Нет пути назад
Шрифт:
– Убирайтесь немедленно. Деньги, я вижу, у вас есть. Дорога вон в той стороне. Доедете до Гельсингфорса, там сядете на паром… до Осло или до Стокгольма. Там не проверяют. В Россию больше не возвращайтесь. Увижу еще раз – убью как собаку.
Больше князь Воронцов ничего не сказал – сел в машину и уехал…
Двенадцатый граф Сноудон добрался до пенька и сел. Подтянул сумку. Паспорт… деньги… все было на месте. Грудь
Было темно. Граф выудил из сумки небольшой фонарик – один из неотъемлемых аксессуаров его опасной профессии, посветил по лесу. Неподалеку заметил упавшее дерево. Усилия отозвались новой болью, но через пять минут у него в руках была большая пастушья палка – шест. Падая, дерево придавило молодую березку, он доломал ее и ободрал ствол от веток. Обезболивающего не было, но если тебе больно, значит, ты еще жив. Закинув сумку на плечо, он побрел в направлении дороги…
Сердобольный водитель лесовоза поверил рассказу о разбойниках и подвез до города с названием Сердоболь [83] , даже не взяв денег. На железнодорожном вокзале он купил билет до Гельсингфорса на проходящий экспресс: на промежуточных станциях билеты продавали без номера места и не спрашивали документов, удостоверяющих личность. На привокзальной площади он нашел круглосуточную аптеку, где купил все необходимое, в вокзальном буфете позавтракал… если это можно было так назвать, и в круглосуточном вокзальном магазине купил себе новую куртку и большие противосолнечные очки. В туалете вокзала он сам сделал себе тугую повязку на грудь из бинта, купленного в аптеке. Резиновые пули неглубоко проникли в тело, оставив рваные раны и огромные кровоподтеки. Он удалил их, одну за другой, засыпав раны антибиотиком, и только потом наложил повязку. Пару дней должно продержаться, если остановит полиция, скажет, что упал в лесу с велосипеда, нарвался на сучки.
83
Ныне Сортавала, Россия.
Оставалось только одно. Бросить тех, кто ему поверил просто так, он не мог.
За несколько минут до экспресса на Гельсингфорс граф подошел
к старомодному общественному телефонному аппарату. Сыпанул несколько монет, набрал номер. На улице должно было вот-вот рассвести.– Алло?
– Это дом купца первой гильдии Бухарина?
– Нет, черт возьми! Звоните посреди ночи, надоели!
Граф положил трубку. Сигнал отмены передан, выступление не принесет ничего, кроме лишних жертв, арестов и ссылок, возможно, что и виселиц. Может быть, есть смысл попытаться потом…
В углу полуночный дежурный в форме железнодорожного ведомства героически боролся со сном. Маленький зал ожидания был почти пуст.
На улице послышался мощный гудок локомотива – он. Скорый, на Гельсингфорс. Стоянка две минуты. Граф подхватил сумку и пошел на платформу…
Русский язык граф знал, а вот русских знал плохо. В то время как сам граф находился в экспрессе, в доме одного из гвардейских офицеров состоялось экстренное совещание. Деньги большей частью пропали. Кабульская группа погибла, сразу после этого Воронцов и его подручный, казачий полковник Тимофеев, бесследно пропали из Кабула. Воронцова видели в городе. Толстой убит, а все понимали, что если Ее Высочеству надо будет кого-то убить, обратиться она может к одному человеку – князю Воронцову, военному моряку и отставному спецназовцу. Убит Алим-хан, его супруга в тяжелом состоянии, один из британцев, через которого поддерживалась связь с британским посольством, убит, второй пропал без вести. Князя Воронцова видели в Императорском яхт-клубе, где был убит Толстой, в Зимнем дворце, когда он явился после этого с докладом, около дома Алим-хана тоже видели кого-то, сильно похожего на Воронцова. В полиции были данные, что он в кого-то стрелял прямо на улице, судя по описанию, в британца. Стало понятно, что заговор фактически раскрыт и Ее Высочество предпринимает контрмеры – убивает всех, до кого только может дотянуться…
А если так, то одно из двух. Либо бежать, либо бросаться вперед в безумной, отчаянной попытке переиграть ситуацию.
На этом совещании и было принято решение выступать не через два дня, а прямо сейчас. Немедленно.