Нерон. Блеск накануне тьмы

– Тут ты права, – согласился я. – Но Великий пожар всем дорого обошелся. – Я рассеянно похлопал ладонью по аккуратно сложенной пурпурной тоге.

– Тебя еще что-то беспокоит, – заметила Поппея.

Как же хорошо она меня знала! Мы всегда видели друг в друге собственное отражение, разделяли одни и те же чувства и перемены в настроении.

И тут я сорвался:

– Они продолжают винить меня! Думают, что это я начал Великий пожар!

– Кто эти они?

– Все! Сенатор Сцевин обвинил меня практически напрямую. И никто не стал ему возражать: они просто сидели и молча на меня пялились!

– Сцевин – напыщенный сноб, – усмехнулась Поппея. – К нему вообще не стоит прислушиваться.

– А мне показалось, что к нему очень даже прислушиваются. И Лукан сказал, что люди проклинают того, кто начал пожар, но имени его не называют. То есть опасаются, что когда произнесут имя вслух, то вызовут гнев могущественного человека… императора.

– Лукан? – Поппея скривилась. – Этот поэт и племянник Сенеки? Он тебе завидует, потому что ты пишешь гораздо лучше его.

– Нет. – Я покачал головой. – Дело не только в этом и не только в сенаторах. – (Что касается поэтического дара Лукана, он был очень талантлив и в нашем соперничестве «дышал мне в спину».) – Несколько дней назад мой давний учитель кифаред Терпний сказал мне, что ходят слухи, будто я, пока полыхал Рим, пел свою поэму «Падение Трои». И что хуже всего, он в это поверил. Я знаю, что поверил, видел по его глазам. А еще ходят слухи, будто я сам разжег Великий пожар, чтобы потом перестроить Рим и переименовать в свою честь. Думаю, есть история, сложенная из этих двух частей, и звучит она так: Нерон поджег Рим, взобрался на какую-то башню, схватил кифару и стал распевать «Падение Трои», мечтая назвать Вечный город своим именем.

Меня охватил гнев, но он не смог придушить вызванную всеми этими обвинениями тоску и мерзкое ощущение, что меня предали и мой народ, и мой Сенат.

– Я не говорил тебе об этом, хотя следовало.

Поппея подошла ко мне со спины, обняла за плечи и прижалась губами к затылку. Мы сплели пальцы.

– Ты должен обо всем мне рассказывать. Ты ведь знаешь – мы одно целое, и так будет всегда.

– Да. – Я крепче стиснул ее пальцы. – Мы – одно целое.

Поппея слегка боднула меня головой и спросила:

– А что, если пожар действительно начался не случайно? Что, если был поджигатель или поджигатели? Такое ведь возможно.

– Но с какой целью им это делать?

Поппея задумалась. Я ждал.

– Есть безумцы с тягой к разрушению, – наконец сказала она. – Есть и те, кто приходит в возбуждение, просто глядя на огонь. Тут мы никогда не угадаем. Но предположим, что есть некая группа, для которых в пожаре были и смысл, и цель?

– Не могу представить, кто бы это мог быть. Военные? Нет. Рабы? Нет. В результате многие могли обрести свободу, но еще больше погибло бы в огне. Чужестранцы, что живут в Риме? Тоже нет. Они прибыли к нам, чтобы торговать, а еще потому, что жить здесь им нравится больше, чем у себя на родине. Евреи? Нет. В Иерусалиме они могут быть озлобленными и даже проявлять склонность к насилию, но это – потому что мы присвоили их землю. Это основные группы, которые у нас имеются.

– Об одной ты забыл, – сказала Поппея.

– Да? О какой же?

– Христиане. Помнишь, мы с тобой говорили об их секте, после того как ты отпустил того Павла из Тарса? Я предупреждала тебя, что они опасны. А ты рассмеялся и целую лекцию мне прочитал. Дорогой, ты действительно невыносим, когда начинаешь меня поучать. Говорил, что я все преувеличиваю, и даже утверждал, что их присутствие среди моей прислуги не доставит мне никаких проблем.

