НЕТ
Шрифт:
Специалист "по насосам" хорошо, добродушно улыбнулся, показав ровный ряд неправдоподобно белых зубов, а постаревший мальчик съежился и почему-то отвел от Хабарова глаза.
Старик генерал сел на поданную Вартенесяном табуретку и, забрав в горсть свое некрасивое лицо, спросил:
– На что жалуетесь?
– Сначала разрешите доложить, на что я не жалуюсь.
– Как, не понял?
– …на что я не жалуюсь, – громко повторил Хабаров.
– Ну-ну, интересно. Валяйте!
– Я не жалуюсь на лечащего врача Клавдию Георгиевну Пажину, не жалуюсь на главного
– Понял. Хватит, – строго сказал Барковский. – Мы прилетели не с инспекторскими целями, а для того, чтобы обменяться мнениями с коллегами, вместе подумать и по возможности найти быстрейшие пути вашего возвращения в строй. Время, как известно, дороже денег, так что не будем его терять на дипломатические выкрутасы. Прошу отвечать по существу. Что беспокоит в данный момент?..
В палате консилиум продолжался минут двадцать и ужасно утомил Виктора Михайловича. Когда врачи его наконец оставили, Хабаров вытер лицо полотенцем и сказал Тамаре:
– А старик деловой.
– Удивляюсь, как такой дедушка согласился на вертолете лететь.
– Так ведь ради кого, Тамарочка?
– Опять хвастаете, Виктор Михайлович?
– Я хвастаю? Никогда! Торжествую! И имею основания, раз такие почтенные старички оказывают честь. Вот ты, ты бы ради меня не полетела на вертолете, а он полетел.
– Откуда и что вы про меня знаете?
– Я про тебя все знаю. Все, кроме одной вещи: почему такая симпатичная, умная и так далее двадцатитрехлетняя девица до сих пор не замужем?
– А за кого выходить? Кругом одни пьяницы да старики. Я бы, может, с удовольствием вышла, так нет за кого… А так, лишь бы выскочить и потом всю жизнь мучиться, уж лучше совсем не надо. – Тамара опустилась на табуретку, на которой только что сидел профессор Барковский, заглянула в лицо Виктора Михайловича и спросила:
– А сами-то вы почему не женатые?
– Кто тебе сказал, что я холостой?
– Были бы женатые, небось жена-то давно уж приехала. Жена, а не мамаша.
– Тебе моя мама не нравится?
– Ну что вы! Такую маму дай бог каждому…
В этот момент дверь тихонько приоткрылась и в палату заглянул командир вертолета Агаянц, старинный хабаровский приятель.
– Миша! Привет, – крикнул Хабаров. Тамара вздрогнула и сорвалась с места.
– Это что за безобразие! Без разрешения, без халата! Вон отсюда! Сейчас же убирайтесь! – Она мгновенно выставила Агаянца в коридор.
– Не сердитесь, честное слово. Я только передать, – и Агаянц протянул Тамаре большой сверток.
– Что это такое?
– Пюпитр для чтения и складные костыли совершенно особой конструкции, без веса! Рубцов просил вручить. Механик. Сам сделал. Специально для Виктора. Пожалуйста, возьмите.
– Костыли? – растягивая по слогам, сказала Тамара и неожиданно для самой себя расплакалась.
– Ой, не скоро Виктору Михайловичу костыли понадобятся, хоть и особой
конструкции, все равно не скоро…Исчезнув вместе с Агаянцем за дверью, Тамара долго не возвращалась. И Хабаров постепенно "отключился" от незаконченного, оборвавшегося на полуслове разговора с ней. К тому же мелькнувшее и разом пропавшее лицо Мишки Агаянца отвлекло мысли совсем в другое направление.
Хабаров вдруг отчетливо представил полукруглую просторную летную комнату со стенами, обшитыми деревянными светлыми панелями, с огромным окном-эркером, явственно увидел низкие диваны, обтянутые шершавой темно-зеленой материей, и узкие столы на металлических трубчатых ножках, и корабль-бильярд, гордо возвышающийся посередине помещения.
Представил и затосковал.
Когда он вернется туда? К ребятам, к делу, ко всему, что до сих пор было самым главным в жизни…
Хабаров живо вообразил, как входит в летную комнату начлет. Грузный, заметно состарившийся в последние годы Кравцов появляется в застекленной двустворчатой двери, не спеша оглядывается и, будто нарочно растягивая слова, говорит:
– Наклевывается препаршивая работенка, мужики… Запуск двигателя в полете…
Как ни в чем не бывало Збарский продолжает играть в шахматы.
Бокун с некоторым усилием сдерживается и, тоже ничего не спрашивая, заканчивает намеливать кий…
Володин, ухмыльнувшись и кинув быстрый взгляд на окружающих, легко поднимается с дивана и, изображая на лице полную готовность хоть сию минуту отправиться в полет, спрашивает:
– Какие высоты запуска? Володина перебивает Углов:
– Не лезь, Петушок, наперед батьки в пекло. – И к начлету: – Сколько полетов в программе, Павлыч, почем за штуку?
Кравцов не спешит с ответом, поводит из стороны в сторону головой, словно что-то высматривает и никак не может найти.
– Паршивая работенка, мужики… Мы тут посоветовались и решили… поручить это дело Хабарову… Пойдем, Виктор Михайлович, потолкуем…
Увидев летную комнату, Хабаров не может от нее оторваться. Мысленно он следует по длинному коридору, начинающемуся за двустворчатой остекленной дверью, в раздевалку. Тремя шеренгами стоят здесь голубые узкие шкафчики с летным обмундированием. Его шкаф – второй от двери. Кто-то давно уже приклеил на дверку морду улыбающегося тигра. Вырезали с обложки иллюстрированного журнала и так присобачили эмалитом – не оторвать! И вот уже лет пять тигр провожает Виктора Михайловича в каждый полет и встречает после каждого задания. Хабаров привык к тигру и иногда, конечно, когда никто не видит, подмигивает ему, прощаясь…
Едва слышно ступая, в палату возвращается Тамара.
– Пальчик приготовьте, Виктор Михайлович, сейчас кровь возьму.
– Опять? Скоро у меня крови на эти дурацкие анализы не останется.
– А что делать, раз нужно.
– Шуры-муры разводить, так с Мишкой Агаянцем, а кровь сосать – из меня! И чего вытолкала человека, чем он тебе помешал?
Не обращая внимания на "шуры-муры", Тамара привычно делает свое дело.
– Вот и все. Держите ватку, Виктор Михайлович.