Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

— Укрепите свой мысленный панцирь. Как можно прочнее, — сурово шепнул доктор. — И следуйте за мной по пятам.

Тут же поднявшись, он быстро зашагал вниз по склону, по направлению к дыму; боясь остаться в одиночестве, я поспешил за ним. Под нашими ногами тихо похрустывали сосновые иглы. Я не отрывал глаз от тонкой голубой спирали, струившейся где-то впереди над плечом доктора. Не знаю, какими словами описать всепоглощающий ужас, охвативший меня при виде этой голубой змейки, живописно извивавшейся среди темных деревьев. С каждым нашим шагом усиливалось и ощущение надвигавшейся жары. Казалось, мы направляемся к пышущему жаром, но невидимому очагу.

Доктор Сайленс постепенно замедлял шаг. Затем он остановился и показал на небольшой круг выгоревшей травы. Кочки почернели и продолжали тлеть. Из центра этого круга и восходила ровная бледно-голубая струйка дыма. В атмосфере происходило какое-то перемещение: нагревшийся воздух поднимался вверх, на его место тотчас стекался более прохладный — своего рода маленький циклон среди общего затишья. Листва над нашими головами, там, где исчезал дым, трепетала, как живая. Но ни одно дерево не вздохнуло, ни один звук не нарушил тишины. Лес был тих, словно кладбище. Меня охватило ужасное предчувствие надвигающейся катастрофы: сейчас на наши головы обрушится небо, в земле образуется зияющий провал. Остов моего разума шатался, как от землетрясения…

Джон Сайленс вновь двинулся вперед. Я не видел его лица, но по всему чувствовалось, что он полон решимости и готов к самым энергичным действиям. Мы были в десяти футах от выжженного круга, когда дым внезапно рассеялся. Хвост струи скрылся в воздухе над нами, в тот же миг ощущение пышущего жара исчезло, движение воздуха прекратилось. И уже снова вовсю властвовал спокойный дух свежего октябрьского дня.

Мы подошли к пепелищу. Трава еще продолжала тлеть и земля не успела остыть. Выжженный круг составлял от одного до полутора футов в поперечнике. Выглядел он как обычный след от костра, такие нередко остаются после пикников. Я нагнулся, чтобы повнимательнее осмотреть его, но в тот же миг с невольным криком отпрянул: доктор как раз затаптывал пепел, и вдруг послышалось странное шипение, будто он давил ногами живое существо. Шипение было негромкое, но явственно различимое. Пролетев мимо нас, оно углубилось в чащу леса, и доктор Сайленс, не медля, бросился следом.

Трудно представить себе более необычную погоню, ибо то была погоня за призраком.

Доктор Сайленс двигался очень быстро, явно что-то преследуя. Он смотрел прямо перед собой, чуть вверх, и потому все время спотыкался о неровности почвы. Шипение прекратилось. Не было слышно и никаких других звуков, понять, что именно он преследует, не представлялось возможным. Но, подгоняемый смертельным страхом остаться позади и не менее жгучим любопытством, я следовал за доктором по пятам.

В памяти непрошено всплывали безумные легенды, рассказанные полковником; их очевидная нелепость могла бы вызвать смех, если бы не зрелище торопливо шагавшего впереди Джона Сайленса. Сосредоточенно занятый своим делом, он внушал мне почтительный трепет. Доктор выглядел беззащитно маленьким среди гигантских скрученных деревьев, но мне было известно величие его целей и знаний, и даже в этой торопливой ходьбе он сохранял свое обычное достоинство. Сознание, что мы играем в странную, исполненную напряжения игру, причудливо смешиваюсь во мне с опасением, что ее развязка будет трагична.

Всецело захваченный своей погоней, доктор, не оборачиваясь, продвигался вперед, а я, тяжело дыша, старался не отставать от него. Складываюсь впечатление, будто все это происходит в кошмарном сне. Меня вдруг осенило, что до сих пор мой спокойный, самоуглубленный компаньон скрывал нечто важное, что было известно ему, но неизвестно мне: с того самого момента, как мы вошли в лес, он неустанно наблюдал, выжидал, обдумывал каждый свой поступок. Каким-то невероятным, если не сказать — магическим, напряжением ума он сумел войти в контакт с источником всего происходящего, самой сущностью тайны. Приближалась развязка. Что-то неминуемо должно было случиться, что-то важное, возможно ужасное. Об этом каждым своим шагом, каждым движением и жестом возвещал быстро шагавший впереди человек — не так ли небо, ветры и обличив земли подсказывают птицам точное время для миграции и предостерегают животных о приближении опасности?

