Неуемный волокита

Он был смелым. Этого никто не мог отрицать. В лицо смерти он смотрел с такой же готовностью, как любой из гугенотов; но делал это равнодушно, пожимая плечами. И никогда не строил из себя героя.

«Если мой час пробил, так тому и быть», — говорил Генрих. Он считался главнокомандующим армии, но командовали ею Колиньи и Андело.

Генрих смеялся над своим положением, принимал его и понимал, что он — принц Беарнский, поэтому и именуется главнокомандующим армии. И был рад отдать настоящее руководство в руки опытных воинов, таких, как Колиньи и Андело. Никто лучше его не сознавал, что вождем его называют только по титулу принца. Что гугенот он только благодаря матери. Зачем доказывать обратное? Есть много более приятных занятий.

Женщины в Ла-Рошели были податливыми, и никто из молодых людей не пользовался в городе такой известностью, как принц Беарнский.

После встречи Жанны с войсками, ее представления солдатам двух юных вождей гугенотам улыбнулась военная удача. То, что она объяснялась медлительностью и несогласованностью в действиях католиков, не имело значения; в сердца людей вселилась надежда и укрепилась рядом побед. К армии присоединились немецкие наемники; под знаменем гугенотов их сражалось двадцать пять тысяч. У противостоящего им герцога Анжуйского была тридцатитысячная армия. Однако гугеноты, веря в опытность Колиньи и Андело, юношескую отвагу Генриха Наваррского и Конде, считали себя непобедимыми. И военное счастье какое-то время не покидало их.

Солдатская жизнь неплоха, считал Генрих. С тех пор как он лежал в огражденном садике с Флереттой, казалось, прошла целая вечность. Ребенку уже должно исполниться два года; и Генрих прекрасно знал, что со временем у малыша появится много братьев и сестер. Никаких сожалений по этому поводу он не испытывал. С какой стати? Он знал, что Флеретта ни о чем не жалеет; и представлял, как она с важным видом расхаживает по Нераку, демонстрируя черноглазого малыша, и спрашивает: «Можно ли сомневаться в том, кто его отец?» И ребенок не будет страдать, лучше быть незаконным сыном принца, чем законным — крестьянина. Это знает весь мир; а раз так, чего ради человеку, которому уготовано быть королем, упрекать себя за внебрачные связи?

Адмирал Колиньи не одобрял его ветрености. Этого и следовало ожидать; Генрих было убежден, что почти все люди находят правильным свой образ жизни. Сам он придерживался мнения, что человек должен жить по мере своих возможностей и взгляды одного ничем не лучше взглядов другого. Такая слишком вольная точка зрения постоянно доставляла ему неприятности и со временем причинит еще больше. Это он сознавал.

Колиньи попросил у него аудиенции; в сущности, просьба эта являлась приказом. Хотя адмирал обращался к принцу с так называемыми предложениями, принц обязан был принять адмирала, и его советы считались командами.

Каким привлекательным человеком был Гаспар де Колиньи! Высоким, прямым — душой и станом, с таким смелым взглядом ясных глазах, словно их обладателю не страшны ни Бог, ни люди. И оно действительно так, не сомневался Генрих, потому что адмирал не всегда обращался с людьми по чести и в той манере, какая понравилась бы его Богу.

«Его Богу! — думал Генрих. — Почему его? Разве Бог не один? Ведь тот, которому служат их враги, Анжу, Гиз и остальные, тоже кажется им истинным Богом. И почему я не могу быть так прям в своих взглядах, как они? — удивлялся он себе. — Ведь так просто иметь одну веру и утверждать: «Это истинная вера».

Трудно смотреть на все события с разных точек зрения. Поэтому не стоит доискиваться сути. Генрих начинал подумывать, что наслаждаться жизнью можно, только избегая глубоких чувств, не отдаваясь душой ничему — ни вере, ни женщине.

Колиньи поцеловал ему руку.

— Рад видеть вас в добром здравии, мой принц.

— И я вас, mon Amiral [5] .

Генрих не льстил Колиньи. Старик выглядел прекрасно. Ходили слухи, что адмирал собирается жениться снова. Он, вдовец, имеющий взрослых детей, посвятивший жизнь делу веры? В определенных кварталах Ла-Рошели поговаривали, что Жаклин д'Антремон боготворит Колиньи и мечтает стать его супругой. Она очень состоятельна; ее богатство было бы ему очень кстати. Может, если он женится, то сочтет, что семейная жизнь гораздо более ему по возрасту, чем военная?

5

Мой адмирал (фр.).

Если бы старик решил так, Генрих не стал бы винить его. И вообще он редко винил кого-то за какой-то поступок.

— Ваше высочество, до меня дошли неприятные слухи.

— Правда, mon Аmiral? Мне очень жаль.

Генрих приподнял брови. Адмирал твердо встретил его взгляд. В глазах юноши не было раскаяния; губы его слегка подрагивали и готовы были растянуться в улыбке.

— Кажется, я догадываюсь, в чем дело, — пробормотал Генрих.

— Ваше высочество, мы гугеноты. Будь вы среди наших врагов, они б, несомненно, были довольны вашими похождениями. Вы понимаете, что я имею в виду.

— Увы, — пробормотал Генрих, — но гугенотки так очаровательны.

— Как принц и вождь, вы должны щадить их добродетель.

— Monsieur Amiral [6] , разве не грубо отказываться от того, что щедро предлагается?

— Насколько я понимаю, ваше высочество ищет, не домогаясь, те дары, которые должны оберегаться как теми, кто может их предложить, так и теми, кто может ими соблазниться. Для вождя это большой недостаток.

— Конде был великим вождем.

6

Господин адмирал (фр.).

— Конде одержал множество побед. И был великим вопреки своим слабостям, а не благодаря им.

Генрих скорбно улыбнулся.

— Мы таковы, какими нас создал Бог.

— Это философия грешника.

— В таком случае, mon Amiral, я грешник. И всегда сознавал это.

— Поэтому, ваше высочество, вы тем более должны быть твердым. — Взгляд Колиньи был холоден. Адмирал пришел не обмениваться с принцем шутками, а предложить ему новую линию поведения. — Королева, ваша мать, была бы рада, если бы вы проявили больше интереса к умственной жизни города. Вы хоть раз посещали университет?

— Нет. Не думал, что это входит в мои обязанности воина.

— Это входит в ваши обязанности вождя. Вы, принц Конде и я оказываем денежную помощь университету, но этого мало. Вам нужно проявить интерес к тому, что там происходит. Я попросил профессора Пьера де Мартинюса принять вас и рассказать кое-что о научной деятельности. Он преподает греческий и древнееврейский языки. Я сказал, что вы вскоре нанесете ему визит.

На лице Генриха появилось страдальческое выражение.

— Вы считаете, что это необходимо, monsieur Amiral?

— Я считаю, что интерес к умственной жизни города — существенная часть ваших обязанностей.

Прохожие шумно приветствовали Генриха, едущего по улицам Ла-Рошели. Молодежь его очень любила. Люди постарше относились к нему более сдержанно, но, встречая его, находили ему оправдание. Он молод, говорили они, со временем угомонится; и все же предупреждали дочерей: «Не лезь на глаза принцу».

Зачастую родительские предупреждения не оказывали воздействия. Ясные глаза принца зорко высматривали хорошенькие личики; и не ответить на его веселую улыбку было просто невозможно. Свидания с ним неизменно заканчивались уступкой, потому что принц бывал весьма настойчив; и если вслед за тем на свет появлялись дети, он никогда не снимал с себя ответственности.