Нет места для живых

– Этот снег не тает. Это вообще не снег.

Депутат клюнул носом.

– Действтльно… Не тает. А что это?

Майор тихо зарычал.

– Всё. Пора. Перемена дислокации. Эти двое пьяниц – в центре. В арьергарде – сержант и турист. Поехали.

Они оказались на широкой улице. По обеим сторонам были двухэтажные длинные дома с темными слепыми окнами. Дико выл ветер, гоняя белые хлопья. Метель полностью скрывала все вокруг, и только далеко слева над домами угадывались какие-то огромные движущиеся тени.

– Нам туда, - кивнул майор в их сторону. – Там река.

С крыши дома напротив вдруг свалилось нечто бесформенное, ощетинившееся конечностями. Оно вспухло, заскрежетало и кинулось через дорогу.

– Пригнулись! – майор кинул что-то прямо в кучу приближающихся белесых ногорук. Вспух белый шар, рванул обжигающий ветер.

– Последняя граната, - сказал майор. – Больше нет.

В подъезде он в первую очередь достал планшет, развернул карту.

– Не нравится мне эта дорога, - сказал он. – Слишком большая активность. Придется идти через канализацию. Тут недалеко есть люк.

– Через канализацию? – опешила Андревна. – Да вы что?!

– Я надеюсь, она еще не совсем замерзла. Если там тепло и влажно, нам повезло.

– Если там тепло и влажно, мы задохнемся или утонем!

– Не-е, мйор, - включился депутат. – Кнлизация это говно. Это плхая идея. Пойдем лучше пъ дороге, я тя как друга пршу.

Майор молча отодвинул его в сторону и вышел во двор. Канализационный люк виднелся тут же, в двух шагах, черный, древний, с какими-то чугунными вензелями по периметру.

– Не-не, мйор! –депутат вцепился ему в воротник. – Я те друг иль нет?! Я тя туда не пущу. Там темно, сыро и влажно. Друг или не?! Скажи «друг», тогда пройдешь!

Майор двинул его в челюсть. Депутат грохнулся на асфальт, взбрыкнув ногами.

– Спускаемся в прежнем порядке. Толстяк остается здесь. Он меня достал.

Майор сдвинул тяжелую крышку.

– Да вы что! – снова возмутилась Андревна, почувствовав, что может вернуть часть власти. – Никого мы здесь не оставим. Не позволяйте себе лишнего!

Майор безнадежно махнул рукой и стал спускаться в темноту.

***

В канализации было темно, холодно и неуютно. С толстых труб, тянущихся вдоль потолка, свисали какие-то заледеневшие тряпки и сосульки подозрительно темного цвета. Воняло сероводородом. Ханурик то и дело обливал себя «шипром». Это помогало всем. Стены были покрыты ледяной коркой. В некоторых проходах виднелись белые ошметки, а за сливными решетками клубилась пыль. Пару раз из темноты боковин вываливались полусформировавшиеся тени, которые тут же успокаивались после доброй порции «Столичной» из брызгалок.

– А я думала, канализация это большая труба, заполненная дерьмом, - сказала завуч, оглядываясь.

– Все так думают, - ответил бугай Бутырко.
– Нас как-то послали на задание, а там хоть и горы с пустыней, в Кабуле-то, а канализация все-равно…

– Старший сержант! – прикрикнул на него майор.

Они вышли в помещение главного коллектора.

– Виноват, - Бутырко замолчал.

– Ой-вей, - раздался из темноты голос. – Да все таки знают, что есть Кабул, и там пустыня, и наши контингенты, и нечего так кричать на бедного парня, он же не виноват, что его начальники посылали его бегать по канализации вместе с крысами.

Ханурик заорал и стал палить на голос. Грохот дребезжал в ушах, отражаясь от высокого бетонного потолка. Майор одним движением отобрал у него карабин и двинул локтем в грудь. Ханурик сел.

– Ну вот, я же так и думал, - сказал голос. – Незачем говорить внезапно старому еврею, его обязательно начнут расстреливать.

Пять фонарей, в панике порыскав по темным стенам, уткнулись в сидящую напротив человеческую фигуру.

– Кто таков? – крикнул майор.
– Чего здесь делаешь?

Человек, кряхтя, поднялся, отряхнул черное замызганное пальтецо, снял шляпу, обнажив голову с жидкими седыми волосами, свисавшими подобно сосулькам.

– Это очень сложно объяснить кто я таков и что здесь делаю, гражданин начальник. Фамилия моя Вундермахер, зовут Моисей Лазаревич, а здесь я сижу. Сидеть это мое постоянное занятие. Я сидел при Владимире Ильиче, сидел при Иосифе Виссарионовиче. При Георгии Максимилиановиче меня ненадолго выпустили, но при Никите Сергеиче снова посадили. А все почему? А все потому, что кому-то пришло в голову, что я не люблю советскую власть. Кто-то решил, что сидя я буду любить ее больше. А теперь я сижу здесь, и мне совсем не нравится, что происходит у вас там, наверху.

– Это местный безумец, - тихо объяснила Андревна майору. – Его недавно из психушки выпустили.

– Ясно, - ответил майор. – Так, гражданин… э-э… Махер. Производится эвакуация населенного пункта. Собирайтесь. Пойдете с нами.

– И вы таки думаете, что я как несмышленый елед обрадуюсь вашему предложению? Здесь тепло и не слишком воняет. А наверху радостно бродят огромные шлимазлы, и мне совсем не хочется с ними встречаться.

– Это не обсуждается, - сказал майор. – У меня приказ очистить местность от посторонних. И я его выполню…

– А меня хотел оставить, - пробурчал протрезвевший от запаха депутат.

– … если посторонние меня не слишком напрягают, - добавил майор, глянув на него.

Вундермахер развел руками и снова надел шляпу.

– Собирайте вещи.

– Вы видите здесь какие-то вещи? Вот когда меня забирали в первый раз, рядом таки действительно были вещи.

На бетонном полу лежала только газета с какими-то объедками.

– Тем лучше. Клава, выдай ему запасные очки и пару брызгалок из своих запасов. Так, гражданин Махер, как только увидите что-нибудь серое и клубящееся, пускайте струю. Поможет.

– Да, - согласился тот. – Струю пускать мне даже в лагере иногда помогало.

– Значит так, - обратился майор к своему маленькому отряду. – Теперь нас девять. – Он посмотрел на депутата. – Точнее, восемь с половиной. И половина это далеко не пионер. И даже не Махер. Идем дальше колонной строго по два человека. Авангард – я, Клава. Арьергард – турист и сержант. Пионер, завуч – вторые за нами.

– А можно мне пистолет? – спросил пионер.

– Нельзя. Затем – безумец и алкоголики. Смотреть в оба, особенно на развилках и при наличии боковых коридоров. Фонарики и спирт наготове. Выдвигаемся.