Несломленная
Шрифт:
— Я бы не лез в твою жизнь, не будь он начальником. И в твой компьютер я заглянул ради твоего же блага. У меня давно появились подозрения, цветешь и пахнешь, в кабинет к нему без конца бегаешь. Ты не читала устав фирмы? Или забыла, с каким трудом тебе досталось это место?
— Да мне плевать, понятно? Класть я хотела на эту фирму с ее уставом! Поменяла не одну работу, попрощаюсь и с этой, если понадобится.
— Я думал, что тебе нравится у Малиновского… — растеряв свой пыл, то ли с упрёком, то ли с разочарованием произнес Костя.
— Кость, послушай, — я придвинула соседний стул и села рядом, — я влюбилась,
— Подожди, то есть ты и Голубь… — медленно произнес Костя, как будто до него только что стало доходить.
— Ага, — быстро закивала и глупо хихикнула. — Помнишь вечеринку в "Моргане"? А потом ещё после праздничных выходных, в первый рабочий день я попросила тебя подождать меня на улице, мы тогда ещё в бар собирались, помнишь? Ты ещё замерз и сказал… Короче, не важно. У нас с Маратом роман, — выпалила я, смотря на Костю, ожидая реплик радости. Костя же смотрел с застывшим, будто каменным лицом. — Ну, Кость, ты чего? Ты не рад за меня, что ли?
Он медленно вытащил свои руки из моих ладоней и поднялся.
— Саш, Голубь женат. Не могу поверить, что тебе и на это плевать.
— Нет, этого не может быть. Ты что-то путаешь, — уверенно опровергла я, продолжая улыбаться. Но его слова словно камнем с размаху больно ударили по грудной клетке.
— Саш. Голубь. Женат. — Чеканя каждое слово, повторил Костя. — Странно, что ты до сих пор об этом не знаешь, учитывая, насколько вы… близки, — в его тоне послышались плохо скрываемые нотки неприязни.
Из меня будто выкачали воздух. Словно уменьшившись в размере, я сидела затаив дыхание, пристально смотря на Линькова. И продолжала улыбаться. Улыбка как приклеенная прилипла к лицу, хотя в глазах предательски щипало.
— Нет, Кость, он не может быть женат. Он же… — осеклась, силясь подобрать нужное слово. — Он же со мной… Мы вместе. У нас роман!
— Спроси у него сама, если не веришь.
Достав смятую пачку сигарет из заднего кармана потертых джинс и лавируя между рабочими столами коллег, он вышел из офиса, а я осталась сидеть на том же месте, смотря на захлопнутую им дверь из матового стекла.
Марат женат.
Как-то сами собой все кусочки пазла встали на свои места. Это же так очевидно! Он женат! Почему, почему я не догадалась об этом раньше? Почему? Как можно быть настолько слепой?!
Вот так бывает, раз! — с глаз будто падают шоры, и ты начинаешь видеть мир таким, какой он есть на самом деле. Его скрытность, звонки "по работе" шепотом в соседней комнате, его желание ночевать только у себя дома…
Резко поднявшись, уронила сумку. Красная коробка выпала и раскрылась: одна запонка, сверкнув бриллиантом, закатилась под стол. Мне хотелось растоптать эту коробку, разбить стекляшки и выкинуть все к чертям собачьим в мусорное ведро, отправив туда же следом свою душу, покалеченную очередным ударом. Но вместо этого я встала на колени, нашла потерянную запонку и, смахнув пылинку, любовно отправила подарок на своё законное место.
Девять утра. Голубь уже пришел.
* * *
— Марат
Игнатович, можно? — заглянув в кабинет без стука и приветствия, спросила я.Гладко выбритый, с аккуратно зачесанными волосами, он сидел во главе своего рабочего стола, и явно удивился, увидев меня в такой ранний час.
— Подождите за дверью, я занят, — официальным тоном отчеканил он и перевел взгляд на толстого лысеющего мужчину в сером костюме, сидевшего по правую руку.
— Простите, но это очень срочно.
Неслыханная дерзость. Толстяк оторвался от бумаг и поднял на меня заплывшие глазки, пристально разглядывая поверх дорогих очков в тонкой золотой оправе.
— Рыжова, ты совсем с ума сошла? — услышала шипение Светочки и почувствовала, как меня буквально затаскивают в приемную за рукав платья. — Извините, — заглянув в кабинет, быстро буркнула Мадам и захлопнула дверь.
В руках она держала бумажный стакан кофе, горячие капли которого звонко стучали, отскакивая от ее стильных лодочек.
— Ай, все из-за тебя! — поставив стакан на стол, она принялась дуть на обожженную руку. — Совсем умом тронулась, у Марата Игнатовича важный посетитель!
— Когда он освободится?
Я не испытывала ни малейшего угрызения совести по поводу ее травм. Более того — поделом!
— А я откуда знаю? И впредь, для особенно недалёких: если меня нет на месте, заходить сюда нельзя! Теперь я его секретарша, все вопросы к начальству — строго через меня!
— Да пошла ты, — бросила я, и не оборачиваясь вышла из приемной в холл бизнес-центра.
— Чокнутая. Деревенщина! — услышала вслед.
Да и плевать, что там кудахчет эта перегидрольная истеричка, мне нужно увидеть Марата. Сейчас!
Смахнув с кожаного дивана оставленный кем-то каталог, я, сжимая в руках красную коробочку, принялась терпеливо ждать у дверей кабинета.
Часть 18
Город Н. 1997 год, июнь.
Больно. Очень больно.
Я лежала, свернувшись калачиком на незастеленной кровати, в сотый раз обводя глазами витиеватый рисунок на настенном ковре.
В детстве я часто болела, и неделями валяясь с температурой, от нечего делать часами могла разглядывать причудливые завитушки, представляя, что это волшебный мир невиданных зверей, таящихся то в страшном лесу, то в замке короля, то в подземелье. Отчетливо различала волка в кустах, заячьи уши и даже трехглавого дракона. Сейчас же я видела перед собой потёртые уродливые закорючки. Детство кончилось.
— Сашенька, может всё-таки чайку? С ромашкой. Я оладий напекла, — немного приоткрыв дверь комнаты, с надеждой спросила бабуля.
Несколько седых локонов трогательно выбились из-под убранных в пучок волос. В глазах — тревога. Я видела, как сильно переживают родные мое подавленное состояние, особенно бабушка, но ничего не могла с собой поделать: делать вид, что ничего не случилось, я тоже не могла.
— Спасибо, ба, не хочу, — вяло поблагодарила, через силу выдавив слабую улыбку.
— Я оставлю здесь, может позже покушаешь. Нельзя так, Саша, нельзя! Так и заболеть недолго! Совсем исхудала, вон, глазюки одни остались, — причитая, поставила поднос на письменный стол.