Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио
Шрифт:
Но премьер выступил не вдруг и не по собственной инициативе. Накануне Галифакс предложил сделать такое заявление, причем прямо сказал о Германии (в декларации Чемберлена нападающая сторона конкретно не названа). Премьер охотно подхватил идею, снова роняя слова о «мировом господстве». [371] Бек принял гарантии, что было подтверждено англо-польским коммюнике 6 апреля. [372] Еще через три недели Гитлер объявил о разрыве договора с Польшей и морского соглашения с Великобританией.
371
Год кризиса. Т. 2, с. 390 (примечания); Hoggan D.L. Op. cit., ch. 14.
372
Documents Concerning German-Polish Relations, p. 36-37 (№ 18); перевод: Год кризиса. Т. 1, с.361 (№ 254).
Галифакс, до сих пор не замеченный ни в малейших прорусских и тем более просоветских настроениях, стал обхаживать Майского и подчеркивать, что «консультации и переговоры более общего порядка по вопросу о создании единого фронта миролюбивых держав против агрессии… остаются в полной силе и английское правительство
373
Телеграмма Майского в НКИД 31 марта 1939 г.: Там же, с. 351-353 (№ 246).
Что же произошло? Что замыслил Галифакс, которого Ванситарт каламбурно прозвал «святая лиса» (Halifax = «holy fox»)? Ллойд Джордж выступил против гарантий Польше, пока они не опираются на поддержку Советского Союза: «При отсутствии твердого соглашения с СССР, – сказал он Чемберлену после оглашения декларации, – я считаю ваше сегодняшнее заявление безответственной азартной игрой, которая может очень плохо кончиться». [374] Ллойд Джордж был «лисом» не меньше Галифакса, но лишенным показной святости последнего. Он понимал, что Великобританию втягивают в игру почище Версаля и при гораздо менее выгодном соотношении сил.
374
Цит. по телеграмме Майского в НКИД 31 марта 1939 г.: Там же, с. 353-354 (№ 247).
Действительно, с весны 1939 г. Галифакс, при поддержке лордов Лотиана и Астора, прилагал усилия к вовлечению Советского Союза во фронт «миролюбивых государств» против Германии – как бы невзначай подставляя Москву под удар вермахта – и даже решился на переговоры с большевиками. При этом он же откровенно заявлял своим коллегам по кабинету: «Наша главная цель в переговорах с СССР заключается в том, чтобы предотвратить установление Россией каких-либо связей с Германией». [375] И не более! Чемберлен в целом поддерживал своего министра, но вяло: видимо, природный практицизм и осторожность в нем иногда все же просыпались.
375
На заседании внешнеполитического комитета правительства 4 июля. Цит. по первой публикации: Сиполс В. Тайны дипломатические, с. 29.
История трехсторонних московских переговоров лета 1939 г. хорошо известна, что позволяет воздержаться как от пересказа событий, так и от каких-либо домыслов. [376] Документы показывают, что, по крайней мере, к дипломатическим переговорам Москва отнеслась со всей серьезностью, о чем свидетельствует конкретный характер советских предложений. Понимая, что политический «протокол о намерениях» или договор без взаимных военных обязательств не только не остановит, но разозлит Германию, Молотов в телеграмме советским полпредам в Лондоне и Париже 17 июля ясно заявил: «Без совершенно конкретного военного соглашения, как составной части всего договора, договор превратился бы в пустую декларацию, на которую мы не пойдем». И добавил в присущей ему грубоватой, но откровенной манере: «Только жулики и мошенники, какими проявляют себя все это время господа переговорщики с англо-французской стороны, могут, прикидываясь, делать вид, что будто бы наше требование одновременности заключения политического и военного соглашения является в переговорах чем-то новым… Непонятно только, на что они рассчитывают, когда пускаются в переговорах на такие неумные проделки. Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя». [377]
376
Документы: Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2; Год кризиса. ТТ. 1-2; ДВП. Т. XXII. См. также мемуары У. Стрэнга, одного из главных участников переговоров с британской стороны: Lord Strang. Home and Abroad. London, 1956, ch. V.
