Несостоявшееся убийство
Шрифт:
— Садитесь, будущий генерал, карета подана. И, ради бога, не бойтесь меня. Я не кусаюсь. Информацию выуживать из вас тоже не собираюсь. Я больше вашего знаю. Это не вы, а я вам могу кое-что рассказать.
«Действительно, — подумал Александр, — журналист прав. Стоит с ним поговорить. Да и домой добраться с комфортом тоже хорошо».
Александр кивнул в знак согласия и быстро уселся на пассажирском сиденье, рядом с журналистом.
— Поехали, — скомандовал Александр.
— Ох, и прокачу с ветерком!
Журавлёв с силой нажал на педаль акселератора и машина, заревев, мгновенно
— Вы лихач.
— Это я чтобы произвести благоприятное впечатление на вас, — пояснил журналист. — Мне рассказали, что вы человек рисковый.
— У вас на меня досье?
— Нет, просто навёл кое-какие справки.
— А что вас, собственно, интересует? — задал вопрос Александр. — Моя скромная персона или расследуемое мной дело.
— Не обижайтесь, — доброжелательно начал разговор Журавлёв. — Мы можем быть друг другу полезны.
— Не думаю.
— Это точно. Нам делить нечего. Вы хотите найти преступников, и я хочу того же, будем помогать друг другу.
— Вам нужна сенсация.
— И вы расследуете дела не ради одной справедливости. Показатели, награды и многое другое. Поэтому не кажитесь лучше, чем есть на самом деле. Я повторяю, нам с вами делить нечего.
Поэтому я начну первым, поделюсь, так сказать, своими соображениями и информацией. Введу вас в курс дела. Я понимаю, вы дело приняли только сегодня и ещё не вникли во все тонкости. Дело интересное и резонансное. Вы слышали, что сейчас навалились на проблему защиты детей. Сам президент выступил по этому поводу, призвав бороться с насилием против детей. Поэтому дело без внимания не останется. Я некоторое время занимаюсь этой проблемой и имею кое-какой опыт и знания в этом вопросе. Связи в различных комитетах по защите детей тоже имеются. Смогу, если будет нужно, прикрыть.
— Спасибо, — с нескрываемым сарказмом, поблагодарил собеседника Александр.
— Не стоит иронизировать. Я хоть и маленькая сошка, но пригожусь.
— Хорошо, пусть будет по-вашему.
— Вот и славно.
Журавлёв протянул пассажиру правую ладонь, которую Александр пожал.
— Всё, союз заключён.
— Союз меча и орала, — пошутил Александр.
— Нет, союз меча и пера, — поддержал шутку журналист.
Новоиспечённые товарищи рассмеялись.
— Теперь можно перейти на ты, — предложил Журавлёв.
— Можно.
— Тогда слушай.
— Весь во внимании.
— Я встретился со всеми пассажирами этого злополучного автобуса. После в больнице поговорил со спасённым мальчиком. Его спасители о нём ничего практически не знают. Расспросить не успели. Но с их слов я твёрдо уверен, что его убийцей выступала его мать или женщина, выдававшая себя за мать малыша.
— Даже так?
— Вполне возможно.
— Это что же, родила или усыновила, а потом убила?
— А я думал, работники правоохранительной системы ничему не удивляются, — иронически заметил Журавлёв.
— Это да, но всё же бывает.
— Так вот, — продолжил рассказ журналист. — Расспрашивая мальчика, я полностью убедился, что моё предположение верно. Его мать и есть убийца.
— Что он за ребёнок?
— Вполне нормальный. Ребёнок как ребёнок. Ухожен, любим. Рассказывал, что
жил с мамой в деревне. У них был собственный дом. Довольно, судя по его рассказам, неплохой. У него была своя комната, на втором этаже, куда он поднимался по большой лестнице. Мама жила внизу. У него была собака. Маленькая пушистая, её звали Мэри.— Мэри? — переспросил Александр.
— Да, Мэри.
— Странное название для собаки ребёнка.
— Согласен, тут много странностей.
— Много?
— Всё по порядку.
— Продолжай.
— Мама очень любила малыша, ухаживала за ним, убиралась в доме, готовила обеды. Пекла вкусные пирожки с повидлом, которое делала сама из яблок. Ещё она делала варенья всякие, но особенно малышу нравилось вишнёвое, без косточек. Мама часто гуляла с мальчиком во дворе. Учила плавать в летнем бассейне.
Кроме мамы, в доме был ещё дядя Андрей, но мальчик рассказывал о нём без особой восторженности, видимо, не очень любил. Кстати, именно этот дядя Андрей был с мамой в автобусе.
— Значит, именно он порезал Попова.
— Да, он, — подтвердил Журавлёв. — Этот Андрей с малышом не дружил. Работал в саду, водил машину. Порулить никогда не разрешал.
— Этот Андрей был, наверное, охранником.
— Точнее, телохранителем, — поправил следователя Журавлёв.
— Это одно и то же.
— Не скажи, — не согласился Журавлёв.
— Если ты говоришь, у них была машина, почему же они шли пешком, когда их подобрал автобус. Что мальчик говорит?
— Он ничего не помнит. Был дома, потом мама предложила поиграть в новую игру.
— В какую ещё игру?
— Попросила сына делать различные акробатические трюки и фотографировала его, для журнала.
— Что за журнал?
— Я полагаю, с журналом лажа. Нужно было заинтересовать ребёнка. Он однажды был в цирке, и ему там так понравилось, что он захотел стать циркачом. На этом мнимая родительница и решила сыграть.
После трюков эта мама предложила научить его различным фокусам. Один фокус — засыпание на верёвочке. Раньше, по словам малыша, его мама уже сдавливала ему шею и у него возникали разные видения. Шарики перед глазами разноцветные бегали и что-то другое. Мальчику это нравилось. Это называлось подготовкой для поступления в циркачи.
Так вот, для поступления в цирк нужно было отправить материал, чтобы приняли в цирк.
— Какой материал?
— Фотографии трюков мальчика.
— Постой, постой, — перебил журналиста Александр, — для этого она потянула его в лес, чтобы сфотографировать повешенным?
— В сообразительности тебе не откажешь, — усмехнулся Журавлёв. — Примерно так она всё и объяснила. Они ехали на машине. Сколько ехали, он не помнит. Приехали куда-то, где было темно. Мама его уговорила повисеть на верёвочке, уверяя, что это не больно. Просто он заснёт, и всё. А она, мать, в это время сделает нужные снимки.
Больше ребёнок ничего не помнит. Тут его рассказ сбивается. Он и сейчас ничего не понимает.
— А чего тут понимать? — стал рассуждать Александр. — Эта мамаша, или кто там она, решила повесить мальчика. При этом решила не травмировать его психику, поэтому придумала весь этот спектакль. Возможно, любила.