Нетерпеливый алхимик
Шрифт:
— Ну и что? — спросила она нетерпеливо.
— А что ты рассчитывала услышать?
— Я тебе кое-что скажу, — заявила она, стаскивая с себя сережки. — Если бы этому типу, а заодно и мне сбросить с десяток лет, то я бы безумно в него влюбилась. Но не теперь — так что один ноль в мою пользу. И не вздумай смеяться, засранец!
Естественно, я не придал значения ее грубости. Ко всему прочему, это было первое бранное слово, которое сорвалось с губ моей помощницы за все время нашей совместной работы.
Глава 15
Настоящий мужчина
В понедельник не успели мы с Чаморро приступить к анализу сложившегося положения и сообразить, как бы поудачнее распорядиться благоприятным раскладом сил, поступил вызов от Перейры. Весь последний месяц я аккуратно докладывал ему о малейших изменениях в предпринимаемых нами
Перейра не любил ходить вокруг да около, и то утро не было исключением.
— Все, Вила, ваша лафа закончилась, — сказал он. — Не хотелось бы на тебя сильно наседать, но мне немедленно нужны результаты. И не вздумай просить у меня еще месяц — пулей полетишь в Мурсию, [71] а мы тут и без тебя разберемся.
— Жаль, господин майор, — заартачился я, решив стоять до последнего. — Я считаю ошибкой бросить дело, когда мы вплотную подошли к разгадке.
71
Мурсия — автономная область на юго-востоке Испании у Средиземного моря. 11,3 тыс. км 2. Население 1038 тыс. человек (1992). Главный город — Мурсия.
— Ну что ж, попробуй меня убедить.
Я мысленно сбил накопившуюся информацию в компактную массу, стараясь сохранить неразрывную целостность ее частей. Большинство фактов Перейре были уже известны, но я выстроил их по-иному, образуя новые сплетения, ускользнувшие от внимания нашего проницательного шефа. Человек — существо слабое и не способен постоянно находиться в здравом уме и твердой памяти, к тому же утром мне, будто нарочно, не удалось подзарядиться привычной дозой кофеина. И пока я говорил, во мне возрастало чувство недовольства своим бездарным повествованием, меж тем как позиции Перейры не только не ухудшались, а, скорее наоборот, крепли с каждой минутой. Вконец расстроившись, я в качестве решающего аргумента красочно описал ему организованную на Салдивара облаву и особо отметил вклад Чаморро, чьи недюжинные актерские способности позволили сузить кольцо и подобраться к нему на близкое расстояние.
— Все это прекрасно, — сказал Перейра, ничуть ни впечатленный моим красноречием, — однако в твоем отчете отсутствуют сколько-нибудь очевидные признаки, которые бы позволили определить круг подозреваемых лиц. И менее всего туда вписывается Леон Салдивар, не сказавший и не сделавший ничего противозаконного. Конечно, он мерзавец, каких поискать, и начисто лишен совести, но, пойми, мы ищем убийцу Тринидада Солера, а все твои доводы вертятся вокруг одной и той же предпосылки: видите ли, он любил покойного и высоко ценил его заслуги. Разве на этом построишь обвинительную базу?
— Я вовсе не собираюсь предъявлять ему обвинение, — оправдывался я, — хотя не стал бы полностью отметать такую возможность. С одной стороны, у него отсутствует мотив, и его поведение не соответствует сложившемуся в обществе представлению о закоренелом убийце. Но с другой — у него слишком много денег и слишком твердое намерение никогда с ними не расставаться, чтобы миндальничать с соперником, когда подворачивается шанс от него избавиться.
Перейра нахмурился.
— Мы не можем просить у судьи санкции на возбуждение против Салдивара уголовного дела только на том основании, что он миллионер.
— Безусловно нет, тем не менее он ключевая фигура во всей этой темной истории — я уверен. И уже собранные о нем компрометирующие сведения не идут ни в какое сравнение с теми, которые мы надеемся собрать.
— В ближайшее время? — настаивал Перейра.
Меня так и подмывало продемонстрировать энтузиазм
и наобещать золотые горы. Но я не мог обманывать Перейру.— В ближайшее время не получится. Он гибкий как резина и к тому же бесподобный интриган.
