Неудобная правда о взятии рейхстага. Поиск, исследование, реконструкция

Я проводила его взглядом и, обернувшись, налетела на прицельный взгляд Демьяна. Смотрел он на меня задумчиво и совершенно серьезно своими черными глазами. Что, спрашивается, опять не так?

– Что?

– Он же тебе совершенно не пара, Ветрова.

Вот приплыли!

А с какой интонацией Демьян это заявил! Будто сваха в третьем поколении с сотней счастливых супружеских пар за плечами. Со знанием дела, в общем. От того вдвойне обидно!

– А кто, по-вашему, пара? – раздраженно поинтересовалась я. – Братец? Скандальный ловелас, который так и не слазит со страниц желтой прессы, прыгая со скандала в скандал?

– Как бы странно это ни звучало, но нет. Но и этот, – кивнул в сторону, где только что шел Бад, Демьян, – мямля тебе не пара. Скучно с ним будет.

– Не вашего ума дело, Демьян Романович. Вы бы лучше за собой следили.

– Не понял, это ты к чему сейчас? – упер руки в бока мужчина. – Ну-ка, просветите, мисс всезнайка? – прорычал мужчина, возвышаясь надо мной скалой.

– Невеста ваша совершенно не умеет обращаться с Доминикой. Вы бы видели эти колтуны, которые она ей собрала сегодня на голове. Без слез не взглянешь!

Нагорный посмотрел в сторону Ники, которая неподалеку рассекала на скейте, и скептически выгнул бровь, наверное, решив, что я совсем дура. Ведь на голове у ребенка красовались два шикарных, крепких дракончика. Еще бы!

– У нее на голове вполне себе косички, или я чего-то не понимаю?

– Да потому что я их ей заплела. Разумеется, как только смогла разобрать то осиное гнездо, что ваша Камилла соорудила. А то, что ребенок один расхаживал по отелю? Нет, я, конечно, понимаю, что он ваш, а Доминика умна не по годам, но это же просто вопиющее попустительство!

Нагорный впал в ступор.

– Вы уж, прежде чем оставлять ребенка с этой дамочкой, убедитесь, что она элементарно сможет с Никой совладать! – фыркнула я, оставшись довольной произведенным эффектом. Крутанулась на каблуках и двинулась в сторону дома, быстро перебирая ногами.

Ветер задувал везде, где только мог пробраться. Погода, прямо скажем, не для прогулок. Даже в джинсовой курточке зябко.

Прошагав добрый десяток метров, я уж было решила, что чета Нагорных решила оставить меня в покое, но немного погодя услышала, что отец с дочкой двинулись за мной следом.

Демьян

До дома Ветровой мы шли молча.

Анфиса бежала впереди, быстро перебирая своими стройными голыми ножками, но мне совсем не составляло труда ее догонять. Ника и подавно мчала на скейте, по-моему, даже не замечая повисшего между “условно взрослыми” угрюмого молчания.

Я все еще напрочь отказывался воспринимать пигалицу Фису в каком-то другом ключе, кроме как ребенка. Капризного, несмышленого, импульсивного ребенка, действующего исключительно на поводу у своих эмоций. Это значительно облегчало жизнь.

Правда, подсознание ехидно вопрошает, а какого черта тогда я сегодня веду себя с момента встречи в кино, как спесивый желторотый юнец? Потому что именно эмоциями продиктованы все мои действия последней пары часов. От и до. Тогда как девочка не перестает ломать шаблоны у меня на глазах.

В моей голове прочно засели слова о косичках и полной непригодности Кэм в роли матери для Ники. Это было для меня шоком, если не сказать откровением. Одно дело, когда ты нет-нет, да ловишь себя на подобной мысли сам, тут же погребя ее в мозгу под тонной рабочих вопросов, и совсем другое, когда тебе ее озвучивают. Вслух. Решительно, громко и с упреком.

Признаю, за работой и постоянными делами, которых в городе было навалом, мне нередко не хватало времени даже на обычные бытовые мелочи. А уж чтобы остановиться и подумать о будущем с Камиллой в таком ключе – подавно. Всегда было не до того. Всегда находились первоочередные задачи. И хоть я регулярно замечал, знал и понимал, что будущая невеста и дочь не контачат от слова совсем, но, наверное, предпочитал на это закрывать глаза. По принципу «стерпится – слюбится».

Дермовый принцип.

И от этого я сейчас чувствую себя дерьмовым отцом.

Сложно принять, когда человек, который знает твою семью чуть больше суток, тычет тебя носом в твои косяки. Очевидные и заметные.

Анфиса вообще умелица ткнуть по больному или пробраться туда, куда никого не пропускал. К сердцу, например. К мозгу, который не отпускает ее.

Сутки. Гребаные сутки! И уже в моей жизни начало что-то меняться. Коллаборации, которые, скорее, выбешивают. Потому что серые до этого краски рутинных будней становятся ярче. Глаза режут. Почему? Зачем? А главное, как она это делает своим присутствием? Не пойму и понимать не хочу. Но шпильку про Нику и Кэм я услышал. К сведению принял.

Подумаю об этом. Потом обязательно подумаю. Сейчас же буду таращиться на симпатичную задницу в платье, которое колышется от ветра, и ненавидеть себя за собственную слабость.

У дома Анфисы мы оказались спустя десять минут. Девушка дотопала на своих каблуках до подъезда и остановилась, резко крутанувшись на пятках и вперив в меня недовольный взгляд.

– Спасибо, что проводили, – отчеканила скорее из вежливости, нежели от искренней благодарности.

– Всегда пожалуйста, – кивнул, поймав пролетавшую мимо Нику. – Ника, говори Фисе «пока» и поехали.

– Уже? А мозно…

– Нельзя.

– Лано, – скисла мордашка, – я тогда… о-о-о, – загорелись глаза дочери.

Я проследил за ее взглядом и увидел в стеклянной витрине в метре от нас холодильники с мороженым.

– Папочка, а я кочу молозеное!

– Прямо сейчас? Принцесса, сейчас Анфиса пойдет домой, и мы зайдем за мороженым. Идет?

– Не идет, Фиса тозе кочет молозеное, – улыбнулась дочурка, глянув на девушку, что нервно топталась на месте. – Да?

– Не думаю… – неуверенно пролепетала девушка едва слышно.

– Тогда я подумаю за вас с папулей и куплю нам молозеное. Сама. Как взлослая! – задрала нос-кнопку дочь. И выглядело это до того умилительно, что Анфисе пришлось смириться и кивнуть.

– Хорошо, спасибо.

– Только подозди меня, угу? Не уходи, лано?

– Ладно.

Ника, получив из моих рук купюру, заскочила в лавку с мороженым и прочими зубосводящими сладостями. Колокольчики на двери магазинчика звякнули, а потом улица снова погрузилась в ночную тишину, нарушаемую только далеким шумом машин и легким шорохом ветра.