Неру

Джавахарлал все явственнее ощущал шаткость достигнутого перемирия. Активизировалась деятельность террористических групп в Бенгалии, что явилось прямым следствием отказа властей выполнять условия Делийского пакта и освободить политических заключенных. Все напряженнее становилась обстановка в Соединенных провинциях; правительство не только не уменьшило там арендную плату и поземельный налог, что оно было обязано сделать в соответствии с Делийским пактом, но и вновь прибегло к массовому выселению крестьян. В Пограничной провинции, на северо-западе, где продолжали действовать репрессивные указы, ширилось антианглийское движение пуштунов — «краснорубашечников». Их предводитель — двухметровый гигант Абдул Гаффар-хан, снискавший себе необычайную популярность в народе, неукоснительно сохранял верность гандистским принципам ненасилия, за что и был прозван Пограничным Ганди.

7 июля 1931 года в Бомбее начались заседания Рабочего комитета ИНК, на которых присутствовал и Джавахарлал. Шесть дней продолжалось бурное обсуждение вопроса: какие шаги следует предпринять Конгрессу в связи с непрекращающимися нарушениями со стороны правительства и его представителей на местах условий Делийского пакта?

В дни, предшествовавшие заседаниям комитета, Неру выезжал из Бомбея в Бардоли, Пуну, Аллахабад, Дели и другие города, где разъяснял местным конгрессистам проблемы, стоявшие перед ИНК в сложившейся ситуации. «Перемирие не означает мира», — доказывал он. Правительство нарушает Делийский пакт, что чревато «политическим землетрясением». По прогнозам Джавахарлала, перемирие продлится еще три-четыре месяца. Именно этот срок он отвел для мобилизации Конгрессом всех сил. «В случае неуспеха очередных переговоров с правительством, — говорил Неру, — Конгрессу ничего не остается делать, кроме как возвращаться на прежний путь — путь войны». Если индийский народ хочет добиться свободы, он должен быть бдительным и готовым к любым неожиданностям. Этими выступлениями Неру навлек на себя гнев властей, которые поспешили обвинить его в «нарушении атмосферы мира», в подстрекательстве к срыву достигнутого в Дели соглашения.

На заседаниях Рабочего комитета Неру поддержал предложение еще раз попытаться урегулировать спорные вопросы в отношениях с правительством и для этого направить Ганди в Симлу для встречи с новым вице-королем Индии лордом Уиллингдоном, о котором говорили, что он человек более жесткий и несговорчивый, чем его предшественник лорд Ирвин.

Переговоры в Симле хотя и были, по выражению Неру, «откровенными», сколько-нибудь заметных результатов не дали, да и не могли дать. На каждое обвинение конгрессистов в нарушении Делийского пакта англичане отвечали десятью контробвинениями, на выяснение и уточнение которых уходило основное время участников встречи. Ни к чему не привело и обсуждение вопроса о создании какого-нибудь органа по расследованию нарушений пакта: правительство не допускало мысли, что, кроме него, кто-то еще может осуществлять арбитраж в Индии. В традиционной для британской дипломатии манере, с холодной вежливостью и непреклонной твердостью, вице-король и его окружение дали ясно понять, что хорошо отлаженный механизм подавления будет запущен мгновенно, если какие-то действия Конгресса вызовут недовольство правительства Великобритании.

Новости из Симлы окончательно убедили Джавахарлала в неотвратимости конфликта с властями.

