Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Огромные потери на полях сражений и среди гражданского населения явились результатом нашествия Германии и злодеяний нацистов, но также результатом вопиющих ошибок, безответственности и неумелости советского политического и военного руководства. Советский подход к ведению войны с начала и до конца отличался ужасающим безразличием к человеческой жизни. Для сравнения: общие потери США в живой силе в армии и на флоте на двух театрах военных действий, в Европе и на Тихом океане, не превысили 293 тыс. человек за почти четыре года войны.

Факты, ставшие доступными после распада Советского Союза, подтверждают данные, полученные американской разведкой в 1945 г.: советская экономика была катастрофически ослаблена ^{6} . Согласно официальным советским данным, общий размер экономического ущерба оценивался в 679 млрд. рублей. Эта сумма, заключали советские эксперты, «превосходит национальное богатство Англии или Германии и составляет треть всего национального богатства Соединенных Штатов». Более поздние советские расчеты, которые включали в цену войны «продуктивную стоимость» потерянных человеческих жизней, дали астрономический результат — 2,6 трлн. рублей ^{7} .

Новейшие исследования показывают, что подавляющее большинство в советских верхах и простой народ не желали конфликта с Западом и хотели вернуться к мирной жизни. Вместе с тем поведение советского государства в мировой политике, особенно в Восточной Европе, было жестким и бескомпромиссным. На Ближнем и Дальнем Востоке Советский Союз действовал силовыми методами, добиваясь сфер влияния, военных баз и доступа к нефти. Все это, наряду с идеологической риторикой, породило столкновение между СССР, с одной стороны, и ее западными союзниками, Соединенными Штатами и Великобританией, с другой. Противоречие между устремлениями советских людей и внешним поведением советского государства очевидно. Не ясно только, каким образом удалось поднять измученную и разрушенную страну на противостояние с могущественным Западом, что двигало Советским Союзом на международной арене и каковы были долгосрочные цели и замыслы Сталина.

Триумф и похмелье

Война против фашистской Германии, несмотря на ее ужасы, раскрепостила советский народ ^{8} . Во время повального государственного террора в довоенные годы границы между добром и злом непрерывно размывались: любой человек, мужчина или женщина, еще сегодня считавшийся «советским гражданином», назавтра мог стать «врагом народа». Паралич, охвативший общество в результате Большого террора 30-х гг., сошел на нет в суровых испытаниях войны, и многие люди снова обрели способность самостоятельно мыслить и действовать. В траншеях и окопах ковались узы воинского братства, и сослуживцы вновь могли доверять друг другу. Так же как в странах Европы во время Первой мировой войны, в СССР за годы Великой Отечественной сформировалось целое поколение фронтовиков или, как их называли, «поколение победителей». Те, кто принадлежал к этому сообществу, именно на фронте утоляли свою потребность в дружбе, сплоченности и взаимовыручке — в тех человеческих отношениях, которых им часто недоставало дома в мирное время. Для некоторых фронтовиков это переживание стало самым главным воспоминанием на всю оставшуюся жизнь ^{9} .

Война глубоко повлияла и на многое другое. Бездарность и грубые ошибки высших и местных властей, безответственность и беспардонная ложь, проявившиеся в полной мере в ходе катастрофического отступления советских войск в 1941-1942 гг., подорвали авторитет государственных и партийных органов, многих советских руководителей. А «освободительный поход» Красной армии в Восточную и Центральную Европу в 1944-1945 гг. позволил миллионам людей вырваться за пределы окружающей советской действительности и впервые увидеть собственными глазами, как живут люди в странах, где нет советской власти. Военное лихолетье придало жертвенную силу романтическому идеализму, с которым шли на фронт лучшие представители молодой советской интеллигенции. Вдохновленные идеей справедливой антифашистской войны, с опытом всего того, что они увидели в заграничном походе, идеалисты в шинелях мечтали о смягчении политической и культурной обстановки в собственной стране. Они мечтали о том, что союз с западными демократиями даст шанс на появление в Советском Союзе гражданских свобод и соблюдение советским режимом конституционных прав ^{10} . Эти мечты разделяли даже люди с большим жизненным опытом, казалось бы, не питавшие особых иллюзий на этот счет. В разговоре с Ильей Эренбургом писатель Алексей Толстой размышлял: «А что будет после войны? Люди теперь не те…» Анастас Микоян, входивший в ближайшее окружение Сталина, позже вспоминал, что миллионы советских людей, вернувшиеся из Европы домой, «стали другими людьми — с более широким кругозором, с другими требованиями. Это создавало благоприятные условия для дальнейшего развития нашей страны и было препятствием для произвола». Повсюду царило неведомое раньше ощущение того, что народ заслужил лучшую жизнь, и власть должна это учитывать ^{11} .

