Неслучайная няня для миллионера

– Всё, можно ехать, – внезапно Тимур Алексеевич возникает рядом.

Он не стал менять одежду, остался в спортивных штанах и футболке, но надел кроссовки и толстовку. Сейчас он выглядит не как крутой бизнесмен, а как человек, который собрался, например, на пробежку. И этот внешний вид намного больше располагает к себе.

Улыбнувшись, следую за ним. Он замечает мою улыбку и даже пару раз оборачивается, бросая на меня внимательные взгляды. На его лице читается недоумение. От этого я улыбаюсь ещё шире.

– Что-то не так? – спрашивает мужчина с явным недовольством.

– Нет, всё в порядке.

Я плотно сжимаю губы, чтобы больше не улыбаться и не выводить из себя этого зануду.

Мы покидаем дом совсем не через ту дверь, в которую я входила. Игнатов приводит меня в большой гараж, примыкающий к дому, и я сразу замечаю уже знакомый джип. Он всё ещё немного покорёжен после утреннего дтп.

Когда проходим мимо джипа, мужчина кривит губы, явно вспоминая сегодняшний инцидент.

– Садитесь, Амина, – Игнатов распахивает для меня пассажирскую дверь совсем другой машины, определённо спортивной.

По пути я смогла насчитать как минимум четыре транспортных средства, находящихся сейчас в гараже. У Игнатова даже мотоцикл имеется.

Опускаюсь в кресло и пристёгиваюсь. Поставив сумку на колени, достаю договор, который мы подписали с его матерью.

– Решили всё-таки изучить его? – поддевает меня мужчина, устраиваясь за рулём и заводя мотор.

– Просто хочу перечитать, – бросаю, не глядя на него.

Вчитываюсь в строчки договора, и мне становится дурно. Здесь столько ограничений... Словно у кого-то паранойя!

В ближайший месяц я буду совершенно оторвана от внешнего мира – это точно. В пункте пятнадцать сказано, что мне нельзя покидать этот дом. А в следующем пункте – что принимать своих гостей в доме мне тоже нельзя. А также – никакой видеосъёмки, фотографий... Мне запрещено кричать и переходить на повышенные тона. Нельзя откровенно одеваться – мой внешний вид должен быть однозначно благопристойным.

Непослушная прядка сползает на лицо, и я откидываю её назад привычным жестом.

– Надо бы внести ещё пункт о Ваших волосах, – голос Игнатова неожиданно звучит у самого виска.

Я медленно поворачиваю голову в его сторону. Чтобы дать ему возможность отстраниться. Но мужчина и не думает этого делать. Якобы заглядывая в документ, он зависает непозволительно близко от меня.

– Что не так с моими волосами?

Глаза цвета грозовой тучи скользят по моему лицу.

– Они длинные, их необходимо закалывать... Ну или что там делают девушки, чтобы убрать их. А ещё духи...

– Духи? – я удивлённо вскидываю брови.

– Да, рядом с ребёнком не стоит ими пользоваться.

Вообще-то, именно сегодня я не пользовалась духами. Утром в спешке выбежала из дома, а потом ещё эта кошка...

Игнатову, видимо, просто хочется меня достать.

Я дарю ему самую искреннюю улыбку и без запинки отвечаю:

– Так пахнет мой шампунь.

Выдерживаю его недоверчивый взгляд, который, к слову, всего в десяти сантиметрах от моего лица.

– Ясно. Шампунь, – выдыхает Тимур Алексеевич и резко отстраняется.

Я вижу, как желваки играют на его скулах, пока мужчина нажимает на какой-то пульт, и ворота в гараже начинают подниматься. Машина трогается. Мы проезжаем метров сто прямо к воротам, которые отползают в сторону после нажатия ещё на одну кнопку на маленьком пульте.

Когда выезжаем на улицу, диктую новому боссу свой адрес, и он вбивает его в навигатор.

Вновь вчитываюсь в документ. В пункте двадцать три меня неприятно цепляет слово «журналисты».

– Эмм... Я тут немного не понимаю, – мой голос начинает непроизвольно дрожать.

– Что именно?

Игнатов бегло смотрит на бумагу в то место, где завис мой палец.

– Там всё предельно ясно, Амина. В дом никому заходить нельзя. Если по Вашей вине к нам каким-то образом попадут журналисты, блогеры и прочие идиоты, Вы останетесь без гонорара. Да ещё и со штрафом.

Да, размер штрафа тут тоже указан. От этой суммы хочется присвистнуть. Я за два года столько не заработаю!

– Вы так говорите, как будто журналисты – это злостные преступники, – немного обиженно бросаю я и тут же спохватываюсь: – Да и что они забыли в Вашем доме?

– Журналисты намного хуже, чем преступники, – отрезает Игнатов.

– Потому что обличают ложь и докапываются до правды?!

Господи, заткните меня кто-нибудь!

– Они раздувают банальную ситуацию до масштаба катастрофы, – отчеканивает мужчина ледяным тоном. – Наживаются на человеческих слабостях или горе!

– Но это же не всегда так!

Он резко переводит на меня взгляд, пользуясь тем, что мы остановились на светофоре.

– Вы хотите поспорить со мной на эту тему, Амина?

Спорить с новым боссом, наверное, не лучшая идея, и я тихо выдыхаю:

– Нет...

– Я так и подумал, – небрежно бросает Тимур Алексеевич и вновь смотрит на дорогу.

Ну и что это значит, чёрт возьми?

На языке так и пощипывают сотни аргументов в защиту журналистов. Я даже ёрзаю в кресле и кусаю губы, старательно сдерживаясь.

Вновь возвращаюсь к документу. Пункт о соблюдении субординации с Игнатовым перечитываю трижды.

Зачем здесь это? Ведь под нарушением субординации в договоре достаточно явно намекается на интимные отношения с боссом, которых не должно быть.

Да упаси Господи!

Наконец перехожу к заявленному за работу гонорару, и мне хочется протереть глаза. Ведь сумма явно за гранью здравого смысла! Миллион рублей!! За месяц!!!

– Вас опять что-то не устраивает? – косится на меня мужчина, хмуря брови.

Наверняка заметил моё потрясённое лицо.

Я медленно складываю договор пополам и убираю в сумку. Перевожу взгляд на Игнатова.

– Волосы я буду убирать в хвост или косу, – произношу будничным тоном. – Свой шампунь оставлю дома. Одежда у меня вся приличная. Никаких журналистов в дом не пущу. И, конечно, спать я с Вами не буду.

О последней фразе я тут же жалею, но слова уже сорвались с моих губ.

К моему удивлению, Тимур Алексеевич самоуверенно ухмыляется.

– Тогда я спокоен.