Несгибаемый

Едва «Карась» причалил, как Ефим тут же соскочил на берег и побежал к крайней правой штольне. Интересно, что это он так сорвался? Глянуть, не похозяйничал ли тут кто без них? Или проверить сохранность оставленного инвентаря? Ведь понятно же, что с собой привезли не все. Ну, к примеру, не видно тачки. Да и кирок Петр вроде как не наблюдал. А они нужны, не смотри, что работать придется в песчанике. Он там настолько слежавшийся, что соперничает с каменной твердостью.

Н-да. Судя по всему, Ефим все же побежал оценить именно целостность самой выработки, а не инструмента. Жадный мужичок. И хотя сам собирался временно обосноваться на участке какого-то там Клима, никаких сомнений: обнаружь он нечто подобное здесь, и визга было бы до небес.

Надежно причалив «Карася», Петр пошел осмотреться. На берегу в пределах видимости располагалась избушка старателей. Прямо сказать, ни размерами, ни обстановкой она не впечатляла. Только и того, что умещалось четыре лежака в два яруса и столик посередине. Впрочем, чему тут удивляться. Артельщики сюда забрались работать, а не на отдых. Так что об удобствах тут никто и не думал. Очаг был сложен под навесом, где также имелись стол и скамьи. Для хранения припасов был оборудован крытый лабаз.

Впрочем, ситуация с отсутствием удобств Петра ничуть не расстроила. В его планы изначально не входило проживать в одном помещении с артельщиками. Даром, что ли, он обустраивал на «Карасе» жилую каюту и камбуз? А какое житье будет у старателей, ему было как-то параллельно.

– Кузьма Андреевич, а как тут с банькой? Или моетесь как придется?

– Есть банька. Шагов пятьсот вот по этой стежке. Мы ее вскладчину с соседями поставили. Русскому человеку без бани никак нельзя, – огладив окладистую бороду, степенно ответил артельщик.

Хм. Вообще-то зря поинтересовался. Если их банька сродни жилой избушке, то ну ее к ляду, такую помывку. Может, оттуда и выйдешь чистым, но уж точно удовольствия не получишь. Наверняка там все прелым духом пропиталось.

Так что Петр лучше устроит летний душ. Специально под это дело приготовил железную бочку. В крайнем случае воду можно будет и нагреть, благо с емкостью проблем нет. Пожалуй, так и сделает. Вот у сосны как раз и поставит душевую кабинку. Здесь солнца будет достаточно. За день они ее с Митей смастерят. А там кто знает, вдруг и артельщики помогут.

– Ну что, неугомонный, глянул? – поинтересовался Андреевич у Ефима, когда тот, тяжело дыша, прибежал к избушке.

– Не было никого, – не без удовлетворения произнес мужик.

– Андреич, в сараюшке порядок, – сообщил появившийся из-за угла Егор, мужик среднего роста и крепкого сложения.

Оказывается, там имелось небольшое помещение, где старатели оставляли на хранение свой инструмент. Вот Егор его и проверил. Илья, самый молодой, ему лет тридцать пять, сразу же начал приводить в порядок избушку. Угу. На фоне этого беготня Ефима в штольню выглядела как-то не очень. Да что уж там: прямо сказать, тревожный выходит звоночек. Нехороший. Случись, и к этому жадному крысенышу спиной лучше не оборачиваться.

– Ладно, мужики, давайте разгружать «Карася», – предложил Петр.

– А чего разгружать-то? – тут же встрепенулся Ефим. – Сидоры с вещичками снесли, а припас пускай там остается.

– Так не пойдет, мужики, – покачав головой, возразил Петр. – Мало ли как оно обернется. Хлебнет мой «Карась» водички или прохудится под дождем – со своей бедой я разберусь. А как ваш припас пострадает, мне же придется его восстанавливать, потому как не уберег. А я и без того в убыток себе сюда пришлепал.

– Да понятно все, Петр, – подняв руку, успокоил его Кузьма Андреевич. – То в Ефиме его природная лень вошкается. Он, вишь, помнит, что в конце прошлого сезона крыша лабаза начала подтекать, а ремонтировать его не очень-то ему и хочется.

– А чего ремонтировать-то, коли есть где хранить припас? – не сдавался Ефим.