В 1945 г. некоторые наиболее образованные и нравственно развитые офицеры советской армии испытывали те же чувства, что некогда ощущали декабристы, вернувшиеся в Россию после победы над Наполеоном. Один из таких ветеранов вспоминал: «Мне казалось, что за Отечественной войной непременно последует бурный общественный и литературный подъем — как после войны 1812 года, и я торопился принять во всем этом участие». Молодые интеллигенты-фронтовики ждали от государства награды за их жертвы и страдания. Они хотели большего доверия и права на активную общественную роль, а не только «бесплатных билетов на проезд». Среди этих фронтовиков были будущие вольнодумцы, участники общественно-культурной «оттепели» после смерти Сталина, сторонники реформ Михаила Горбачева ^{12} .

Война перекроила национальное самосознание советских людей так, как ни одно другое событие со времен революции 1917г. Главным образом этот касалось русских, чье национальное самоощущение прежде подавлялось советским режимом и проявлялось не столь сильно, по сравнению с другими этническими группами, проживавшими на территории СССР ^{13} . Еще со второй половины 1930-х гг. основная масса партийных работников и государственных чиновников была этнически русской, а в основу новой доктрины официального патриотизма легла история русского государства. В фильмах, учебниках истории, художественной литературе Советский Союз изображался наследником Российской империи. В советском пантеоне героев и образцов для подражания вместо деятелей «международного пролетариата» появились князья и цари — «собиратели земли русской». Вторжение Германии не только довершило эту трансформацию исторической памяти, но и сделало ее необратимой. Русские люди вновь обрели чувство национального единства ^{14} . Николай Иноземцев, будущий директор Института мировой экономики и международных отношений АН СССР, служивший в годы войны сержантом в артиллерийской разведке, написал в своем дневнике в июле 1944 г.: «Русские — самый талантливый, самый одаренный, необъятный своими чувствами, своими внутренними возможностями народ в мире. Россия — лучшее в мире государство, несмотря на все наши недостатки, перегибы в разные стороны. Русь — основа нашего государства, и не надо стыдиться об этом говорить. Родина, наша замечательная русская родина — выше всего». Он же записал в день Победы: «Сердца всех наполнены гордостью и радостью: "Мы, русские, — все можем!" Теперь об этом знает весь мир. И это лучшая гарантия нашей будущей безопасности» ^{15} .

Вместе с тем война также проявила и уродливые, отталкивающие черты советского общества, отразившиеся прежде всего на поведении советской армии в Европе. В советской системе люди легко превращались из жертв в палачей. Сталинизм унижал и оскорблял человеческое достоинство, поощрял подлость и проповедовал насилие. Многие из призванных в советскую армию бойцов выросли среди уличной шпаны, ничего не знали, кроме жизни в трущобах и фабричных бараках. Их нравственные представления, и без того шаткие, рухнули, как только они обрели власть победителей над побежденными ^{16} . Тысячи советских солдат и офицеров, пересекшие границы Польши, Румынии, Болгарии и Югославии, с бешеным упоением стали предаваться мародерству и пьянству, уничтожать имущество граждан этих стран, убивать мирных жителей, зверски насиловать женщин. Безжалостное насилие над мирным населением, беспощадный погром домов и имущества опустошили Пруссию и волна за волной обрушились на занятые советской армией территории Третьего рейха ^{17} . В конце войны советский военный корреспондент Григорий Померанц был потрясен тем, «сколько мерзости может вылезть из героя, прошедшего от Сталинграда до Берлина. И как равнодушно все смотрят на эту мерзость. Если бы русский народ так захотел гражданских прав!» ^{18} .