377
Документы и материалы кануна второй мировой войны. Т. 2, с. 140 (№ 82).
Что же касается военных переговоров августа 1939 г., то – в условиях срыва предшествовавших им политических переговоров – они изначально были обречены на неуспех. Более того, советская сторона имела достаточно оснований полагать, что партнеры не принимают их всерьез: постоянные проволочки с посылкой делегации, низкий ранг делегатов, отсутствие у них необходимых полномочий и т.д. «Таким образом, для англо-французской стороны речь шла о ведении бесплодных переговоров, которые было желательно затянуть на максимально долгий срок, что могло, по мнению Лондона и Парижа, удержать Германию от начала войны в 1939 г. и затруднить возможное советско-германское сближение. Со своей стороны советское руководство, будучи в целом осведомлено о подобных намерениях англо-французского руководства, назначило представительную военную делегацию <во главе с наркомом обороны К.Е. Ворошиловым. – В.М.>, обладавшую всеми возможными полномочиями. Были разработаны варианты военного соглашения, которые можно было смело предлагать партнерам, не опасаясь, что они будут приняты». [378] Сколь ни категоричным может показаться последнее высказывание М.И. Мельтюхова, оно основано на подробно цитируемых им документах. Даже антисоветски настроенный Д. Хоггэн признал: «Трудно отрицать, что Галифакс в полной мере заслужил такое отношение». [379]
378
Мельтюхов М.И. Упущенный шанс Сталина, с. 76-77.
379
Hoggan D.L. Op. cit., p. 447.
Недоверие
сторон в отношении истинной позиции и истинных намерений друг друга с самого начала было не только сильным, но и взаимным (замечу, что его подогревали постоянные антисоветские высказывания польских лидеров в беседах с представителями Англии). И Лондон, и Москва выдвигали все новые предложения и контр-предложения, как бы проверяя пределы готовности партнера к компромиссу, поэтому относить медлительность и конечный неуспех переговоров только на счет неуступчивости советской стороны, как это делали британские дипломаты, по меньшей степени несправедливо. Участие Советского Союза в войне против Германии неизбежно приводило к необходимости прохождения частей Красной армии через территорию Польши или Румынии, что, как известно, оказалось неразрешимой проблемой уже в период судетского кризиса, и продолжало оставаться таковой, когда танки Гудериана пересекли польскую границу с другой стороны.Трудно не согласиться и с другим выводом М.И. Мельтюхова: «Весной-летом 1939 г. Англия и Франция вновь старались найти приемлемую основу соглашения с Германией, используя для давления на Берлин угрозу сближения с СССР. Однако было совершенно очевидно, что они не горели желанием иметь Москву в качестве равноправного партнера [Об этом говорит и такой факт: британское правительство посчитало «унизительной» поездку в Москву Галифакса, хотя приглашавший его на переговоры Молотов был не только наркомом иностранных дел, но и председателем Совнаркома, т.е. премьер-министром.] – это полностью противоречило их внешнеполитической стратегии». [380] Сталин и Молотов оказались не глупее Галифакса и атлантистский маневр с «клином» разгадали. Теперь «московский Тильзит» Молотова-Риббентропа становится еще более понятным.
380
Мельтюхов М.И. Советско-польские войны, с. 190.
Такие разные по своим взглядам и подходам историки, как К. Квигли и Д. Хоггэн, прямо делали вывод о сознательном провоцировании войны Галифаксом. Честно говоря, верится в это с трудом, но… как еще интерпретировать факты? Поневоле вспомнишь знаменитый вопрос Милюкова: «Что это, глупость или измена?!» А. Тэйлор склонялся к первому варианту: «Война 1939 г. отнюдь не планировалась заранее. Она была ошибкой, результатом дипломатических промахов обеих сторон». [381]
381
Taylor AJ.P. Op. cit., p. 269.
