Несовместимые
Шрифт:
Шаги от меня удаляются, я вскидываю голову. Он брешет? Как только машина трогается с места, я тут же лезу в рюкзак. Подсвечивая себе мобильным телефоном, ищу паспорта. От досады прокусываю губу, слизываю языком кровь. Так и вампиром стану.
Вылезаю на дорогу, отряхиваю от себя мелкие сучки, сердито смотрю на джип, что стоит неподалеку. Не уехал, черт. Он не сдает задом, не подъезжает ко мне. Я упрямо стою на месте.
На восстановление документов требуется время. Если подключить папины связи, процесс можно ускорить. Тут Герман Александрович явно промахнулся.
Я не чувствую себя загнанной зверушкой. Страх присутствует, но именно он заставляет идти вперед. Слышу за спиной шорох от шин, заставляю себя смотреть вперед, не оборачиваться.
— Садись в машину, — несется мне, задираю голову, продолжаю идти вперед.
Герман, наверное, ждет, что я сейчас радостно захлопаю в ладоши и юркну в машину. Хренушки. Я дойду до трассы, до деревни, до чего-нибудь и оттуда вызову такси, на край позвоню папе. Придется придумать историю, почему я в России, но это потом.
Ахаю от неожиданности, когда меня бесцеремонно хватают за локоть и разворачивают. Упираюсь ладонями в грудь. Мы вдвоем тяжело дышим. Я не вижу выражение его глаз, но чувствую, как рука, сжимающая мой локоть, расслабляется. Он первый немного отстраняется. Я тоже делаю шаг назад.
— Садись в машину.
— Нет. У тебя условия, а я с ними не согласна. Я лучше буду всю ночь идти по дороге, рано или поздно куда-то приду.
— Садись, — как-то устало, обреченно, но все же требовательно произносит мужчина, отпуская меня.
— Скажи мне причину, по которой я должна сейчас добровольно сесть в машину и вернуться в твой дом. Если ты думаешь, что у меня нет своего мнения, глубоко ошибаешься.
— Я тебе расскажу, но чуть позже. Садись, — подталкивает в сторону машины, я упираюсь. Не верю. И не внушает он мне доверия.
— Где гарантия, что ты не врешь?
— Марьяна! — в голосе уже слышу нотки злости, рука бесцеремонно хватает меня чуть выше локтя и заталкивает в машину.
Падаю на заднее сиденье, дверь захлопывают.
Герман быстро садится за руль. Убираю волосы с лица, дергаю за ручку, слышу, как блокируются двери.
— Выпусти меня! Ты не имеешь никакого морального права меня удерживать против воли!
— Заткнись и не вякай, — что-то в его тоне заставляет меня прикусить язык. — У меня от тебя уже голова начинает болеть.
— Избавься от меня, избавишь от головной боли.
— Обязательно, сейчас ребятам прикажу вырыть тебе ямку, и живьем закопаем.
— Я имела ввиду отпустить меня, - тихо бурчу под нос.
Герман смотрит на меня в зеркале заднего вида, не комментирует.
Мы довольно быстро доезжаем до дома. Первый выходит Герман, к нему сразу же направляются двое мужчин, он жестом руки их останавливает. Открывает дверку с моей стороны, протягивает ладонь. Прищуриваюсь. Его люди не блистали манерами, а этот прям джентльмен. Игнорирую его жест, самостоятельно вылезаю из джипа. Задираю подбородок, смотрю прямо, направляюсь в дом. Спиной чувствую присутствие Германа, его невозможно игнорировать. Его энергетика слишком ощутимая, слишком осязаемая и мрачная. Я бы сказала, тяжелая, я словно придавленная к земле рядом с ним.
— Я тебя внимательно
слушаю, — кидаю рюкзак на диван, где недавно сидела, присаживаюсь.Герман неторопливо подходит к другому дивану, опускается на него, раскидывает руки по обе стороны и устремляет на меня немигающий взгляд.
Мы молчим. Изучаем друг друга. Он все же симпатичный. Нет, его можно даже назвать красивым. Шрам на щеке не портит его. Шрамы украшают мужчину, это оказывается правдой. Придает налет таинственности.
Худощав. Скорее, жилистый. Темные волосы. Я люблю темноволосых, это моя слабость. При выборе спутника всегда обращаю внимания на цвет волос. Глаза меня так не интересуют. У Германа глаза красивые, но бездушные. Они напоминают мне сталь: холодные, опасные. Нет в них человеческого тепла. Пухлая нижняя губа и верхняя тонкая говорят об упорстве, упрямстве. Он будет гнуть свою линию, доказывать и навязывать свои решения, волю. С таким непросто.
— Я, конечно, польщена твоим пристальным вниманием, но время к ночи, я хочу спать. Ты расскажешь, что за ерунда происходит вокруг меня?
— В аварии с машиной твоего отца виноват не я.
— Ага, — делаю вид, что верю, усмехаюсь. Он хмурится.
— «МедиаГлосс» действительно сейчас терпит убытки. Твой отец не может шагать в ногу с требованиями современности. Есть люди, которые хотят эту компанию, чтобы использовать в своих целях.
— И? Почему бы отцу не предложить интересную сумму?
— Предлагали. Он отказывается. Более того, вчера нанял отличного специалиста, который сможет изменить ситуацию. Нужно только время.
— Я рада за папу. Я каким боком ко всей этой истории, и каков твой интерес?
— Понимаешь, Марьяна, — опускает глаза куда-то вниз, к моим коленкам. — Через СМИ очень легко воздействовать на мнение людей, создавать рейтинги или мешать с дерьмом. Мне нужен основной пакет акций компании твоего отца. Я хочу его получить в рамках закона, — вскидывает на меня глаза, на губах появляется еле заметная улыбка.
Пауза. Я хмурюсь, прикрываю глаза. Открываю их, вопросительно смотрю на Германа. Не хочу понимать. Все во мне противится включать мозг и делать вывод, потому что расклад мне уже по ощущениям не нравится.
— И? Основой пакет у папы.
— Нет. Основой пакет записан на тебя. Об этом стало известно два дня назад, — резко подается вперед, ставит локти на колени, впивается в мое лицо темным взглядом. — Мне нужен пакет. Пакет записан на тебя. Значит...
— Тебе нужна я... — шепотом заканчиваю предложение, с сомнением на него смотрю. Это что тут у нас получается?
— На тебя открыта охота, Марьяна. Многие жаждут получит контрольный пакет акций. Мне просто повезло, что я столкнулся с тобой на дороге. Я играю на опережение.
15 глава
Несколько минут я смотрю на серьезное лицо Германа. Потом начинаю смеяться. Заливисто и от души. Он хмурится, с опаской на меня косится.
— Всегда мечтала быть зайчиком для охоты. Или лисой. Это так забавно, убегать-убегать, а за тобой несется стая диких, озлобленных волков. И чем же ты лучше других? — улыбнулась бы шире, не будь у меня ранена губа.