– Денек еще полежит, но завтра к обеду выгрузите, – стараясь, чтобы слова его звучали без вызова и обиды, твердо произнес Петр.

Пусть у артельщиков хоть трижды все будет общим, на Петра и Митю это не распространяется. На то есть уговор. И даже если старатели сейчас захотят его пересмотреть, Петр этого делать не станет. Нет смысла. Как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь…

Н-да-а. Вот где правда, там правда. Тяжек труд старателя. А еще опасен. И дело тут вовсе не в бандитах или медведях. Куда опаснее та же банальная простуда, заработать которую тут можно очень даже легко. А то как же. Ведь приходится все время возиться в воде. И пусть Петр озаботился непромокаемой одеждой, это всех проблем не решало. Беречь себя нужно пуще глаза. С антибиотиками тут полная засада.

Мало того, еще одна трудность появилась. Уже к концу первого рабочего дня у Петра болело все – поясница, руки, колени. Пальцы вообще едва ли не стерлись до мяса. Во всяком случае, папиллярные узоры только и того, что угадывались, а кожа стала ну очень чувствительной, словно он хорошо потрудился пемзой. Поэтому он в первый же вечер при свете керосинки принялся мастерить себе рабочие перчатки, благо имелся запас разнообразной ветоши.

Митя вымотался ничуть не меньше, но Петр усадил за шитье и его. Не за тем он брал с собой паренька, чтобы тот растерял тут свое здоровье. Опять же, на парнишку у него далеко идущие планы. Одиночке добиться чего-либо сложно. Всегда требуется надежное плечо, на которое можно опереться. И Митя на эту роль годился как нельзя лучше.

С утра продолжилась их лоточная эпопея. Не желая ощущать на себе косые взгляды и уж тем более выслушивать упреки, новички брали песок для промывки прямо с берега. Тут ведь какое дело? Один долбит песочек в штольне. Другой вывозит его на тачке и выгружает в промывочную колоду. Двое же черпают воду ведрами из реки и льют в колоду. А при продвижении вперед по штольне еще и свод крепить нужно, для этого приходится рубить деревья и стаскивать бревна на берег. Словом, та еще работенка.

А тут двое неумех будут брать богатый золотом песок и промывать его, теряя большую часть. Петр ничуть не сомневался, что на них посыплются обвинения. Поэтому он предпочитал черпать песок прямо из-под ног, даже не на берегу, а под водой. Тут уж сколько потеряет, все ерунда, а что намоет, артели прибавок.

– Да кто же шлих так моет, бестолочь, все золото обратно в реку сливаешь!

Петр разогнулся и вперил в Ефима сердитый взгляд. Тот как раз возвращался с тачкой обратно в штольню. Конечно, мужик будет лет на пятнадцать постарше его, вот только это ничего не значит. Он никто и звать его никак, чтобы подобным тоном разговаривать с Пастуховым. Ведь важно не то, что Ефим сказал, а то, как он это сказал.

– Еще раз откроешь свою пасть, будешь шамкать до самой смерти. А не поймешь, так и шамкать придется недолго, – смерив старателя взглядом, угрюмо произнес Петр.

– Ты-ы… – вращая глазами, ища поддержки у находящихся неподалеку Андреевича и Егора, начал было Ефим.

– Пасть закрыл. И пошел по своим делам, – слегка поведя плечами, припечатал Петр.

– Ефим, ты что к человеку цепляешься? – строго одернул Андреевич.

– Да он…

– Ты давай делом займись и людей не задевай. Шевелись, тачка заждалась. – Проводив соратника сердитым взглядом, старший подошел к Петру: – Ефима заносит, не без того. Но он дело говорит. Эдак ты ничего не намоешь. Аккуратнее надо, плавненько, вот так.

– Так я за науку буду только благодарен. Но он же, как пес, лается.

– Есть такое. А вы что это оружные? Вчера глянул, да смолчал. А вы и сегодня при стволах.

Все так. Петр был при маузере, который пристроил наискось груди. Была у него мысль прикупить браунинг. Все же оружие покомпактнее. Но по здравом размышлении отказался от этой мысли. Тот все же больше подходит для города, а вот маузер и в тайге будет нелишним. Тяжеловат и громоздок, но по большому счету это не критично.