Неру
Шрифт:
Тагор прислал им из Шантиникетана письмо. «С тяжелым сердцем мы распрощались с Индирой, она была для нас поистине драгоценностью, — писал он. — Я очень внимательно наблюдал за ней и восхищен тем, как вы ее воспитали. Ее преподаватели очень высоко о ней отзывались, и я знаю, что она пользовалась большим авторитетом и уважением у студентов».
Камала настояла на том, чтобы Джавахарлал поехал в Лондон и выяснил возможности поступления Индиры в университет, а заодно и решил все неотложные дела с изданием «Автобиографии».
В эти дни Неру получил известие о том, что его заочно избрали председателем ИНК на 1936 год. Эта новость совсем не обрадовала, ибо на свободе он находился условно, и власти вряд ли разрешат ему заниматься политической деятельностью. Да и обстановка внутри
Политическая платформа конгресс-социалистов во многом совпадала со взглядами Неру, и, казалось, он мог бы на них опереться, но его по-прежнему не прельщала перспектива раскола Конгресса.
Внутрипартийная борьба среди конгрессистов началась вокруг нового закона об управлении Индией, опубликованного в августе 1935 года. По мнению Неру, этот закон был составлен таким образом, что «представители индийского народа лишались малейшей возможности воздействовать на находящийся под английским контролем государственный аппарат или изменять его. Изменения и улучшения могли быть произведены только английским парламентом». Уже в предпосланном к закону «введении» давалась формула, которая ни у кого не должна была вызывать сомнений по поводу верховной власти в Индии. «Все права, вся власть и вся юрисдикция осуществляются Его величеством», — говорилось во «введении». Согласно этому закону страна должна была представлять собой федерацию провинций Британской Индии и индийских княжеств. Законодательная и исполнительная власть в федерации оставалась в руках колонизаторов и послушных им князей во главе с английским генерал-губернатором. Создавались две палаты — Центральное законодательное собрание и Государственный совет, в которых индийские князья имели преобладающие голоса. В провинциях предусматривалось учреждение законодательных собраний с правом формировать местные правительства, состав которых опять же утверждался или отклонялся губернатором провинции.
Левые конгрессисты выступили за бойкот нового закона об управлении Индией, правые готовились занять министерские посты в провинциях.
Ганди, усматривая, видимо, в создавшейся обстановке угрозу раскола партии, решает, что предотвратить его может только Джавахарлал, и выдвигает кандидатуру Неру на пост председателя ИНК. Никто не отважился противиться Ганди. И вот Неру перед свершившимся фактом: он вновь председатель Конгресса...
В Лондоне, к удивлению Джавахарлала, ему устраивают шумную встречу: журналисты и газетчики окружают лидера Индийского национального конгресса плотной стеной, назойливо домогаясь от него интервью и заявлений для прессы.
«Когда он сошел с поезда, кругом воцарилась тишина. Я увидел красиво очерченное лицо, словно отлитое по классическому слепку, — восторженно живописал портрет Неру репортер газеты „Трибюн“. — Несомненно, Джавахарлал — выдающаяся личность, притом неизмеримо более значительная, нежели простой политик». От похвал не было отбоя. Даже твердолобые консерваторы, ярые противники ИНК, и те сдержанно признавали авторитет и популярность Неру.
Лорд Лотиан, один из тех, кто формулировал в Лондоне политику для Индии, настойчиво добивался встречи с Неру, приглашая его посетить «самый роскошный в Англии Елизаветинский дворец», как он сам писал о своем имении в Норфолке. «Я не сомневаюсь, что наши взгляды на последние события в Индии и на политику вообще будут весьма различными, — откровенничал лорд, — но к лучшему или худшему, судьбы Индии и Англии все еще тесно взаимосвязаны, и мне представляется очень важным, чтобы некоторые из нас в Англии, кто заботится об индийских делах, были лично знакомы с теми молодыми лидерами в Индии, которые будут строить ее будущее и определять ее политику. Я думаю, что не менее важно, чтобы вы также знали кое-кого из нас».
