Несколько дней из жизни следователя (сборник)

— Пятьсот шестьдесят рублей, — быстро выдал Веник.

— Ого! — воскликнул Усков.

Хозяин лихорадочно пытался проверить расчеты, шевелил губами, весь напрягся, даже вспотел.

— Шестьсот пятьдесят, — произнес он неуверенно, — Сейчас схожу за бумагой.

— Не надо, есть бумага. Вениамин Агафонович, давай-ка письменно.

Веник достал из пиджака обрывок бумаги, карандаш и принялся за расчеты.

— Все правильно, — подтвердил Веник расчеты хозяина.— шестьсот пятьдесят.

— Вениамин Агафонович, так же нельзя, ей богу! — сделал выговор Усков. — Это же бухгалтерия, госотчетность, здесь абсолютная точность требуется, до последней копейки. Ошибки в нашей работе недопустимы, учти, понял? Отсчитай деньги хозяину все до копейки и будем грузить.

— Ну вот, в расчете, по рукам. А с тебя, хозяин, расписочка. Служба, извиняюсь, документ любит. Значит, пиши: получено от инспектора охраны природы Ускова шестьсот пятьдесят рублей ноль-ноль копеек, порядок.

Усков аккуратно сложил бумагу, примял пальцами сгибы и сунул в карман. Загруженный коробками «Жигуленок» тяжело двинулся в путь. Вениамин Агафонович осоловелым взглядом прилип к дороге, Усков задумчиво насвистывал «мани-мани-мани».

— Как работа, Веник, подходящая, не обижаешься? — поинтересовался Усков между свистом.

— Ничего, — ответил Веник флегматично.

— «Ничего», — передразнил Усков. — Вспомни, как дороги на Полтавщине строили, как ломались от зари до зари. Это же каторга была! «Ничего»...

— Каторга потом была, — отозвался Веник.

— Ты брось! Сколько раз говорил: выкинь из головы, уволю к ядреной фене. Пессимист,— добавил Усков брезгливо, подчеркивая свистящие.

— Ты мне о сроке скажи, договориться ж надо, чтоб знать...

— Дура, никаких сроков, мы делаем общественно полезное, государственное дело.

— А на Полтавщине не государственное?

— Там был казус, юридический казус. Дело было чисто гражданское, но вышло недоразумение, не разобрались. Юридическая практика, Веник, идет по другому пути — тебе ж говорил адвокат русским языком.

— Длинный казус получился...

— Господи, ну куда тебе спешить! — хохотнул Усков. — Дура, куда спешишь! — неожиданно изменил он тон. — Стой!

Перед машиной возник лейтенант ГАИ, козырнул, попросил водительские документы.

— Что везете? — поинтересовался, показывая на коробки в салоне.

— Посадочный материал для общества охраны природы, — доложил Усков.

— Документы.

Усков подал лейтенанту бумагу, тот внимательно ознакомился, козырнул и разрешил ехать дальше. Когда машина тронулась, лейтенант повернулся спиной, достал записную книжку и что-то записал.

— Что-то записывает, — с тревогой сказал Веник, увидев это в зеркале заднего обзора.

— Нехай, у них свои дела, — спокойно отреагировал Усков.

Дело № 23561.

Завершив осмотр квартиры, получив бессвязную, хаотическую информацию, следователь Петрушин сел думать тяжелую думу: что делать дальше. Молоток—на экспертизу, дактилоскопические отпечатки — в картотеку, это ясно. Далее, выжать все из судебно-медицинской экспертизы, и как можно скорее. Ну а самое главное — попытаться привести в какой-то порядок данные осмотра места происшествия и сконструировав предварительную версию. Сейчас это сделать трудно, материала явно недостаточно, но и полная неопределенность не годится, она угнетает, действует на нервы, парализует активность. На этом этапе лучше ложное знание, чем никакого вообще.

Итак, скорее всего убийство из корыстных побуждений, хотя возможна и инсценировка. Но это маловероятно. Убийца — хороший знакомый Ведниковой: маркировочная ленточка от рубашки, бирка от брюк. Хотя... может быть, и не знакомый, а новую одежду принес с собой, чтобы потом переодеться. Почему бросил ленточку и бирку на видном месте? Суетился, нервничал? А если он явился сначала с другой целью? Переоделся, повертелся в прихожей перед зеркалом: не морщит ли, не тянет ли, показался в обновке хозяйке дома, попили чаю или еще чего, а потом все это случилось. И тут уже было не до бирок... А может быть, специально подбросил, чтобы увести на ложный след? Ой, вряд ли, это уже из серии «про шпионов», мы в такие игры не играем. Хотя...

Телефон, накрытый подушками. Зачем? Чего он боялся, звонков? Всего боялся, панически боялся. И вел себя суетливо и панически. Дело, стало быть, днем было, ночью телефоны не звонят.

Кожаные перчатки в ванной. Если он был в перчатках, то почему бросил здесь же? Паника?

С нервическими типами работать и просто, и сложно. Просто потому, что много после себя оставляют. А сложность в том, что линия их поведения не укладывается в осмысленные, логические рамки. Ухватишься за какое-то звено, ну, думаешь, нащупал, теперь всю цепь вытащу. А эта цепь — бац и обрывается из-за какой-нибудь ерунды.

Ясно одно: злодей не был ни закоренелым, ни поднаторевшим. Примитивный, трусливый, озлобленный авантюрист сорок восьмого размера, третьего роста.

...Вечные «за» и «против», постоянные, непрекращающиеся сомнения и споры. Есть оппонент — хорошо, нет — следователь будет спорить сам с собой, мысленно. Сомнения и спор, их разрешающий,— единственная возможность не ошибиться и единственное средство исправить ошибку. Потому-то наш брат, следователь,— отчаянный спорщик. Спорит на работе, дома, с друзьями, спорит даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Где можно и нужно промолчать, он обязательно встрянет с контраргументами. Тип занудливый и капризный. Дух противоречия свербит в нем круглые сутки, разве что на собраниях да в разговоре с начальством затихает ненадолго. Не представляю семью из двух юристов...

Следователь Петрушин очень боялся за судебно-медицинскую экспертизу, и его опасения оправдались. Эксперт не смог определить время наступления смерти Ведниковой с точностью не только до часа, но даже до суток. Труп пролежал в квартире не менее 5—10 дней — вот единственное, что мог сообщить врач. Все биологические явления, по которым определяется время смерти, исчезли, никаких объективных признаков не осталось.

А время нужно было следователю позарез! Причем и день, и час. Время — это отправная точка всего следствия. Нет времени— и тебя будут водить за нос всякими алиби до бесконечности, ты должен заранее настраивать себя на долгое, нудное, изнурительное дело. А это не прибавляет ни оптимизма, ни боевого духа, так необходимых следователю для уверенной работы.

Как мало известно о нервной системе следователя! Человек этот находится в постоянном разладе с самим собой, наедине со своими сомнениями и опасениями. Найду ли, раскрою ли, уложусь ли в срок? Что скажет прокурор, что скажет адвокат, что скажет суд? Арестовать или не арестовать? А вдруг не он, а вдруг не докажу, а вдруг убежит? И этих «вдруг» великое множество. Неопределенность, непредсказуемость, неизвестность. Постоянная угроза неожиданностей, постоянное состояние напряженности. А вокруг—горе и слезы, злоба и ложь, мольбы и надежды...