Новоявленный патриотизм порождал в победителях чувство превосходства и оправдывал жестокость в отношении к побежденным. Кровавая битва за Берлин стала венцом нового русского культа жертвенной войны и народного величия ^{19} . Пропаганда Победы вытесняла из памяти миллионов подробности этого завершающего войну побоища (излишнего с военной точки зрения, т. к. Третий рейх был обречен), как и жестокого обращения победителей с немецкими женщинами. Культ Сталина принял массовый характер, широко распространившись как среди русских, так и среди людей других национальностей, населявших СССР. Ветеран войны, писатель Виктор Некрасов, вспоминал: «Увы! Мы простили Сталину все! Коллективизацию, тридцать седьмой год, расправу с соратниками, первые дни поражения» ^{20} . Многие годы спустя фронтовики, ветераны Великой Отечественной войны, продолжали отмечать День Победы как общенародный праздник, и многие из них пили за Сталина как за своего верховного главнокомандующего.

В наступившей мирной жизни положительные и отрицательные последствия войны смешались, утратив свои очертания. Трофеи в виде всевозможных безделушек, нарядных платьев, наручных часов, фотоаппаратов, которые солдаты привозили домой из Европы, производили такое же сильное впечатление, что и американское продовольствие, поставляемое по ленд-лизу. Советские люди, военные и трудящиеся, а также члены их семей, постепенно стали догадываться, что они живут не в самом лучшем обществе в мире, как это им внушалось государственной пропагандой ^{21} . Немало солдат в оккупационных зонах уходило в самоволку. Другие, пользуясь военными пропусками, колесили по всей оккупированной «срединной Европе», сходились с местными женщинами и, переодевшись в гражданское платье, растворялись среди населения. Возвращаться на Родину, нищую и разоренную, им явно не хотелось. Те же самые ветераны войны, которые изводили грабежами гражданское население Европы, стали с пренебрежением относиться к сотрудникам НКВД и Смерша, этих всесильных органов террора. Фронтовики вступали в споры с официальными пропагандистами и не думали отмалчиваться на партийных собраниях. Согласно многочисленным рапортам, красноармейцы и офицеры конфликтовали с местным начальством и даже распространяли листовки с призывами «свергнуть власть несправедливости». Особисты из Смерша доносили о высказываниях некоторых командиров, считавших, что «надо взорвать этот социалистический бардак ко всем чертям». Особенно широко подобные разговоры ходили среди военнослужащих в частях советской армии, расквартированных в Австрии, Западной Германии и Чехословакии ^{22} .

Мятежныенастроения так и не переросли в мятеж. После невероятного напряжения в прошедшей войне большинство ее участников погрузились в состояние общественного оцепенения, с трудом приспосабливаясь к повседневной жизни. Померанц вспоминает, что «многие демобилизованные солдаты и офицеры потеряли тогда упругость воли, нажитую на войне, и стали, как тряпка, как ветошка, которыми можно вытирать пол. Рухнуло целое царство отношений, сложившееся под огнем, и все мы, со своими орденами, медалями и нашивками за ранения, стали ничем». В сельской местности, в провинциальных городках и поселках бывшие фронтовики спивались, тунеядствовали и воровали. В Москве, Ленинграде и других крупных городах молодые люди, прошедшие войну и способные к руководящей работе, обнаружили, что желаемых целей в общественно-политической жизни страны можно достичь, лишь двигаясь по партийной лестнице. Кто-то из них пошел по этому пути. Много было тех, кто с головой ушел в учебу, желая получить образование, но, конечно, многие просто жили, встречались с девушками и догуливали оборванную войной молодость ^{23} .