Нет Адама в раю
Шрифт:
– Не знаю, - ответила она.
– Наверное, ты так меня воспринимаешь. Ты знаешь, какого цвета сегодня небо?
– Да, да, знаю.
– И это тоже знаешь? Что все небеса, которые мне нужны, - они рядом со мной?
– Ладно, - ответил Джино.
– А что будет, когда твоя мать позвонит в следующий раз? Или твоя сестра?
– Это бывает не очень часто, Джино.
– А?
– Джино, что будет с мамой?
– Ее ударит молния, вот что будет с твоей мамой.
– А с Аланой, Джино? Алана не такая, как мама.
– Алана с каждым днем становится все больше на нее похожа, - ответил Джино.
– Алана всегда была на нашей стороне, Джино. Вспомни, как она встала против мамы в тот раз у вас в доме? Эта история с гемофилией одно время очень меня беспокоила. Я рада, что Алана не побоялась сказать маме, что она лжет.
– Когда это было? Три года назад. Нет, почти пять. Ну да, она выступила против твоей матери, а затем перешла на тебя и облила тебя грязью.
– Алана больше похожа на меня, чем на маму, Джино, - сказала Лесли.
– Да, очень похожа. У тебя трое детей за три года, а у Аланы три мужа.
– А папа, Джино?
– Ваш старик был хорошим парнем. Сколько мог, он удерживал грязный конец палки. А потом он схватился за порох. Помнишь, что он сказал тебе в тот раз, когда ты спросила, какой самый счастливый день в его жизни?
– И куда это привело его, Джино?
– спросила она.
– Маленький белый крест на каком-нибудь острове на юге Тихого океана, номер вместо имени. У него даже не было достойного христианского погребения.
– Немного от него осталось для погребения. Да если бы оно и состоялось, кто бы пришел на его похороны? Твоя мать? Чтобы сплясать на его могиле.
– Я ушла, Джино, - сказала Лесли.
– Я и Алана. И ты. Ты ушел, Джино.
Он пожал плечами и засунул руку под ее пижаму, стиснув пышную белую грудь.
– Лучше я буду здесь с тобой в постели, милая.
Она отвела его руку.
– Нет, Джино. Я имею в виду не сейчас. Я хочу поговорить.
Его
пальцы дотронулись до ее соска и по телу Лесли пробежала сладостная дрожь.– Не могу, когда ты так делаешь, - задыхаясь, сказала она.
– Ну, так о чем ты хотела поговорить?
– спросил он, чувствуя, как она дрожит.
– Что с ними будет, Джино? С Аланой и мамой?
– Ничего, - резко ответил он, - совсем ничего. С ними ничего не случается. В этом мире Анжелики и Аланы живут и живут, милая.
В них никогда не ударит молния. Нет, они живут, думают только о себе, причиняют боль другим, берут и никогда не дают. И эти - они такие же. Лесли, ты хочешь, чтобы тебе причинили боль, ты хочешь попробовать им помочь? Так им не нужна твоя помощь, милая. Они просто хотят тебя съесть.
– Анжелика - моя мать, Джино. А Алана - сестра.
– Та еще мать, Анжелика, - сказал он.
– Ты знаешь, что с ними будет, Джино?
– У обеих дырки в голове.
– Нет, правда, Джино, ты знаешь?
– Их не вылечит ничто, кроме хорошего удара молнии.
– Нет, Джино, я серьезно. Они не могут любить. Не могут, верно, Джино?
Он сжал ее грудь и упругий сосок тут же затвердел.
– Ты можешь любить, сказал он.
– Ты можешь давать. Так дай.
– Я могу, верно, Джино? Мы с тобой счастливы, ты и я.
– Да, но если Анжелика позвонит в следующий раз, или Алана?
– спросил Джино.
– Мне все равно, все равно.
Единственное, что она чувствовала сейчас, были его губы на ее обнаженном плече.
– Мне все равно, - сказала она.
– Да, - ответил Джино, - а через день? Через неделю, через месяц, через год?
– Мне все равно, - повторила Лесли.
– Обещаю тебе, дорогой. Мне безразлично.
– Тогда хорошо, - ответил Джино с улыбкой.
– Тогда сегодня тебе безразлично. И если ты счастлива, завтра тебе будет безразлично. Почему мы не можем хоть раз заняться этим вовремя?
– Джино, Джино, я люблю тебя.
– Да. Да, я знаю, - сказал он.