Несчастный случай

2.

Где-то за три-четыре квартала проехал грузовик с повозкой; скрежет переводимых скоростей донесся до больницы, журчащим эхом отдался в ее стенах и слабо зажужжал в оконных стеклах. Звук этот проник в приоткрытое окно Луиса Саксла, которое выходило на пруд, и сдернул со спящего верхнюю пелену сна. Луис смутно уловил мягкий шелест легковой машины и негромкое дребезжание повозки — в иное время он вряд ли расслышал бы каждый из этих звуков отдельно. Вчерашнее снотворное еще туманило мозг, и он не мог разобрать, две ли машины прошли одна за другой или та же самая проехала мимо дважды. Легкое беспокойство от неуверенности — такой, в сущности, пустяк — явилось шагом от сна к пробуждению. Но, сделав этот шаг, он словно еще на миг задержался на пороге и глядел назад или вбок — так иногда человек, вместо того чтобы идти куда надо, засматривается на что-то в противоположной стороне — быть может, на бегущего мальчишку, на двух увлеченных беседой подростков или на проходящие машины — и хоть это нисколько не мешает ему идти дальше, не стоит на пути, но все же отвлекает внимание, если оно не всецело поглощено другим. Сознавая, что лежит в палате, на постели, и, самое главное, сознавая, что попал в какие-то особые обстоятельства, на которых еще через минуту надо будет сосредоточить все мысли, Луис медлил, нарочно отодвигая эту минуту, грозившую увести его от ночных теней раньше, чем они растают сами, чем начнется простая пантомима, именуемая пробуждением…

— Слыхал про Айвса Кольмана?

…и только.

Они шли по улице, ведущей к школе. Мимо проехала машина доктора Кольмана; машина была старая и дребезжала на ходу.

— Ты слышал, что сказал Айвсу отец?

Очевидно, речь шла о чем-то очень важном, так как его приятель даже забежал вперед, чтобы лучше видеть, как отнесется к этому Луис. Так он и шел, пятясь назад, ожидая, пока тот ответит. От возбуждения он казался моложе своих лет. Он был всего на год младше Луиса и почти одного с ним роста, но сейчас, когда он, сгорая от нетерпения, неуклюже подпрыгивал на ходу, ему можно было дать не четырнадцать, а десять или одиннаддать лет.

— Нет, а что? — спросил Луис.

— Ха, вот тебе раз, он не слышал! Нет, ты в самом деле не знаешь?!

— Ничего я не знаю.

— Отец будто бы сказал Айвсу: выбирай, мол, одно из двух.

— Что выбирать?

— Да разве ты не слыхал? Мне еще вчера рассказывали.

— Ну, говори же, что? О чем ты толкуешь?

— Колледж или машину, — торжествующе выпалил мальчик, вприпрыжку пятясь назад. — Айвс может поступить в колледж или получить машину — на выбор. Так ему сказал отец. Выбирай, мол, или то, или это. Неужели ты не слышал?

— Так прямо и сказал? — Луис изумленно уставился на приятеля. — Ты чего-то путаешь. Откуда ты это взял?

— И ничего я не путаю. Он так и сказал. И все про это знают, кроме тебя. Он так сказал, уж это верно. Здорово, правда? А что бы ты на его месте выбрал?

— Колледж, — сказал Луис, думая об Айвсе, о его отце и об этом странном предложении.

— Колледж! Ну ладно, но я про машину спрашиваю, — если б ты взял машину, то какую?

— Но я бы не взял машину. Это же глупо, Чурка.

— Как сказать! Спорим на что угодно, что Айвс захочет машину. И спорим, что и другие на его месте тоже захотели бы машину. Ну, а все-таки, если б ты взял машину, то какую? Если б все-таки захотел машину?

Луис отказался выбирать машину, зато Чурка выбрал несколько и стал расписывать их достоинства, чтобы подразнить упрямого Луиса. Целый квартал они прошли молча.

— Я тебе объясню, в чем тут дело, — сказал наконец Луис. — Всякие там машины — это просто обломки, выброшенные потоком исследовательской мысли, — искоса он быстро взглянул на своего приятеля, — заработная плата для рабочих и прибыль для капиталистов. А в колледже ты находишься на гребне волны… — он помолчал, но не повернул головы, — которая уносится все дальше, в безбрежный океан неведомого.

— Эк, загнул!

— Между прочим, это истинная правда. Звучит как-то чудно, потому что это из книжки, но тут каждое слово правда.

— Ну тебя с твоей толстухой Оливер!

— Оливер — молодчина.

Чурка опять вприпрыжку забежал вперед, насмешливо глядя на Луиса.

