Несколько моих жизней: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела

Первой пьесой, поставленной Малым театром, была «Любовь Яровая» Тренева. Драматург очень много работал с театром. Успех постановки был большой.

Остужев [300] ставил «Уриэля Акосту». Удивительна судьба Остужева. Глухой, он не только заставил себя заняться любимой профессией, но стал в ней величиной нешуточной. В двадцатые годы он еще не был народным артистом Советского Союза, но имя его было уже хорошо известно.

Другой пример того, что страсть все преодолевает, – актерская судьба Абдулова [301] . Абдулов – без ноги. Вместо одной ноги – протез. Актер без ноги. Нонсенс. Абдулов не только стал видным актером Театра Завадского [302] , он снимался в кино во многих фильмах, с успехом сыграл самые разнообразные роли. Мы хорошо помним генерала Бургойла из «Ученика дьявола» Б. Шоу. Впрочем, тогдашний чемпион мира по авиационным перелетам американский летчик Вилли Пост был одноглазым, потерял глаз еще до того, как сел за руль самолета.

300

Остужев (наст. фам. Пожаров) Александр Алексеевич (1874–1953) – актер, с 1898 – в Малом театре. В 1910 оглох, но остался на сцене.

301

Абдулов Осип Наумович (1900–1953) – актер, режиссер. На сцене с 1918 г., с 1943 – в Театре им. Моссовета.

302

Завадский Юрий Александрович (1894–1977) – режиссер, актер. С 1915 – актер студии Евг. Вахтангова, затем МХАТ, с 1940 – режиссер и художественный руководитель Театра им. Моссовета.

Помню похороны Ермоловой, толпу у памятника Островскому близ Малого театра, старика Южина без шапки, в расстегнутой шубе – вспышки белого пара около его рта, – я стоял далеко, слов нельзя было разобрать.

Смирнов-Сокольский [303] , молодой, с белым бантом на вельветовой толстовке, читал в саду Эрмитаж свои фельетоны. Останется ли в искусстве Смирнов-Сокольский? Как книжник-любитель? Не знаю. Наверняка останется как человек, купивший дневник Бунина.

. . . . . . . . . . . . . . . .

303

Смирнов-Сокольский (наст. фам. Смирнов) Николай Павлович (1898–1962) – актер, библиофил, автор эстрадно-сатирических фельетонов.

В студенческом общежитии, в нашей комнате освободилась койка, которую занимал студент консерватории по классу виолончели. Виолончель в комнате звучала как автомобильная сирена низких тонов. Нам виолончелист мешал заниматься, и мы были рады, когда он получил место в консерваторском общежитии.

Новый сосед был татарин, маленький, стройный, гибкий, плохо владевший русским языком. По вечерам, когда все пять жителей комнаты брались за книги и конспекты и громко говорить было запрещено, новый жилец раскладывал на койке тетрадки и, размахивая руками, что-то шептал. Это был Муса Залилов, будущий Джалиль [304] . К нему скоро все привыкли, часто просили читать стихи, русские, конечно. Залилов охотно читал Пушкина, только ошибался в ударениях, в произношении:

304

Джалиль Муса Мустафиевич (1906–1944) – татарский поэт, в 1942 был ранен и взят в плен. В тюрьме написал цикл стихов «Моабитская тетрадь», свидетельство его таланта и верности Родине.

Сижу за решэткой, в темнице сирой…

– Пушкин! Хорошо! А вот, слушайте! – Залилов прочел стихотворение, глаза его заблестели.

– Это твое, Муса?

– Да.

Какие кому суждены испытания, в двадцатые годы сказать было нельзя.

Вместе со своим другом прошагал я не одну ночь «по московским изогнутым улицам», пытаясь понять время и найти свое место в нем. Нам хотелось не только читать стихи. Нам хотелось действовать, жить.

Москва, ноябрь 1962.

Москва 20–30-х годов

ПРИМЕЧАНИЯ

Воспоминания В. Т. Шаламова впервые публиковались в ж. «Знамя», 1993, № 4 в сокращенном виде. Полностью публикуются впервые.

Подлинники рукописей хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства. Ф. 2596, оп. 2, ед. хр. 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 94.

Седьмого ноября 1924 года я увидел впервые Троцкого на военном параде к 7-летию Октября. Низкорослый, широколобый Троцкий стоял в красноармейской форме в самом углу, невысоко, блестел только что отлакированный деревянный мавзолей. Я прошел в одной из колонн, пристроившись прямо на тротуаре где-то на Тверской, близ Иверской. Иверская действовала вовсю, восковые свечи горели, старухи в черном, мужчины в монашеских одеждах отбивали бесконечные поклоны.

Рядом дышала обжорка Охотного ряда. Тысячи тонн живого мяса, птицы были вывалены прямо на булыжный проспект Охотного. Над магазином «Пух-перо» вздымались белые тучи.

Всего года через два я буду жить тут в Большом Черкасском, рядом с этой самой обжоркой, которая, впрочем, скоро закроется навеки, и выстроят гостиницу «Москва».

Рядом с Троцким стояли какие-то военные, дальше кожаная куртка Бухарина, Преображенский [305] , Ярославский, Каменев [306] , еще чьи-то знакомые мне по портретам лица. Парад длился недолго.