Через несколько мгновений мы достигли подножия холма и вошли в густой, спутанный подлесок, раскинувшийся между нами и залитым солнцем полем. Здесь нас поджидали многочисленные трудности. Приходилось огибать кусты куманики, проползать под низкими ветвями, втискиваться между плотно сомкнувшимися стволами. Однако доктор не проявлял никаких признаков колебания. Он подныривал, перепрыгивал, обегал препятствия, но продолжал идти все в том же направлении, ни разу не сбившись с пути. Дважды я спотыкался и падал и оба раза, поднимаясь, видел перед собой несгибаемого Джона Сайленса: он продолжал бежать, как пес, за своей незримой добычей. А иногда по-собачьи делал стойку — не в буквальном, конечно, смысле, а в смысле максимальной внутренней собранности, — и каждый раз я слышал в эти моменты слабое шипение в воздухе перед нами. У доктора был безошибочный инстинкт лозоходца.

Наконец мне удалось его догнать. Мы стояли на берегу мелкого пруда, упомянутого накануне полковником Рэгги. Пруд был длинный и узкий; в темно-бурой воде смутно отражались деревья. Зеркальную поверхность не искривляла ни одна складка.

— Наблюдайте! — воскликнул доктор. — Он должен пересечь пруд. И при этом непременно выдаст себя. Вода его естественный враг, и мы увидим, куда он направляется.

В самом деле, по сверкающей глади прудабыстро потянулся след — похожий на тот, что оставляет после себя водяной паук. Вдоль следа заклубился легкий парок, и я тут же почувствовал запах горения.

Джон Сайленс метнул на меня взгляд, подобный вспышке молнии. Я почувствовал дрожь во всем теле.

— Быстрее! — возбужденно крикнул доктор. — Мы должны обежать пруд, чтобы найти его след. Он направляется к дому.

Меня поразила прозвучавшая в его голосе тревога. Я уверенно пробежал по скользкому берегу и нырнул вслед за доктором в море кустов и деревьев. Темень здесь стояла такая, что прошло некоторое время, прежде чем мы увидели первые пунктиры солнечного света. Доктор бежал теперь зигзагами. Объект его преследования вилял из стороны в сторону, но, как мне показалось, двигался медленнее, чем прежде.

— Быстрее! — поторапливал доктор. — Мы можем потерять его след на свету.

Я все еще ничего не видел, ничего не слышал и не различал никаких следов, но доктор Сайленс, направляемый поистине безошибочным чутьем, не делал ни одного лишнего движения; для меня до сих пор остается загадкой, каким образом мы не расшибли себе лбы о деревья. Через мгновение мы уже были на опушке леса, перед нами раскинулось открытое поле.

— Слишком поздно! — услышал я досадливый голос. — Его уже нет в лесу, и, клянусь Богом, он направляется к дому.

Полковник с собаками поджидал нас на том месте, где мы его оставили. Низко нагнувшись, он всматривался в лес. Заслышав наши шаги, а затем и увидев нас, полковник выпрямился, как согнутый хлыст. Джон Сайленс бежал не останавливаясь и только крикнул ему, чтобы он присоединялся к нам.

— Мы можем потерять след на свету. Быстрее! Возможно, еще успеем.

Мы мчались по открытому полю: впереди — доктор Сайленс и я, за нами — не умолкающие собаки, а чуть сзади, с такой быстротой, будто речь шла о спасении жизни, полковник. Забуду ли я когда-нибудь это зрелище?! Не очень понимая, что происходит, я бежал изо всех сил и благодаря своей молодости легко оторвался от Джона Сайленса и полковника. Уже у дома я, тяжело дыша, остановился, чтобы подождать отставших. Но когда я поворачивался посмотреть, где мои спутники, мне предстала настолько невероятная картина, что потрясение, испытанное в тот момент, еще долго будет преследовать меня!

Наружная дверь была открыта, и через узкий проход, прихожую и столовую я мог видеть часть лужайки по другую сторону дома. И по этой лужайке бежала — не ковыляла, а именно бежала! — мисс Рэгги. Даже на таком расстоянии было заметно, что она увидела меня и несется со всей прытью отчаянно испуганной женщины. Паралича как не бывало.

Живые краски стерлись с лица мисс Рэгги: его серовато-синяя гамма напоминала, скорее, лицо покойника; при этом впечатление было такое, будто она смеется: рот широко раскрыт, глаза, и всегда-то искрящиеся, сверкают диким, ребяческим, но почему-то наводящим ужас весельем. Пробежав мимо меня, мисс Рэгги бросилась в объятия брата, и в тот же миг я безошибочно почуял запах горения; должен сказать, что до сих пор запах дыма и огня вызывает у меня тошнотворное чувство, напоминая обо всем перенесенном.