Вчера закончилось,Я вынырнул наружу.А тут весенний дождь и шум машин.Перешагнул одну, другую лужуИ будто бы не жил.Все время что-то делал. Суета.А ветер дует так же там на пляже,И сосны те же, только выше, скажешь,И дети выше, и такая красота…
«Во сне за облаком…»
Во сне за облакомИ на крыльце за снегомФонарь роняет дрожь,Все неподвижно.Ты один живешь.И тихо.Ветки
вдалеке темны.Вдруг голоса – пустое.И снова голоса внутри,Величие простое.Не говори.Не жди, не бойся.Не проси остатьсяс тобой.Не будет так, как хочешь.Ведь дело не в телах.Они слабы от века.Дело выше.В законе нефизическом, такомЗаконе, который просто соблюдаешь сам.Нипочему. Ни потому. А так.
«я должен кого-то любить…»
я должен кого-то любить,я без любви не могуничего, даже малости, даже ручья.ни слезинки, ни вдоха.только порох мгновенийструится, как дым,наша бедная духом эпоха —вроде чертополоха под ним.ни читать, ни писать,только выжать строку из ручья,вот создать бы ручей,я бы горя не знал на его берегу,а теперь я ничей,все время куда-то бегу,все стремлюсь и пытаюсь,и нет мне покоя и воли…
«Если завтра рак или гангрена…»
Если завтра рак или гангрена,Все останется, как было, в мире этом:Все полотна, что живут нетленно,Все поэты в прошлом или где-то.Все стихи, что блоки написали,Кузнецовские сухие степи,Кони рыцарские в эрмитажном залеИ внезапно выросшие дети.Только нас не будет под луною…Совершив свой путь крестообразно,Мы сольемся с бурною рекоюИли с приглашением на казни…Мы проскачем по полям незримо,Белых туч коснемся так легко мы,Будто стали словно херувимы,Словно с самим Боженькой знакомы…
«Мне так печально в этот вечер…»
Мне так печально в этот вечерИ одиноко под дождем…Один футбол – но он не лечит,Нет никакого толка в нем.А ты… ты так недостижима,Ты так надежно далека,Как напряженная пружинаВнутри взведенного курка.Ты так, как звезды надо мною,Ты как далекий темный лес,Что так тоскливо воет-воетПро то, что я остался без…Я без… Я за! Я за! Но толькоОдин лишь лес вдали шумит,Как будто в нем княгиня ОльгаЗа мужа мстит, и мстит, и мстит…
«еще одна неделя…»
еще одна неделяпрошла и больше нетуни лета не летелипушинки с парапетанигде мне не приснитсяродимый чудный городсверкает на ресницесверкает скоро сороксверкает как рубиномсверкает не прольетсявстречает рано утроми нет не улыбнетсянисколько не осудитнисколько ни пригреетлишь косточки на блюдеи темный
шум аллеи
«Ко всему привыкаешь в тарелке трамвайной…»
Ко всему привыкаешь в тарелке трамвайной,Переменчивый ветер проведет по плечуИ уносится прочь, как незримый, случайныйПоцелуй невзначай, налету, навесу.Здесь сечение дней так похоже на осень,Здесь всегда сорок лет, и туман, и туманВ поле тает так медленно, словно бы проситПросит, тает и тает, как белый туман.
«ни читать, ни писать…»
ни читать, ни писать —это вновь подступает ко мнеэто вновь начинается тихий прилив бытияты когда-то шептала мне, да, я навеки твояно «навеки» так долго не можетжить только в одном человекенавеки нельзяможно на год, скорее, на месяц, на часможно по-всякомукак же унять эту боль?не глаголь мою душу, прошу тебябольше ее не глаголь!Она только проснулась, она как цветок —распустилась и дышит вином и хлебома я не давал ей свободы и ветра, любви не давалпрорастать…
Томление
Незримо был он сердцу мил,Сидел в ряду своем далеком.Из-под ресницЧто было силСверкает взгляд —И бьет, как током.Пронзает театральну мглу,Пронзает сердце мне клиночно.Я грежу, я сейчас умру!Реально здесь, сейчас, воочью.Кто звал его в этот партер?Какая сила роковаяТакого дьявола из недрДостала, недра раздвигая?Зачем пришел он в этот час?Зачем смутил покой и волю?Как будто снова трубный гласРаздался в небе надо мною.И в свете утренней звезды,И в свете спальни с ночникамиТеперь лишь демона чертыМерещатся в оконной раме.
Поэма конца – 2
В тишине, как во сне.Дерева говорят под ветром.Гладь воды, лик луны,Я родился не диким вепремВ чаще темной, в глухом лесу,Но, как видно, клыки несу.Я родился мальчиком белым,Как батон слюдяного хлеба,И полвека все что-то делал —Из поленышка в человека.Из-под ледной холодной толщи —Окуней и ершей и даже —Леонардо в Краковской Польше —Горностаевые плюмажи.Деревянные ручки-ножки,На холстине сверчок и лик твой,Не какой-нибудь Матки Бозки,Драгоценной и ясноликой,А туманной, как мост Редона,Модильяни, как деревянной,Как Ван Гога, Лаокоона,На оконце за свечкой странной.Как в гуцульском краю, где сосныМежду гор вереницей троллей,Я встречал тебя очень взрослой,Полной очень нездешней боли.И она в меня жизнь вдохнула,Полетела, перевернула…И с тех пор человечек ходит,Словно Голем в огромном граде.Мы с тобой в этом граде были,Словно ангелы золотые,Словно капли межзвездной пыли,Молодые и золотые.Сквозь окошко ту песню спой мне,Той дорожкой железной двинься.