— В какой-то мере я разделяю твою точку зрения, — заверил меня шеф. — Вполне вероятно, ты близок к раскрытию дела. Но, к сожалению, мы не в Полицейской академии: я не имею возможности поставить тебя у классной доски и остановить время, ожидая, покуда ты нацарапаешь на ней свои выкладки. Будь в моем распоряжении целый батальон из шестидесяти мозговитых и въедливых следователей, окончивших Гарвард и готовых работать двадцать четыре часа в сутки по примеру агентов ФБР (если верить их пропаганде), тогда другое дело. Однако у меня есть то, что есть, и сейчас все мое внимание приковано к психопату из Мурсии, смастерившему для нас подарочек в виде двух трупов с выпущенными наружу кишками и отрубленными руками.
— Но ведь вы уже поручили кому-нибудь это расследование, не так ли? — предположил я с робкой надеждой.
— Не важно, — укоризненно ответил Перейра. — Я не хочу ни лишать тебя права на собственное мнение, ни диктовать условия, однако позволю дать совет: надо безотлагательно воспользоваться следом, который ведет к Криспуло… ну, к тому деятелю из Гвадалахары — никак не могу запомнить его фамилию. У него имеется четкий мотив, а у нас хоть косвенные, но все же улики.
— Конечно, господин майор, ваш совет кажется оптимальным решением, — признал я. — Мне уже приходила в голову подобная мысль, но я от нее отказался; по-моему, надо сначала примериться, а уж потом ударить наверняка.
— Ладно, Вила, я устал с тобой спорить. Придется, извини за грубое выражение, ткнуть тебя носом в мои майорские звездочки и употребить власть. Даю тебе сроку до пятницы. Выкручивайся, как знаешь: можешь заняться Криспуло, а можешь и дальше разводить эту сентиментальную бодягу с Чаморро: пусть она позвонит Салдивару и пригласит его, к примеру, в кино или отведать мороженого… Мне — до лампочки. Я не буду тебя ограничивать. Однако учти, в следующий понедельник твоему самоуправству придет конец.
Преимущество майорского чина перед сержантским состоит в том, что в его распоряжении находится более широкое поле для применения сарказма. Вместе с тем я прекрасно осознавал: Перейра исполняет свой долг, а потому, в соответствии с принесенной мною присягой, мне надлежит исполнить свой.
— Так точно, господин майор, — отчеканил я, сдавшись на милость победителя.
Когда мы выходили из кабинета Перейры, Чаморро обратилась ко мне с дружеским участием:
— Если тебе помогут мои слова, то знай: я считаю тебя абсолютно правым.
— Спасибо, Виргиния. Но мне сейчас ничто не поможет, — заметил я, все еще уязвленный в самое сердце. — Давай лучше займемся подборкой материалов по Криспуло Очайта и сегодня же нанесем ему визит.
Мы быстро пробежали базу данных, поговорили по телефону с неизменно отстраненным и высокомерным Валенсуэлой, поскребли по сусекам тут и там и в конце концов довершили психологический портрет Криспуло Очайты, до сих пор казавшийся нам несколько поверхностным. Он принадлежал к разряду людей, бравирующих тем обстоятельством, что они вышли из нищеты, а потом, ступенька за ступенькой, доходя до всего собственным умом, совершили восхождение на вершину богатства и власти. Хвастуны, как правило, лишены чувства критичности и предаются восхвалению своих достоинств с тем большей эйфорией, с чем большим недоверием относятся к ним окружающие. Похоже, Очайта с головой погряз в трясине самолюбования. Если кто-нибудь ставил под сомнение его поступки или образ мыслей, то он называл его идиотом или пачкуном, а иной раз с удовольствием награждал обоими эпитетами. На него было заведено несколько дел за сопротивление властям и за неуважение к закону, а также за неявку в суд и за употребление поносных выражений в адрес судьи, в чьем ведении находились эти дела. Его невоздержанность на слова чередовалась с множеством других более тяжких прегрешений, в частности: с бешеной ездой на печально прославленном желтом «ламборгини», с которого он не слезал (пренебрегая более удобным и надежным способом передвижения на машине с шофером), и с домом неподалеку от Гвадалахары, который занимал площадь целого холма. Чтобы его построить, Очайте пришлось преодолеть неистовое сопротивление соседей и «зеленых». Его обвинили в нарушении градостроительных и экологических норм, но он относился ко всему с презрительной насмешливостью и издевался над поверженными врагами при каждом удобном случае.