Лотиан обещал пригласить на
предложенную им встречу с Неру и лорда Галифакса — недавнего вице-короля, который носил в Индии титул лорда Ирвина.При всей присущей лидеру Конгресса тактичности он не проявил ожидаемой в таком случае учтивости и уклонился от встречи, ответив Лотиану, что «испытывает для себя определенное неудобство встречаться с людьми, которые в течение последних кошмарных лет официально связаны с правительством Индии... Непросто пожимать руки тем, — писал Неру, — кто пытается повесить тебя».
Джавахарлал знал цену салонным улыбкам, мягким, вкрадчивым речам английских аристократов, знал, чего стоит их «личное расположение». «Даже члены лейбористской партии, — как он говорил, — в своем большинстве, со всеми их проклятиями в адрес империализма опутаны его сетями, из которых они не могут выбраться».
Когда Неру возвращался по вечерам в лондонскую гостиницу, то портье вручал ему пачку визитных карточек от его бывших сверстников по школе в Харроу и университету. Многие из них уже стали «Ви-Ай-Пи» — «очень важными лицами». Те, кому удавалось свидеться с Джавахарлалом, горько упрекали его в «подрыве единства Британской империи» и выражали недоумение по поводу его «измены делу служения интересам привилегированного общества», к которому они его причисляли. Ничего общего у Неру с этими напыщенными снобами не было, и он как мог избегал встреч с ними.
В Лондоне Джавахарлал познакомился с человеком, который впоследствии станет его самым близким товарищем и соратником, — Кришной Меноном. Пышной, вьющейся шевелюрой и темнокожим нервным лицом он сразу же выдавал в себе жителя южного побережья Индии. Несмотря на чрезмерную худобу, Кришна Менон выглядел мужественно, и в его внешности находили что-то от героев древнеиндийского эпоса. Менон создал в Англии Индийскую лигу, сплотив вокруг нее индийских патриотов и подлинных друзей Индии из числа левых лейбористов и коммунистов. Он писал и распространял страстные памфлеты, организовывал лектории, проводил собрания и митинги, без устали отстаивая требования о предоставлении Индии независимости.
В конце ноября в горах Шварцвальда выпал мокрый снег. Промозглая погода вызвала у Камалы новый приступ болезни. Джавахарлал перевозит жену в Швейцарию, под Лозанну, здесь суше и теплее, поэтому Камала почувствовала себя немного лучше.
В лозаннском санатории для легочных больных Неру повстречался с Раджани Палм Даттом — членом исполкома Компартии Англии, редактором газеты «Дейли уоркер», который приехал сюда из Лондона навестить своего близкого товарища по партии Бена Бредли.
Датт родился в Англии. Сын индийца, он считал Индию второй родиной. Имя его, как талантливого публициста и историка, было Джавахарлалу известно еще задолго до этой встречи.
Целых три дня они провели в беседах, обсуждая положение дел в Индии, политику Конгресса и роль других партий в национально-освободительном движении. Уже по истечении многих лет Датт рассказал Сарвепалли Гопалу (компетентному и крупному биографу Неру, директору его мемориального фонда), что Джавахарлал высказал готовность сотрудничать с индийскими коммунистами в рамках единого антиимпериалистического народного фронта, создания которого необходимо было добиваться на базе широкого вовлечения в Конгресс рабочих и крестьянских организаций.
Камала покоряющей искренностью своих суждений, непосредственностью восприятия и чистотой мыслей произвела на Датта неизгладимое впечатление. У него сложилось твердое убеждение, что ее духовная сила передавалась Джавахарлалу и помогала ему выстоять в трудные дни его жизни. Впрочем, это признавал и сам Неру, говоря, что самое большое влияние на него, помимо отца и Ганди, оказывала жена.
На апрель 1936 года в Лакхнау была назначена очередная ежегодная сессия ИНК. Камала и слышать не хотела о том, чтобы Джавахарлал из-за ее болезни отказался от поста председателя Конгресса и не поехал на сессию. После некоторых колебаний Неру заказал билет на самолет. Но за несколько дней до вылета врачи посоветовали ему задержаться: состояние жены, по их мнению, было почти безнадежным.