305

Преображенский Евгений Алексеевич (1886–1937), чл. РСДРП с 1903, чл. ВЦИК и кандидат в чл. ЦК (с 1917), работал в газ. «Правда», один из теоретиков РСДРП (б), 1920–1928 – находился в рядах «троцкистской оппозиции», исключен из партии в 1927, в 1931 – восстановлен, в 1933 – исключен, в 1936 арестован, расстрелян в 1937.

306

Каменев (наст. фам. Розенфельд) Лев Борисович (1883–1936), чл. РСДРП с 1901. В 1914 направлен в Петербург как представитель ЦК для руководства газ. «Правда», возглавил Русское бюро ЦК. Член ВЦИК, избранного I Всероссийским съездом Советов. В дальнейшем вместе со Сталиным и Зиновьевым составил «тройку», противостоящую Троцкому. Возглавлял вместе с Г. Е. Зиновьевым «новую оппозицию» – группировку в партии, сформировавшуюся внутри ВКП(б) в 1925 г. Основой ее платформы был тезис о невозможности построения социализма в СССР до победы мировой пролетарской революции.

Критикуя внутрипартийные отношения, они заявляли, что ЦК стоит перед опасностью термидорианского перерождения.

На XIV съезде ВКП(б) оппозиция потерпела поражение. В 1926 г. вступил в союз с Л. Троцким. Неоднократно исключался и восстанавливался в партии. Арестован в декабре 1934, в 1936 – расстрелян.

Вскоре Троцкий был снят, стал работать в концесскоме, а должность наркомвоенмора принял Фрунзе.

Тот же час родилась частушка, частушка фольклорного типа, та самая, которая извечно сопутствует историческим событиям и переменам, велики или малы они – все равно.

Разве можно горелкою БунзенаЗаменить стосвечовый Вольфрам.Вместо Троцкого ставят Фрунзе,Это просто срам.

Это <вероятно> первая частушка литературного творчества оппозиции – весьма, как известно, обильного.

Фрунзе проработал недолго. В 1925 году он умер на операционном столе от наркоза. Не хотел операции, противился ей, согласился после больших уговоров. Все обстоятельства операции Фрунзе рассказаны Пильняком в «Повести непогашенной луны». За хранение повести в 30-е годы расстреливали.

Неправда, что эмиграция, контрреволюция ждала перемен со смертью Ленина. Ленин ведь не работал давно – весь 23-й и половину 22-го года. Целый год он не владел языком, в Горки последний год ездили только его ближайшие друзья. Кто ездил к Ленину в Горки в этот последний год его жизни – об этом рассказала Крупская в одном из интервью. Это Воронский, Крестинский [307] и Преображенский. Преображенского Ленин встретил случайно, сочла нужным подчеркнуть Крупская. Но и Воронский, и Крестинский ездили в Горки именно как личные друзья.

307

Крестинский Николай Николаевич (1883–1938), в революционном движении с 1901, в 1905 примкнул к большевикам, сотрудничал в социал-демократических изданиях, неоднократно арестовывался.

С декабря 1917 – член коллегии Наркомата финансов, гл. комиссар Народного банка, с 1918 одновременно – комиссар юстиции. С авг. 1918 – нарком финансов РСФСР, в 1920–1921 поддерживал Л. Д. Троцкого. В 1921–1930 полпред РСФСР и СССР в Германии. С 1930 – зам. наркома иностранных дел, член ЦИК СССР. В 1937 арестован и в 1938 – расстрелян.

Конец 24-го года буквально кипел, дышал воздухом каких-то великих предчувствий, и все поняли, что НЭП никого не смутит и не остановит.

Еще раз поднималась та самая волна свободы, которой дышал 17-й год. Каждый считал своим долгом выступить еще раз в публичном сражении за будущее, которое мечталось столетиями в ссылках и на каторге.

Курукин

В теоретическом вихре тех лет клубилась пыль самых различных теорий, каждая испытывалась на прочность, вековечные догмы подвергались живой проверке.

Все фурьеристы, все ламаркисты учили о благодетельном, не только оздоровляющем, но переделывающем душу человека влиянии среды. Это принципиальное положение из догм приводило к высшей степени парадокса – «рабочему станку».

Тогдашняя теория относилась к таким переделкам души и сердца самым серьезным образом, и к документу о рабочем стаже нигде не относились с недоверием. Кандидат, сочувствующий – это все вполне реальные, а главное, вполне официальные, признаваемые властью категории.

Вернуть к станку! Послать в цех! – такие решения принимались даже в Коминтерне, ибо дышать воздухом завода считалось немалым делом. На нашем сплоченном кандидатском заводе работал ряд сыновей домовладельцев, нэпманов именно ради документа, ради спасительной справки. Я же работал там не только из-за справки, а именно желая ощутить то драгоценное, новое, в которое так верили и звали. Я пришел туда не как сейсмограф, не для мимикрии, а искренне желая почувствовать этот ветер, обвевающий тело и меняющий душу. К 26-му году я понял, что вязну в мелочах, в пустяках, что у меня другая, в сущности, дорога.