Время отъезда Ганди в Лондон приближалось, а руководители ИНК и сам Махатма колебались принять окончательное решение об участии Конгресса в «конференции круглого стола». Помимо сомнений в благоприятном для индийцев исходе конференции, конгрессисты высказывали обоснованное опасение: как бы в отсутствие Ганди сила народного возмущения, с трудом сдерживаемая ими и растущая по мере нарушений англичанами Делийского пакта, не выплеснулась из тесных рамок перемирия и не прокатилась стихийной грозной волной по всей стране. Ганди соглашался с ними и не хотел покидать Индию без полной уверенности в том, что как одна, так и другая стороны будут соблюдать условия перемирия. Только после второй встречи с вице-королем и обмена письмами с начальником департамента внутренних дел Индии Гербертом Эмерсоном, заручившись туманным обещанием колониальных властей не нарушать Делийский пакт и, в свою очередь, заверив их в том, что Конгресс будет воздерживаться от прямых действий до окончания переговоров в Лондоне, утром 29 августа Ганди отбыл в Великобританию. Без Ганди, единственного представителя самой массовой политической партии Индии, «конференция круглого стола» потеряла бы свой смысл и превратилась бы в сборище послушных Уайтхоллу [60] марионеток, представлявших разве что самих себя — раджей, махараджей, навабов [61] . О том, насколько британское правительство было заинтересовано в приезде Ганди в Лондон, свидетельствовал такой факт: вторая встреча Махатмы с Уиллингдоном несколько затянулась, и Ганди не успевал попасть на пароход, на борту которого уже дожидались отплытия восемьдесят семь участников конференции. Правительство выделило для Махатмы специальный поезд, который безостановочно промчался от Симлы до Бомбея: движение всех других поездов на этой железнодорожной линии было приостановлено.

60

Резиденция британского правительства в Лондоне.

61

Титул крупных индийских феодалов-мусульман.

Джавахарлал простился с Ганди в бомбейском порту. Они успели поговорить о многом, и теперь Неру, провожая взглядом удалявшийся пароход с одиноко стоявшим на площадке для пассажиров третьего класса Ганди, воскрешал в памяти наиболее важное из сказанного ему Махатмой. Отправляясь в Лондон без особой веры в успех, Ганди все-таки допускал возможность достижения соглашения с англичанами. В таком случае, предупреждал Махатма Джавахарлала, он вызовет в Лондон членов Рабочего комитета ИНК с тем, чтобы они приняли участие в заключительных переговорах. Ганди также сказал Джавахарлалу, что, «совершенно независимо от „конференции круглого стола“ и политических проблем, Конгрессу, возможно, придется защищать права народа, и особенно крестьянства, в экономической борьбе».

Вопрос о том, не будет ли истолкована как нарушение Делийского пакта открытая поддержка Конгрессом крестьянского движения, не прекращавшегося в Индии ни на минуту и принимавшего в ряде мест формы, весьма отдаленно напоминавшие гандистское ненасилие, неотвязно беспокоил руководителей ИНК. Правда, и на переговорах в Дели, и позднее Ганди заявлял англичанам, что принятое Конгрессом обязательство приостановить кампанию гражданского неповиновения «не относится к местной экономической борьбе», то есть к антифеодальному движению в индийских деревнях, участники которого требовали закрепления за ними прав постоянной аренды и сокращения размеров ренты. Джавахарлал и другие лидеры ИНК хорошо понимали, что правительство, отнюдь не отказавшееся от намерений дискредитировать Конгресс, подорвать его влияние и снова поставить его вне закона, выжидает и ищет повод для того, чтобы осуществить свои планы. Поэтому, содействуя расширению организованной и ненасильственной борьбы крестьян за свои права, конгрессисты вместе с тем старались по мере возможности избегать конфликтов с властями. Теперь же, в отсутствие Ганди, от Конгресса требовался еще более внимательный подход, более гибкое реагирование на постоянные изменения сложной и напряженной обстановки в стране. «Хотя в настоящее время Конгресс решил неуклонно выполнять условия перемирия, — писал в те дни Джавахарлал, — все будет зависеть от позиции правительства. Если правительство не изменит свои нынешние методы, для Конгресса будет невозможным соблюдать перемирие».