В книге «Англо-американский истеблишмент», написанной в 1949 г., но увидевшей свет только 32 года спустя, через четыре года после смерти автора, Квигли обосновал второй вариант, придя к такому выводу несколько неожиданным путем. Он исследовал не дипломатические перипетии последних предвоенных лет, но механизм функционирования британского истеблишмента на протяжении более полувека – от Сесила Родса до конца Второй мировой войны. [382]
Галифакс входил во «внешний круг» неформальной, но четко структурированной и очень влиятельной группы, которая сформировалась в 1890-е годы вокруг пассионарного империалиста Сесила Родса, мечтавшего подчинить британскому влиянию всю Африку, и его единомышленника лорда Милнера, многократно входившего в состав правительства. Кроме Милнера (Роде рано умер) к старшему поколению группы принадлежали барон Натан Ротшильд, лорды Розбери и Бальфур, премьер Южно-Африканского Союза Смэтс и другие. В описываемое нами время почти все они или умерли, или отошли от дел, но на смену пришло выращенное ими новое поколение, лидерами которого были лорды Астор и Лотиан (посол в США в 1939-1940 гг.). В «концерте» с ними играли влиятельные политики Саймон, Хор и Эмери, многолетний издатель «Таймс» Доусон, популярные политические аналитики и публицисты Лайонел Кертис, Арнольд Тойнби и Эдвард Карр (двое последних хорошо известны как историки) и еще многие чиновники, интеллектуалы, лоббисты и даже священники. Следует добавить, что большая часть членов группы была связана общностью образования (Оксфорд), карьеры (служба за границей или в колониях, особенно в Индии и Южной Африке, затем в Лиге Наций), тяги к интеллектуальному «пиару» (книги, статьи и лекции по вопросам колониальной и внешней политики, обычно с публичным восхвалением товарищей по группе), а также родственными связями (это Квигли описал настолько подробно, что у читателя начинает рябить в глазах от перечисления имен, титулов и дат). Большая часть биографий членов группы, включая статьи в наиболее авторитетном британском «Национальном биографическом словаре», написана ее же членами (это характерно и для масонства). Временами деятельность группы вполне подпадала под определение «тайное общество». Кстати, именно такова была первоначальная задумка Родса, никогда не доверявшего «публичным людям», но верившего в личную преданность и взаимные интересы.
382
Quigley С. Op. cit.
С этой группой, члены которой часто собирались в загородном имении Асторов Клайвден, связан созданный левыми журналистами, а затем историками миф о «клайвденской клике» – круге консерваторов, стоявших за Чемберленом, более всего на свете желавших расправиться с Советским Союзом, а потому старательно «умиротворявших» Гитлера в Европе. Доля правды в этом есть, но незначительная, а сама эта интерпретация неверна и опасна, потому что игнорирует главное. Группа сложилась задолго до большевистской революции и вне какой-либо связи с Россией. Ее членов более всего волновало укрепление Британской империи, а затем Британского содружества наций, сама концепция которого была разработана ее идеологами. Позиция группы изначально была антигерманской, что четко проявилось в годы Первой мировой войны и во время Парижской конференции, в работе которой участвовали многие ее члены. В Германии, вне зависимости от ее политического режима, они всегда видели главного врага, хотя формы и методы борьбы с ним менялись – отсюда возможные заигрывания и с Берлином (оппозиция подчеркнуто жесткой линии Ллойд Джорджа на рубеже 1918-1919 гг.), и с Москвой (поддержка, хотя и с оговорками, идеи «коллективной безопасности» в середине 1930-х годов). Группа была настроена антирусски и антисоветски, но опасалась не столько «первого в мире государства рабочих и крестьян», сколько продолжения экспансионистской политики России в Центральной Азии, особенно в направлении Индии. Советские историки вообще были склонны преувеличивать внимание, которое уделялось нашей стране за рубежом. «Клайвденцев» куда больше волновали Индия, Ирландия, Палестина, Лига Наций и отношения с доминионами, а также с Германией и Францией (последней они, кстати, тоже не симпатизировали).