– О да, я прекрасно помню тот наш разговор. Ты сказала, что во дворце развелось много новообращенных, но не смогла доказательно объяснить, что в них плохого. Тебе они не нравятся, потому что они – ответвление иудаизма, к которому ты так расположена.

– Да их все ненавидят! Они отказываются участвовать в римских богослужениях, втайне встречаются по ночам, а это, как ты знаешь, запрещено законом. Они поклоняются человеку, который был казнен как предатель Рима. Мне продолжать?

– Не стоит.

Теперь я припомнил, что Поппея весьма иррациональна в этом вопросе, а у меня не было настроения выслушивать обличительные речи.

Я сделал глубокий вдох, выдохнул и озвучил свое решение:

– Надо умилостивить богов, которых мы могли оскорбить. Я проведу все надлежащие ритуалы. Надеюсь, это успокоит людей и слухи сойдут на нет. В противном случае…

В противном случае мое правление окажется под угрозой.

На этом наш разговор с Поппеей завершился.

После обеда я стоял у окна и смотрел вниз, на дворцовые земли, где все еще стояли палатки и шатры, но теперь, когда люди начали возвращаться в город или разъезжались по другим местам, временных жилищ заметно убыло. Всю отведенную для беженцев территорию освещали факелы.

Факелы…

Я вспомнил мужчин, которые в самый пик Великого пожара забрасывали в горящие дома факелы и возносили хвалы Иисусу. Вспомнил и о тех, которые говорили, что исполняют чью-то волю. То есть были те, кто намеренно поджигал дома, и я видел это собственными глазами.

И еще… О чем Поппея так настойчиво спрашивала Павла? Что-то о конце времен… О том, каким будет возвращение Иисуса… Твердила, что в конце времен мир охватит великий огонь и принесет его Иисус.

Да, Поппея обвиняла их лидера в том, что он утверждал, будто пришел на землю, чтобы разжечь великий огонь, и сожалеет, что этот огонь еще не разгорелся.

Павел тогда уклонился от прямого ответа, не стал ничего отрицать, просто сказал, что он не слышал, чтобы Иисус так говорил. Но правда в том, что Павел не слышал речей Иисуса, потому что никогда его не встречал!

Мне следовало больше узнать об этой секте, только подход должен быть не таким предвзятым, как у Поппеи.

* * *

Наступили священные дни примирения. Я сверился с книгами сивилл, которые удалось спасти из храма Аполлона на Палатине, и они указали мне путь – вознести мольбы Вулкану, Церере и Прозерпине, после чего устроить открытый для всех пир. Обряды в честь Юноны должны были провести римские матроны.

Время было на моей стороне. После пожара минул месяц, город уже начал приходить в себя, и на носу Вулканалии [52] .

52

Вулканалии – древнеримский праздник в честь бога Вулкана.

Алтарь Вулкана стоял на Форуме, неподалеку от мундуса Цереры [53] . Раз в год с этой глубокой полусферической ямы сдвигалась огромная каменная плита, чтобы позволить душам умерших пребывать среди живых. Также это было место, где исчез основавший Рим Ромул.

Двадцать третьего августа, в ежегодный день Вулканалий, я стоял перед его алтарем рядом с курией и произносил ритуальные молитвы. А чтобы умиротворить Вулкана и в будущем защитить нас от огня, поклялся в его день установить алтари по всему городу.

53

Мундус Цереры – полусферическая яма, вырытая Ромулом при основании Рима. Считалась входом в царство мертвых.

Весь Форум у меня за спиной заполнили толпы простых людей, я чувствовал, как они за мной наблюдают.

На следующий день, двадцать четвертого августа, когда с мундуса торжественно сдвинули каменную плиту, я молил Цереру и ее дочь принять пожертвования и услышать мои молитвы.

По завершении ритуала повернулся к людям. Толпа сливалась в одно большое пятно, но мне было радостно видеть на сером фоне Форума цветные одежды горожан.

– Обряды чествования Юноны проведут матроны Рима, – провозгласил я. – Ее храм вычистят, а ее статуи омоют свежей морской водой. Затем начнутся ночные бдения и пиршества. Матроны будут пировать за закрытыми дверями в своем узком кругу, мы же после захода солнца устроим пир здесь, на Форуме, и вы все приглашены.