Нет времени для Тьмы

Стоявшие возле храма служители темных культов опускались на колени, взывая к богине. Олег также рухнул вниз, только на мгновение поймав торжествующий взгляд Нисы — ведь это и ей теперь пели славу, ей, воплотившей саму Трехликую. А в небе вздымалась женщина с огромными перепончатыми крыльями и змеями вместо ног. С оглушительным шипением раскрывались зубастые пасти, изрыгая темно-красное пламя. Глаза испускали мертвенно-бледное сияние, на которое никто не мог долго смотреть. Распахнутые крылья, казалось, вздымались в высоту на целые километры, заполонив собой все небо. От Богини исходил леденящий холод — губительный, всепроникающий, заставляющий вспомнить об ужасающем холоде вакуума.

Ниса, вскинув руки, затянула славословие, тут же подхваченное присутствующими. Никто не знал слов, — они сами ложились на язык, словно что-то в глубине сознания каждого из присутствующих всегда помнило этот гимн.

Я призываю Тебя, о Разящая метко Геката, Три заповедных пути предержащая грозная Дева, Сжалься, сойди к нам в земной ипостаси, морской и небесной, В пеплосе ярком: своей желтизною он с крокусом спорит. Души умерших из бездн увлекая вакхической пляской, Бродишь, Персеева Дочь, средь могил затевая охоту. Вслед за Тобою бегут по безлюдным просторам олени, Псы окружают Тебя, о Царица полночных видений. Неодолимая, Ты отзываешься свистом смертельным. Дева ночная, тельцов приносящая в жертву; Вселенной Ключница.

Когда были допеты последние слова гимна, жуткий призрак растаял. Столь же стремительно, сколь и начался, стих дождь, небо очистилось и на нем вновь появились луна и звезды. Лишь разлившееся вокруг холмов обилие воды указывало на недавнее буйство стихии. Ниса выступила вперед и подняла руки, призывая всех к порядку.

— Жертвы принесены, — громко сказала она, — и место очищено для поклонения. Пусть сегодняшнее празднество будет подобно Хаосу. Веселитесь и пейте — эта ночь наша.

Она снова простерла руки, благословляя своих поклонников, выражавших свое почтение поцелуем ноги Нисы. Вновь зажигались угасавшие костры, из сумок и рюкзаков доставались снедь и выпивка, — все это должно было завершиться грандиозной оргией. Ниса, удобно расположившаяся на собаках, образовавших «живое кресло», страстно целовалась с мускулистым боккором, одновременно выглядывая молоденьких ведьмочек.

Олег не спешил присоединяться к всеобщему веселью: Ниса потребовала от него самолично закончить эту историю. Взяв небольшую сумку, он зашел в храм. Среди прочих вещей в сумке лежал спичечный коробок, с волосами архиепископа Константина, принесенными Василием Игнатовым, бывшим однокурсником Олега. В свое время, они вели за бутылкой настоящие богословские диспуты, порой доходившие до мордобоя.

* * *

Отец Константин поднимался по ступеням трапа самолета следующего рейсом «Москва-Южгород». Настроение у него было самое боевое, — он уже позвонил в столицу и там ему пообещали ряд встреч на самом высоком уровне: и в патриархате и в ряде светских инстанций. И хотя он чувствовал, что ему пока не особенно верят, — все изменится, когда он прибудет в Москву. Уж он-то найдет нужные слова и аргументы, сумеет убедить их всех, что на берегах Кумана зреет заговор. А уж сочтут ли его делом рук дьявола или зарубежных спецслужб, — уже не важно. Главное, что это побудит их, наконец, заняться ведьмовским гнездом. Хорошо, что он оставил после себя Василия Игнатова, — уж он-то сумеет взбудоражить православную общественность так что губернатору волей-неволей придется отвечать на весьма неприятные вопросы.

Он прошел в проходе между креслами, — важный, осанистый в рясе и большим крестом на груди. Провожаемый почтительными взглядами пассажиров он степенно сел в свое кресло, расправив окладистую бороду.

