Нет дьявола во мне
Шрифт:
Вернулись Андроновы в Москву в середине ноября. Мари пропустила неделю занятий. Но это никого не беспокоило. Нагонит! Тем более теперь, когда ее так увлекла учеба.
Отдых пошел Мари на пользу. И пьяный поцелуй с пирсингованным американцем. Она решила, что двух с лишним месяцев страданий вполне достаточно. Пора новую жизнь начинать. И тут письмо… От Николаса! Оно провалялось в ящике две недели. Пришло в тот день, когда они улетели на отдых. Марианна сначала не хотела его читать. Думала порвать и выбросить. А лучше сжечь и пепел развеять по ветру. Но все же конверт распечатала, письмо развернула, а в нем
«Время не повернешь вспять… Но если можно что-то исправить, нужно попробовать. Я люблю тебя и хочу, чтоб ты присутствовала в моей жизни в том статусе, в котором захочешь… Прошло три месяца, я допускаю, что ты меня разлюбила. Поэтому предлагаю дружбу… Хотя бы ее. Но если ты обо мне уже и думать не хочешь, просто знай… Я люблю тебя!»
Мари трижды перечитывала письмо, прежде чем до нее в полной мере дошел его смысл.
Ник отказывается от своего намерения уйти в монастырь? Потому что хочет быть с ней?
Она правильно поняла?
Еще раз прочла письмо.
Да, пожалуй. Ведь он пробует все исправить.
Снова пробежалась глазами по тексту.
«Прошло три месяца, я допускаю, что ты меня разлюбила…»
Какой же дурачок! Разве она может?
– Папа! – закричала Мари и, свернув письмо, помчалась к отцу в кабинет. Он там что-то делал за компьютером. Официально просматривал деловую переписку. На деле же общался по аське с барышней, с которой закрутил роман в Доминикане. – Папа-а-а-а!
– Ты чего вопишь? – возмутился тот, торопливо закрыв ноутбук.
– Папа, мне нужно на Балканы. Срочно!
– А ну Луну тебе не надо, случайно?
– Нет. В деревню только. Пожалуйста, папочка, отправь меня туда.
– Даже и не думай об этом.
– Почему?
– Во-первых, мы только вернулись из Доминиканы, и ты уже пропустила неделю занятий.
– Я нагоню! Обещаю.
– Во-вторых, ты у нас не премьер-министр, чтоб по заграницам разъезжать несколько раз в месяц.
– Но мне нужно!
– В-третьих, билеты не дешевы. А ты так заявляешь «Мне надо», будто тебе на электричке до Твери доехать нужно.
– Не выдавай мне карманных денег, не дари подарка на Новый год, я на все согласна, только отправь меня на Балканы.
– А в-четвертых, я не могу отпустить тебя одну в такое далекое путешествие, у нас же с матерью накопилась куча дел, которые мы по твоей прихоти не можем бросить.
– Да не прихоть это, пойми!
Они разговаривали так громко, что их услышала мама, находящаяся в зимнем саду, где пересаживала привезенные из Доминиканской Республики орхидеи.
– Что тут у вас за шум? – спросила она.
– Наша принцесса желает на Балканы. Не наотдыхалась еще.
– Мне нужно увидеть Николаса…
– Вы же поссорились, – заметила мама.
– Он письмо мне прислал. Но я не могу тебе его показать, оно очень личное. – Марианна умоляюще посмотрела на мать. – Мне очень нужно его увидеть.
– Марианна, я все сказал, – рявкнул отец.
– Ты мне приговор подписываешь, понимаешь? – заплакала Мари.
Слезы градом, из носа течет. Не хватало упасть на пол и заколотить по нему ногами и руками – ровно так она поступала в детстве, когда родители отказывали ей в чем-то важном. Не в кукле или в платье, с этим она мирилась. А когда, например,
не отдавали в фигурное катание, тогда как Марианна мечтала о катке. Или отнимали медицинскую энциклопедию, когда девочка уже почти разобралась, как устроена ее мочеполовая система.– Марш в комнату! – скомандовал отец.
– Постой, – задержала ее мать. – И подотри сопли. – Она сунула дочери полотенце, которое висело у нее на плече.
Марианна высморкалась.
– Почему ты не позволяешь ей поехать? – спросила мама у отца.
Тот перечислил все четыре пункта, которые озвучил до этого.
– Я с ней поеду, – выслушав его, проговорила мама. – Но через десять дней. За это время Мари нагонит и перегонит одноклассников. И там будет заниматься. Так, дочка?
Мари закивала. Ей пока не верилось, что все получится. Папа слушал супругу с лицом таким суровым, как у… у Понтия Пилата! Мари прочла на отдыхе книгу «Мастер и Маргарита» и прокуратора Иудеи представляла именно таким.
– Поездка будет твоим новогодним подарком Марианне. Вместо вожделенного ноутбука она получит билеты.
– Не ожидал я от тебя такого, – покачал головой отец. – Ведь именно ты всегда ругала меня за то, что я балую Мари. Ты говорила, будь с ней строже. Не иди на поводу…
– Сейчас совсем другое дело. И я, как женщина, понимаю и поддерживаю Марианну, а не потакаю ей.
– Ай, поступай как хочешь! – отмахнулся отец и вышел из комнаты. Через несколько секунд хлопнула входная дверь. Он ушел.
А Мари бросилась к матери, чтоб обнять ее. Не только папа, но и она не ожидала поддержки от нее. Ей казалось, мать не то что не понимает свою приемную дочь, а даже не пытается это сделать. Потому что ей на Мари по большому счету наплевать. Воспитать достойного ребенка, за которого не стыдно, вот и вся ее материнская задача.
– Ник ведь тебе не просто друг? – спросила мама, погладив прижавшуюся к ней дочь по голове.
– Он моя любовь.
– Я так и думала… Что ж, поборись за нее, дочка.
И, чмокнув Мари в макушку, отстранилась. Лимит нежности на день был исчерпан. Мама вернулась на балкон к своим орхидеям. Впервые Марианна не обиделась на нее за холодность. Теперь она знала, что скрывается за ней…
До деревни добрались только к вечеру. И все же мама отпустила Мари в поселение. Но велела одеться потеплее и взять с собой фонарь. А еще – вернуться к одиннадцати. То есть выделила дочери полтора часа на все про все. Мало, если учесть, что к монастырю подниматься минут пятнадцать-двадцать, а еще Ника найти надо… И что остается? От силы полчаса. Но она и ради пяти минут побежала бы…
Только чтобы прижаться к нему, заглянуть в глаза, сказать: «Я тебя люблю!»
Услышать «Я тебя люблю!» в ответ.
Всю дорогу она бежала. Так что теплая одежда ей только мешала. В куртке было жарко и не особо удобно. В общежитии поселения горело не так много окон. Местные ложились рано. Мари не знала, в какой комнате обитает Николас. И стала заглядывать во все окна, пока не нашла то, в котором увидела ЕГО.
Николас сидел на кровати, поджав по себя ноги. На нем были спортивные штаны и все. Голый торс, покрытый темной растительностью. Крест на шнурке. Ник склонялся над книгой. Отросшие волосы спадали на лоб.