— Толстуха Оливер считает, что ты тоже молодчина. Толстуха Оливер говорит, что у тебя блестящие способности. И я знаю еще, что сказала про тебя толстуха Оливер. Ах, эти прекрасные глаза!

Луис локтем отпихнул мальчика, а потом угрожающе шагнул к нему.

— Не толкайся.

— А ты не трепи языком!

— Тоже мне, растолкался!

Еще почти два квартала они прошли молча; в конце улицы показалась спортивная площадка перед школой. Уже были видны мальчики и девочки, идущие по дорожкам к дверям школы и группками стоявшие на лужайке; судя по всему, звонка еще не было. Вдруг Чурка вырвался вперед.

— Ну, пока, — крикнул он через плечо.

Чурка бежал по тротуару, пока не поравнялся со школой, находившейся на другой стороне улицы; перебежав мостовую, он присоединился к мальчикам, кучкой стоявшим на лужайке. А Луис все замедлял и замедлял шаг и наконец почти остановился, стараясь разглядеть, кто там стоит, в этой группке. Вдруг он повернулся и перешел улицу; на этой стороне под прикрытием домов, подступавших к самой лужайке, он мог не спешить и идти, как ему вздумается. Он выхватил одну из трех книг, которые нес под мышкой, стал подбрасывать ее в воздух, хлопать себя по колену и балансировать ею, поставив на ладонь. Так Луис коротал время, пока не раздался звонок. Теперь ему снова стала видна лужайка перед школой, но группки уже распались, и Луис не видел никого из тех, с кем он избегал встречаться. Он почти бегом пересек лужайку, подбрасывая ногой книгу, как футбольный мяч.

Луис повернулся, вернее, попробовал повернуться в кровати. Что-то мешало ему, и он подумал (впрочем, мельком), что надо бы сосредоточиться на этом. Он приоткрыл глаза и тотчас же перестал слышать негромкое дребезжание повозки и отдаленный гул голосов — где-то, квартала за два отсюда, остановился автобус, привезший пассажиров из Санта-Фе. Но Луиса не покидало ощущение книги в руке. Он опять прикрыл веки, оставив узенькую щелочку, сквозь которую разглядел, что Бетси повесила его часы в ногах кровати так, чтобы он мог их видеть; но он не заметил, сколько на них времени, ибо, смутно забеспокоившись, что опять позволяет себе предаваться бессмысленным воспоминаниям (впрочем, это было скорее отвлечением, которое вряд ли можно назвать бессмысленным), увидел массивную фигуру мисс Оливер, грузно идущую ему навстречу. Она что-то говорила, перебирая пальцами бусы из кораллов, или янтаря, или поддельного жемчуга (а иногда и яшмы), — у нее всегда были на шее какие-нибудь бусы, — расхаживала между партами, и в ней, как всегда, материнская озабоченность сочеталась с девичьей порывистостью.

— Иногда я задаюсь вопросом, да знают ли люди, что такое наука! Вы, надеюсь, будете иметь хоть какое-то представление о ней, и это для меня большое утешение.

Да, трудно понять, спит он или бодрствует. Он улыбнулся этим словам, сохранившимся в его памяти с давних времен, но через секунду уже был не в состоянии определить, слышал он их сейчас или нет. Затем плотно закрыл глаза, и тогда стало похоже, будто мисс Оливер была реальной и он спугнул ее. Он глядел в вытеснившую ее пустоту — и, казалось, снова стал ребенком и заглядывает в темную комнату, где может таиться все что угодно.

Чувство растерянности и мысль, что он нарочно (или вынужденно) старается от чего-то отвлечься, цепляясь за эти невинные и безобидные воспоминания, вдруг исчезли, оставив после себя пустоту, но ощущение книги в руке не проходило, а может быть, это ему только казалось; а то, что он видел перед собой (не часы) или сбоку, тоже, наверное, только показалось. Его ленивые воспоминания о незначительном, почему-то хорошо запомнившемся эпизоде текли не так, как следовало бы. Но из пустоты, подавляя все ощущения и мысли, заполняя собой все зримое пространство, снова выступила мисс Оливер.

Волосы у нее были медного оттенка, шелковистые, свернутые аккуратным узлом.

— Вы, надеюсь, будете представлять себе, что такое наука, и это для меня большое утешение. По крайней мере, вы не станете думать, будто кто-то попросту говорит себе — ну что ж, пора, пожалуй, изобрести доменную печь, дай-ка я открою одну из тайн природы — раз-два, и готово! Боже мой, как могут люди верить в такую чушь — ведь это все равно, что ставить телегу впереди лошади. Правильно сказано в библии. Наверное, некоторые из вас помнят это место…