. Один из иностранцев, которому она пропела отрывок из национального гимна, выразил свою благодарность на французском языке с сильно выраженным немецким акцентом. Она тут же повторила гимн с тем же акцентом, и все присутствующие разразились хохотом» (Жане, 1913, с. 140).

Однажды, рассказывает Карпентер, когда знаменитая певица Джени Линд пела в Манчестере, Дж. Брэйд пригласил ее присутствовать на гипнотических опытах, которые он проводил над безграмотной девушкой, работницей одной из фабрик. Девушка не имела никакого музыкального образования, при этом обладала превосходным голосом и слухом. В гипносомнамбулизме девушка могла повторить мгновенно и совершенно правильно песни «шведского соловья» на разных языках. Чтобы испытать ее способности, мисс Линд спела экспромтом очень длинное и очень сложное хроматическое упражнение, которое было немедленно воспроизведено сомнамбулой. В бодрствовании она этого сделать не смогла (Карпентер, 1878, с. 23).