Нетленные чувства

– Я уже не первый раз замечаю за тобой подобного рода вещи, - он улыбнулся, но постарался, чтобы его голос выглядел серьезным, - ты, что, влюбилась в собственного брата?

Из ванной донесся заразительный смех, которым могла смеяться только его маленькая сестренка. Такого обворожительного смеха он не слышал больше ни у кого.

– Ну, вот ещё чего! Такого ты от меня точно никогда не дождешься. Любовь вообще не про меня.

– Нет? – Макс улыбнулся, натягивая футболку. – Что же так?

Дженнифер вышла из ванной в халате и с распущенными волосами.

– Потому что это гадость, которую мне никогда не понять.

– Никогда не думал, что когда-либо услышу что-то подобное именно от тебя. Но ведь в будущем ты всё равно заведешь семью, детей. А зная тебя, ты просто не сможешь сделать это без любви.

Дженнифер неопределенно пожала плечами.

– Я не считаю, что семья – это моё призвание. Работа – единственное, что является для меня постоянным на данный момент, она не доставляет мне уйму проблем, которые обычно приносят мужчины в жизнь женщины, и, плюс ко всему, я получаю от своего любимого занятия истинное удовлетворение.

Макс расплылся в улыбке.

– Только не говори, что именно мне нужно объяснять тебе, какое удовлетворение женщины обычно получают от любви и брака. Это должна была быть мамина обязанность.

Дженнифер улыбнулась.

– Пока что, ты единственный мужчина, смотря на которого, я не хочу применить в ход кулаки.

– Боже, я что-то упустил? – Макс изобразил наигранный испуг. – Что сделали с тобой мужчины?

– Прекрати, - Дженнифер рассмеялась, когда её брат начал комично изображать ужас, то закрывая себе рот рукой, то странно бегая глазами по комнате. – Хватит тебе, - она не выдержала и кинула в него конфетой, которую он поймал на лету. Макс улыбнулся и закинул её себе в рот. – Я просто не верю мужчинам, ясно? Слишком много обмана и лжи я повидала.

– Эй, но это же совсем не значит, что и тебя обманут. Тем более, что это невозможно. Ты раскусишь любого засранца в два счета.

– Что правда, то правда.

Макс заглянул в пакеты и поднял одну бровь вверх, увидев их содержимое. – Ты что, закупила продуктов на месяц вперед?

– Не совсем. Почти. Нет, просто сегодня я готовлю ужин.

Макс усмехнулся.

– А ты не лопнешь, сестренка? Здесь еды на целую армию.

– Я… э-э… буду не одна.

Лицо Макса мгновенно приняло серьезное выражение.

– Кто он? Я его знаю? У вас всё серьезно? Ты сейчас расскажешь мне про него абсолютно всё, Дженнифер, и я ещё подумаю, позволять ли тебе с ним ужинать.

– О, Боже, ты серьезно?!

Макс скрестил руки на груди.

– Вполне.

– Макс, да, ты его знаешь, и нет, это не ухажер, и нас будет четверо.

– Свидание вчетвером?!

– Боже, это не свидание вовсе!

Макс расслабился и, кажется, даже, улыбнулся.

– Ну, так бы сразу и сказала, что друзей позовешь.

– Не друзей.

Макс напрягся. Он не хотел, чтобы те, о ком он сейчас подумал, действительно, пришли сегодня на ужин, точнее, один из них.

– А кого?

– Ты хочешь, чтобы я произнесла это вслух? Ты же прекрасно всё понял, не так ли?

– Во сколько они приедут?

– В восемь.

– Отлично, - он начал потихоньку доставать продукты из пакетов, - я помогу тебе с готовкой, но к восьми часам ноги моей здесь не будет.

– Макс!

– А чего ты ожидала от меня?! – он взорвался. – Ты прекрасно знаешь, как я к нему отношусь. Ты прекрасно знаешь, черт возьми, как мне тяжело только думать о нем, не говоря уже о том, чтобы видеть!

– Макс, нельзя так жить, - Джен одарила его обеспокоенным взглядом, - он наш отец…

– Он твой отец, Джен! Не мой.

– Не говори так. Он и тебя воспитал тоже.