В темной, освещаемой лишь черными свечами комнате, Олег преклонил колени перед изваянием Гекаты. На алтаре лежала глиняная кукла в обрывке черной материи, с несколькими волосками, искусно изображавшими бороду. Рядом стояли курильницы с дымящимися благовониями.

Олег поднял нож и начал читать заклинание.

— Приди о Великая, небесная, земная и подземная, богиня перекрестков, друг и возлюбленная ночи, враг дня…

Пламя свечей колебалось и в его свете на стенах плясали странные тени.

— Пятьдесят грамм коньяка, девушка, — обратился отец Константин к стюрадессе, — миловидной шатенке с зелеными глазами.

— Хорошо батюшка, — сказала она. Архиепископ проводил взглядом покачивающуюся попку и откинулся на спинку кресла. Достал из сумки «Вести Кумана» и углубился в чтение. Первое что бросилось в глаза, — большая статья на полосу — «Античный край».

Отец Константин скрипнул зубами, — ну, что же еще ожидать от губернаторской газетенки? Он начал читать, все более закипая гневом, — автор взахлеб расхваливал новую инициативу губернатора, разглагольствовал о «связи времен» и «священных традициях», то углубляясь в историю Боспора, то вновь восхваляя губернатора за необыкновенную прозорливость и деловые качества, позволившие привлечь средства иностранных инвесторов. А под конец еще и начал описывать все эти капища, уделяя остальным объектам на удивление мало внимания.

Архиепископ уже хотел отбросить газету, но что-то в ней вдруг привлекло его внимание. Ему показался знакомым стиль автора. Пораженный он глянул на подпись внизу статьи, и ему стало дурно, — там стояло «В. Игнатов». Отец Константин скомкал газету и отшвырнул, грязно выругавшись при этом. Пассажиры изумленно смотрели на разгневанного священника, — его лицо покраснело, глаза налились кровью.

— Это ему так не сойдет! — выкрикнул он, брызгая слюной. — Иуда! Я найду на него управу!

Внезапно он замолчал. От лица вдруг отхлынула вся кровь, глаза выпучились, он захрипел и вдруг обмяк в кресле, тяжело дыша. В груди его внезапно разлилась невыносимая боль, словно в неё воткнули раскаленный кинжал. Он завыл от нестерпимой боли, перед его глазами словно вспыхнули тысячи солнц.

— С вами все в порядке, батюшка? — над ним склонилось испуганное лицо стюардессы.

Архиепископ хотел что-то ответить, но новый приступ боли настиг его и он провалился во Тьму. Последним, что он видел перед собой, было лицо Василия Игнатова.

* * *

— Присаживайтесь, господин легат… простите, генерал.

— Легат звучит неплохо. Хотя конечно, это все настолько фантастично…

— Вижу, наши общие знакомые кое-что рассказали обо мне.

— Да и поначалу версия всеобщего помешательства казалась мне самой правдоподобной. О вас и поныне ходит столько слухов.

— Мне не привыкать. Но я так понимаю, что теперь вы свыклись с моим существованием.

— Я всегда говорил подчиненным, что они не должны позволять любому из своих людей избегать жестоких фактов, чтобы не жить в вымышленном мире.

— Намекаете, что жестокий факт это я?

— То, что вы факт уже очевидно. Пока не знаю, насколько вы жестоки.

— Не более, чем необходимо. Что поделать, я родилась в жестокие времена.

— Тоже держите наготове план, чтобы убить каждого, кого встретите?

— Именно так.

— Похоже, мы с вами сработаемся, мисс…

— Мисс-нис, к чему эти церемонии? Зовите меня по имени, генерал. Мне тоже кажется, что мы с вами сработаемся.

— Да, только пока не понятно, где именно.

— Для военного вашего уровня в новой администрации может быть достойным один только пост. Заодно вы поможете мне оказывать влияние на нового лидера — собственно я не исключаю, что реально вы будете даже большим лидером чем он.

— Звучит заманчиво, но выборы еще не состоялись и победу прочат иному кандидату.