Нескромное предложение
Шрифт:
– Ваши волосы темнее шторма в Ирландском море. Не думаю, что у методистов бывают черные волосы. Правда, должна признаться, что никогда не встречала никаких методистов.
– Вот видите! Я хоть и не святой, но спас святую.
Филип улыбнулся девушке, прекрасно сознавая, что она еще не в силах собраться с мыслями. Однако для человека, подвергавшегося смертельной опасности, она удивительно быстро оправилась и отвечает вполне логично. Он чуть коснулся ладонью ее щеки. Теплая, но не пышет жаром. Девушка не отстранилась.
– Будь я мужчиной, хотела бы иметь вашу внешность. Вы высокий?
– Почти
– Все мужчины гиганты в сравнении со мной. Я давно перестала расти и ужасно расстраивалась по этому поводу, но дедушка утверждает, что все это вздор и не играет ни малейшей роли. Постоянно повторяет, что я – само совершенство.
– Совершенства обычно нелегко достичь, но в отношении вас это чистая правда. И вообще дедушки чаще всего бывают правы.
– Возможно, но он слишком меня любит. Кажется, одеял чересчур много. Они такие тяжелые, так давят на меня!
Видя, что он не хочет ей помочь, Сабрина сделала попытку выбраться на свободу.
– Лежите спокойно. Сейчас устрою вас поудобнее.
– Я просто дышать не могу.
– Знаю. И постараюсь облегчить вашу участь.
Филип тяжело вздохнул, понимая, что дело не в одеялах. Девушка сильно простудилась.
– Так лучше?
Она покачала головой и снова заворочалась, умудрившись наконец скинуть два верхних одеяла. Филип поймал ее руки и прижал к бокам.
– Нет, вам нужно тепло. Мне очень жаль, но даже без одеял вам будет трудно дышать. Сейчас самое главное – не сопротивляться ни мне, ни боли. Постарайтесь дышать совсем неглубоко. Вот так. Медленно, поверхностно…
Он вспомнил, как давным-давно говорил Люциусу то же самое, и нахмурился.
– Скоро вам станет лучше, обещаю.
– Помогите мне, пожалуйста, – прошептала девушка. Ее глаза снова были закрыты, руки бессильно обмякли. Филип опять совершил набег на бельевой шкаф, вытащил несколько полотенец и повесил одно из них на каминную решетку. Уже через пять минут полотенце так нагрелось, что он с трудом мог держать его в руках. Откинув одеяла и разведя воротники халатов девушки, он предупредил:
– Неприятные ощущения быстро пройдут, и вы сможете дышать свободнее.
– О Боже, – вздохнула она, когда горячая ткань коснулась голой кожи, и попыталась сбросить полотенце, но Филип быстро прикрыл ее одеялами. Девушка больше не произнесла ни звука, только слезы струились по щекам. Он смахнул их и снова стиснул ее руки.
– Простите, но иначе нельзя. Вот увидите, скоро все пройдет. Кстати, как вас зовут?
– Зовут… – едва слышно повторила она, морщась от боли. – Имя… вы просто пытаетесь меня отвлечь, верно?
– Абсолютно.
– В таком случае называйте меня Бри.
– Бри – это французский сыр, настолько мягкий, что тает от жары, и к тому же я всегда терпеть его не мог. Правда, моя мать его обожала. Не могу понять, что в нем такого находят французы и отчего поют ему столь назойливые дифирамбы. Кстати, вы совсем не похожи на француженку, так что вряд ли вас назвали в честь сыра.
– Нет-нет, это уменьшительное от Сабрины.
Филип улыбнулся и легонько надавил пальцем на кончик ее носа.
– Имя вам подходит. А ваша фамилия?
В ее невероятных, волшебных глазах снова вспыхнул ужас. Ужас и сомнение. Наверное, она боится, что он такой же негодяй,
как тот.– Перестаньте. Я не Тревор.
– Мне остается только надеяться на это.
– Поверьте, так оно и есть.
Кажется, страх и тревога постепенно тают…
Филип усмехнулся и погладил ее по щеке.
– Моя кобыла выиграла пари. У вас вовсе не банальные зеленые глаза, которые так часто встречаются у рыжих. Никогда не видел таких красивых фиалок!
– Я унаследовала их от бабушки. Ее звали Камилла. Дедушка безумно ее любил. Они никогда не ссорились. Кстати, это у вас зеленые глаза, и вовсе они не банальные. Похожи на влажный лесной мох.
– Влажный мох и французский сыр. Интересное сочетание.
– Болит гораздо меньше! Просто замечательно!
– Готовы к новому испытанию?
– Нет, умоляю, подождите. Мне уже не так плохо.
– Я Филип Мерсеро.
– Вы нездешний.
– Именно. Как уже было сказано, я заблудился. Этот злосчастный Чарлз даже не мог правильно объяснить, как добраться до Морленда. Это его дом. Слышали?
Она явно знала Чарлза, это было написано на ее лице. Но по какой-то причине Сабрина боится открыть, кто она. Отчего? Но разве это так важно сейчас? Недаром Филип любил всяческие тайны и загадки, а Сабрина, без сомнения, хранит не меньше секретов, чем любая монахиня эпохи Возрождения.
– Вы никогда обо мне не слышали?
Она покачала головой.
– Ладно, оставим это. Главное – я здесь и позабочусь о вас. Как насчет очередного горячего полотенца?
Девушка кивнула, с удивлением сознавая, что ей становится лучше, а тепло приятно растекается по всему телу. Она всмотрелась в красивое молодое лицо с правильными чертами, склонившееся над ней. Филипу, должно быть, не более двадцати шести – двадцати семи лет. Почему она не может отвести взгляда от его чарующих глаз? Как жаль, что он направлялся в Морленд! Правда, возможно, все к лучшему, иначе она была бы к этому времени уже мертва.
– Несу! – предупредил Филип, но не тронулся с места: Сабрина высвободила руку и поднесла к его щеке. Филип не шелохнулся, чувствуя, как кончики тоненьких пальчиков легко касаются его подбородка, скулы, носа.
– Нет, – почти неразборчиво пробормотала она, – слава Богу, вы совсем не похожи на Тревора.
Но тут последние силы покинули ее, и рука безвольно упала на одеяло.
– Разумеется, не похож, Сабрина.
Он сжал ее ладони и несколько мгновений рассматривал изящные, словно вылепленные из алебастра кисти. Ни мозолей, ни следа от иголки. Она в самом деле настоящая юная леди.
Гримаса боли вновь промелькнула на лице Сабрины, и она поспешно отвернула голову, не желая, чтобы он видел, как она слаба и труслива. Но лающий кашель заставил ее судорожно выгнуться. Филип торопливо вскочил и принес новое полотенце. Сабрина нервно вздрогнула, но на этот раз с честью выдержала испытание. Филип накинул на нее одеяла и отправился на поиски лекарств – должны же в доме быть какие-то лекарства! Его усилия были вознаграждены. В крошечной каморке в конце коридора он обнаружил целый ящик с бинтами, мазями, притираниями и настойкой опия – словом, все то, что и ожидал найти в охотничьем домике. Он отмерил несколько капель опия в стакан воды и вернулся в спальню.