– Это ты называешь воспитанием? – Макс приспустил шорты и открыл огромный длинный шрам, рассекающий его кожу чуть ниже живота. Он все ещё болел, не физической болью, но той болью, которую терпеть было в тысячу раз тяжелее – болью душевной. Макс сделал вздох, чтобы успокоить дрожь, которая тут же пробежала по его телу. – Если да, то я получил свой урок, - он закрыл своё израненное место и отвернулся, стараясь отогнать вновь нахлынувшие воспоминания. Дженнифер молчала, но он чувствовал, что она борется между желанием воссоединить семью и желанием отгородить их от того прошлого, которое на всех на них оставило свой след, след, который не стирается даже по прошествии многих лет. Макс сжал трясущиеся руки в кулаки, чтобы набраться сил. Он давно уже должен был собраться с мыслями и поговорить с сестрой, которая уже миллион раз пыталась обсудить с ним то, что мучает его практически ежеминутно. – Ты была ещё маленькая, и многого просто не помнишь. А вот я помню всё так отчетливо, как будто бы мне в мозг вложили какой-то чип, предназначение которого прокручивать в моей голове разнообразные картинки. – Макс смотрел на свои сжатые пальцы, и в нем вновь закипала злость. – Он приходил пьяным каждый день. Каждый день я слышал крики, споры, звоны разбитой посуды, брань, удары. Знаешь, это как навсегда запомнить монолог из какого-нибудь произведения: слова и рифма будут прокручиваться в твоей голове до конца жизни. – Макс немного помолчал, он слышал ровное дыхание сестры, и знал, что она внимает каждое его слово. – Ты уже не ребенок, и поймешь всё, что я скажу тебе, но я не знаю, как ты отнесешься к этому, и что будет потом с твоим отношением к Стенли.

– Я хочу знать. Хочу услышать тот кусок из своей жизни, который был просто вырван из неё.

Макс усмехнулся.

– Но я не обещаю тебе, что этот кусок будет приятным, Джен.

– Я справлюсь.

Макс горько улыбнулся. Его сестра была самой храброй женщиной, которую он только когда-либо знал. Она была не в их мать, это точно. Пэгги Пирс была нежной и доброй женщиной, что и переняла от неё Дженнифер, но она была также покорной, боязливой и слишком доверчивой. Этого у его сестры никогда не было. Она с самого рождения проявляла бесстрашие, неповиновение и излишнюю самоуверенность. Дженнифер никогда в жизни не стала бы подчиняться человеку, которому подчиняться не хотела, и никогда не стала бы жить такой жизнью, которой жила их мать: терпеть и страдать. Она скорее бы умерла, чем стала бы безвольной рыбой, у которой ежедневно забирали бы понемногу воздуха.

Он кивнул.
– Что ты хочешь знать?

– Почему он так поступал? – Максу показалось, что её голос дрожит. – Что сподвигло его делать с нами всё это?

– А почему бы тебе не спросить об этом его? – Макс ухмыльнулся. – Не думаю, что я смогу полностью удовлетворить твоё любопытство.

– Но я хочу услышать это от тебя. Я уверена, что ты знаешь.

Да, черт возьми, он, на самом деле, знал, почему Стенли так поступал. Но он не знал, почему именно с ним и почему так жестоко. И осознание того факта, что он был просто сыном, которого не любили, доводил его до нервного исступления.

– Всё было хорошо, до определенного момента. Мы были обычной семьей: веселой, жизнерадостной, - Макс усмехнулся, - могу даже сказать, что счастливой. Незабываемые дни рождения, подарки на всевозможные праздники, разнообразные игры. В общем, все как у самой обычной любящей семьи. Но все изменилось, когда Стенли потерял работу, работу, которая была для него всей его жизнью. Именно тогда он начал пить, и пил он очень сильно. Вначале, мама пыталась бороться с этим, но ни разговоры, ни слезы, ни простая человеческая поддержка не возымели никакого эффекта. Я не знаю, что ещё произошло в те дни, но алкоголь стал для него не просто успокоительным, а частью жизни. Воздухом, которым он дышал. Начиная с двенадцати лет, я не помню ни одного дня, когда бы видел его трезвым. Я запомнил его именно таким, Джен: грязным, пропахшим дешевым пойлом, мерзким. – Макс немного запнулся и сглотнул, вспоминая этот ужас. – А потом он начал пускать в ход кулаки. И начинал он с мамы, которая просто оказывалась не в том месте и не в то время. Он мог ударить её за то, что она просто попалась ему на глаза. Понимаешь, просто за это, - кулаки Макса сжались сильнее. – А я просто не мог на это смотреть. В одно мгновение я не выдержал и попытался защитить её, и вот именно тогда мне и начало доставаться. Он бил меня сильно, много, непрерывно, говоря при этом, как сильно он меня ненавидит. – Макс решил опустить подробности.
– А мне-то было тогда всего двенадцать. Но я терпел, Дженнифер, я так долго это терпел. Ненависть начала прокрадываться в меня только спустя пару лет, когда мое тело уже просто было не в состоянии любить такого отца, не говоря уже о моем сердце.