Осенью 1931 года снова ухудшилось положение в Соединенных провинциях, правительство которых потребовало от арендаторов немедленной уплаты налогов и ренты. Арендаторов известили о том, что в случае неуплаты сумма будет взыскана через суд. Слушание подобных дел непременно заканчивалось тем, что тысячи людей насильственно сгонялись с земли, а принадлежавшие им скот, инвентарь, личное имущество конфисковывались властями. Отчаявшиеся арендаторы обратились за помощью к Конгрессу. Учитывая всю серьезность возникшей ситуации, Неру решил посоветоваться с Ганди. 16 октября он послал Махатме телеграмму, в которой сообщал, что вопрос о «критическом положении» в Соединенных провинциях не терпит отлагательства. Ответ из Лондона пришел через два дня. Сославшись на свою беспомощность в данном вопросе, Ганди рекомендовал конгрессистам поступать так, как они сочтут нужным.

Несмотря на то, что некоторые лидеры Конгресса колебались, склоняясь больше к тактике переговоров с правительством, Неру удалось убедить членов Рабочего комитета ИНК предоставить комитету Конгресса в Соединенных провинциях право «разрешать прекращение арендной платы и земельного налога в любом районе».

Тем временем в Лондоне продолжалась «конференция круглого стола». Как и ожидал Неру, британское правительство всеми средствами старалось свести конференцию к обсуждению мелких и второстепенных вопросов. И надо воздать должное лондонским политикам: в поставленном ими спектакле все исполнители как главных, так и эпизодических ролей были подобраны безупречно. Джавахарлал мало что знал о закулисных сторонах работы конференции, однако даже перечня состава ее участников было для него вполне достаточно, чтобы прийти к единственному выводу: «В целом они (участники конференции. — Авт.) представляли в политическом и социальном отношении самые реакционные круги в Индии. Они были настолько отсталы и реакционны, что индийские либералы, такие умеренные и осторожные в Индии, казались в их обществе прогрессивными».

Усилия Ганди, в одиночку пытавшегося добиться от участников конференции поддержки в вопросе о независимости Индии, оказались напрасными. «Оппортунизм проявлялся во всей своей красе, — с негодованием писал Неру, — и различные группы напоминали стаи голодных волков, которые рыскали вокруг в ожидании добычи — добычи, которую им должна была дать новая конституция. Даже само понятие свободы приняло форму широкого дележа мест — так называемой „индианизации“, то есть предоставления большего количества мест для индийцев в армии, на гражданской службе и т.д. Никто не думал о независимости, об истинной свободе, о передаче власти в руки демократической Индии, о решении каких-либо жизненно важных и насущных экономических проблем, стоявших перед индийским народом».

В середине декабря 1931 года Ганди, исчерпав все свои аргументы и окончательно разуверившись в возможности достижения на конференции какого-либо соглашения с британским правительством, покинул Лондон и выехал на родину.

Правительство Индии, опасавшееся того, как бы возвращение Ганди не послужило поводом для массовых антианглийских выступлений, торопилось принять надлежащие меры в первую очередь в тех районах страны, где позиции колонизаторов были особенно шаткими. Новым правительственным указом по Соединенным провинциям, изданным в связи с «аграрными беспорядками», запрещалась, по существу, всякая политическая или общественная деятельность.

Джавахарлал находился в это время в Аллахабаде. Он только что вернулся из Бомбея, куда отвез заболевшую жену, и намеревался по окончании работы провинциальной конференции конгрессистов вновь отправиться в Бомбей для встречи с Ганди и участия в заседаниях Рабочего комитета. Однако сразу же после опубликования указа власти запретили Неру, председателю провинциального комитета ИНК Тассадуку Шервани и другим конгрессистам выезжать за пределы Аллахабада. В Этаву, где должны были проходить заседания конференции, поспешно перебрасывались полицейские и воинские части. Отложив проведение конференции, Неру и Шервани, которого пригласили на заседание Рабочего комитета для того, чтобы обсудить вопрос о положении в Соединенных провинциях, утром 26 декабря, невзирая на запрет властей, выехали поездом в Бомбей.