Несущая огонь

Шутку встретили жиденькими смешками.

Рэйнберд предостерегающе поднял палец.

— Но если один из вас чихнет не вовремя и спугнет их, я лично позабочусь, чтобы он сдох на дне ямы в самых диких джунглях Южной Америки. Вы знаете, я слов на ветер не бросаю. Итак, в этом спектакле вы на подхвате. Запомните.

Позднее, когда все собрались прорепетировать «в декорациях» — таковыми послужил Богом забытый мотель в Сент — Джонсбери, Рэйнберд отвел в сторону Дона Джулза.

— Ты читал досье на Макги? — сказал он.

Джулз курил «Кэмел».

— Читал.

— Ты понял, что значит мысленное внушение?

— Понял.

— Понял, что произошло с двумя нашими в Огайо? Когда они пытались увезти его дочь?

— Я видел Джорджа Уэринга в деле, — невозмутимо ответил Джулз, — У него вода сама закипала, хоть чай заваривай.

— Этот Макги может выкинуть что-нибудь и похлеще. Я просто хочу внести ясность. Сделать все надо молниеносно.

— Сделаем.

— Учти, он всю зиму копил силы. Если он успеет послать импульс, считай, тихая палата на ближайшие три года тебе обеспечена. Объявишь себя птичкой или там репой…

— Ладно.

— Что ладно?

— Сделаем, Джон. Не бери в голову.

— Они могут выйти вдвоем, — настойчиво продолжал Рэйнберд. — Они тебя не увидят, ты будешь сбоку от крыльца. Подожди, пока я сниму девочку. Отец бросится к ней. Ты зайдешь со спины. Целься в шею.

— Ясно.

— Смотри не промажь!

Джулз едва заметно улыбнулся и сделал затяжку.

— Не промажу.

* 3 *

Чемоданы стояли наготове. Чарли надела парку поверх лыжного комбинезона. Энди застегнул молнию на куртке, взял чемоданы. На душе было скверно. Что-то свербило. Холодок предвидения.

— Ты тоже чувствуешь? — спросила Чарли. Ее личико было бледным, ничего не выражающим.

Энди через силу кивнул.

— Что же делать, папа?

— Будем надеяться, что мы почувствовали опасность раньше времени, — ответил он, хотя так не думал. — Что нам еще остается?

— Что нам еще остается? — отозвалась она эхом.

Она подошла к нему и привстала на цыпочки, чтобы он взял ее на руки; он и забыл, когда такое было в последний раз… года два назад, не меньше. Как же бежит время, как быстро растут наши дети, прямо на глазах, устрашающе быстро.

Он поставил чемоданы, поднял ее, прижал к себе. Она поцеловала его в щеку и тоже прижалась.

— Ну что, ты готова? — спросил он, опуская ее на пол.

— Готова, — сникла Чарли. Глаза у нее были на мокром месте. — Папа… я не стану ничего зажигать. Даже если они не дадут нам уйти.

— Ну что ж, — сказал он, — и не надо. Я все понимаю, Чарленок.

— Папа… я люблю тебя.

Он кивнул.

— Я тебя тоже люблю, малыш.

Энди распахнул дверь. В первую секунду свет ослепил его. Но потом глаза попривыкли, и все стало на свои места: утро, солнце, тающий снег. Справа пронзительно голубели рваные лоскуты воды среди льдин Ташморского озера. Перед ними стеной стояли сосны. Сквозь просвет едва виднелся ближайший дом с зеленой кровлей, освободившейся наконец от снега.

Лес затаился, и Энди ощутил новый прилив беспокойства. Каждое утро, с тех пор как началась оттепель, их встречала трелью какая-то пичуга — где она сегодня? Не слыхать… одна капель звенит. Господи, ну что стоило Грэнтеру протянуть телефонный кабель! Энди чуть не выкрикнул что было мочи: «Кто здесь?» Но он сдержался — и без того Чарли напугана.

— Вроде все в порядке, — сказал он вслух. — Они до нас еще не добрались… если вообще хотят добраться.

— Вот и хорошо, — произнесла она бесцветным голосом.

— Тогда пришпорим лошадок, малыш, — сказал Энди и в сотый раз подумал: «А что нам остается?» И еще подумал о том, как же он их ненавидит.

Чарли направилась к выходу; она прошла мимо сушилки, заполненной перемытой после завтрака посудой. Весь дом блестел как новенький: каждая вещь лежала на своем месте. Дед был бы доволен.

Энди обнял дочь за плечи и еще раз прижал к себе. Затем поднял чемоданы, и они шагнули навстречу холодноватому весеннему солнцу.

* 4 *

Джон Рэйнберд находился от них в ста пятидесяти ярдах— на высокой ели. На ногах у него были «кошки», страховочный пояс надежно крепил его к дереву. Когда дверь распахнулась, он вскинул винтовку; приклад жестко уперся в плечо. И сразу пришли тепло и покой — словно на плечи набросили плед. Потеряв глаз, он стал видеть далекие предметы несколько размытыми, но в минуты предельной концентрации, вроде теперешней, зрение полностью возвращалось к нему и отмечало каждую мелочь — загубленный глаз, казалось, на миг оживал.

Расстояние было пустячным, и если бы в стволе сидела обычная пуля, он бы себе поплевывал, — но с этой штуковиной риск возрастал раз в десять. В стволе винтовки, специально для него переделанной, находилась стрела с ампулой оразина в наконечнике, и кто мог дать гарантию, что стрела не отклонится от курса и вообще долетит. По счастью, день был безветренный.

«Если есть на то воля Великого Духа и моих предков, — молился про себя Рэйнберд, — пусть пошлют они твердость моей руке и зоркость глазу, и да будет мой выстрел точным».

Показался отец, и дочь с ним рядом — значит, Джулз входит в игру. Телескопические линзы увеличивали девочку до гигантских размеров; на фоне посеревших досок ее парка выделялась сочным голубым пятном. Рэйнберд успел заметить чемоданы в руках Макги; еще немного, и не на кого было бы устраивать засаду.

Девочка не подняла капюшона и молнию застегнула лишь наполовину, распахнутый ворот открывал горло. И тут ему опять повезло — день выдался довольно теплый.

Он повел палец к спусковому крючку и нашел перекрестьем оптического прицела ямку на шее.

Если есть на то воля.

Он нажал на спуск. Послышалось глухое п ф а т! — и из ствола выполз кренделек дыма.

* 5 *

Они уже готовы были спуститься с крыльца, когда Чарли вдруг остановилась, издав горлом какой-то сдавленный звук. Энди бросил чемоданы. Он ничего не услышал, но случилось что-то страшное.

С ней, с Чарли.

— Чарли! Чарли!

Он весь обратился в зрение. Она застыла как статуя, невероятно красивая среди сверкающей белизны. Невероятно маленькая. И вдруг до него дошло. Это было так чудовищно, так непоправимо, что сразу не укладывалось в голове.