Неугомонный
Шрифт:
— Господи, — сказал он. — Значит, это ты спрашивала мой адрес.
— Не хочу помешать.
— Как ты можешь мне помешать?
Он притянул ее к себе, обнял, почувствовал, что она вправду очень исхудала. Больше пятнадцати лет прошло со времени их недолгого и бурного романа. И уж точно больше десяти лет назад контакт между ними вообще оборвался. Валландер тогда, крепко выпив, позвонил ей среди ночи. Задним числом, конечно, пожалел и решил никогда впредь не звонить. Но сейчас, когда она стояла перед ним, давние чувства всколыхнулись вновь. Она была величайшей любовью его жизни. Их встреча
И вот сейчас они стояли друг против друга в его гостиной. Он никак не мог поверить, что она вправду вернулась из дальнего далека во времени и пространстве.
— Вот уж не думал не гадал, — сказал Валландер, — что мы снова встретимся.
— Ты не давал о себе знать.
— Верно, не давал. Хотел, чтобы минувшее осталось минувшим.
Он усадил ее на диван, сел рядом. И вдруг почувствовал, что все не так, как надо. Слишком она бледная, слишком худая, пожалуй, слишком усталая и медлительная в движениях.
Как всегда, она поняла, о чем он думает, взяла его за руку.
— Я хотела повидать тебя. Воображаешь, что люди уходят навсегда. А потом вдруг утром просыпаешься и осознаешь, что ничто не миновало. От людей, которые когда-то много значили, невозможно освободиться целиком и полностью.
— У тебя есть какая-то особая причина приехать — вообще и именно сейчас.
— Я бы с удовольствием выпила чайку. Я правда не мешаю?
— Кроме меня здесь только собака. И всё.
— Как поживает твоя дочь?
— Помнишь, как ее зовут?
Байба явно обиделась. Валландер вспомнил, что она всегда легко обижалась.
— Ты действительно подумал, что я забыла Линду?
— Я подумал, что все связанное со мной стерто из памяти.
— Одно мне в тебе никогда не нравилось. Как только речь заходила о чем-нибудь серьезном, ты постоянно все преувеличивал. Ну скажи мне, как можно «стереть» человека, которого когда-то любил?
Валландер встал, пошел на кухню приготовить чай.
— Я с тобой, — сказала Байба и тоже встала.
Заметив, с каким усилием она поднялась, Валландер понял, что она больна.
Байба взяла кастрюльку, налила воды, поставила на огонь, будто сразу почувствовала себя у него на кухне как дома. Он достал чашки, наследство матери, единственное, что осталось в память о ней. Оба сели за кухонный стол.
— Красиво живешь, — сказала Байба. — Помню, ты говорил о переезде за город. Но я тебе не верила.
— Я и сам не верил, что перееду. Или что заведу собаку.
— Как ее зовут?
— Это кобель. По кличке Юсси.
Разговор заглох. Валландер украдкой наблюдал за Байбой. В ярком солнечном свете, лившемся в кухонное окно, ее худоба проступила еще резче.
— А я не уезжала из Риги, — вдруг сказала она. — Дважды сумела сменить квартиру на более хороший вариант. Но жить за городом — сама мысль об этом прямо-таки невыносима. Ребенком я несколько лет жила у деда и бабушки. И жизнь в бедности навсегда соединилась для меня
с латышской деревней. Наверно, сейчас все иначе, но мне не отделаться от этого представления.— Раньше ты работала в университете. А чем занимаешься теперь?
Она ответила не сразу, медленно и осторожно отпила несколько глотков чая, потом отодвинула чашку.
— Вообще-то по образованию я инженер. Ты забыл? Когда мы познакомились, я переводила специальную литературу для политехнического института. Но больше не перевожу. Я больна.
— Что с тобой?
Ответила она спокойно, словно говорила о чем-то не слишком серьезном:
— Смерть. У меня рак. Но сейчас я не хочу это обсуждать. Можно я прилягу, отдохну немного? Я принимаю очень сильные обезболивающие и почти что засыпаю от них.
Байба пошла было к дивану, но Валландер отвел ее в свою спальню, где недавно поменял простыни. Расправил постель, она легла. Голова почти исчезла в подушке. Она легонько улыбнулась, словно вспомнив что-то.
— Мне ведь доводилось раньше лежать в этой кровати?
— Верно. Кровать старая.
— Вот и хорошо, тогда я посплю немного. Часок. В Управлении сказали, у тебя отпуск.
— Спи сколько хочешь.
Он не был уверен, слышала ли она его или уже уснула. Почему она приехала ко мне? — думал он. Нет у меня больше сил на смерть и несчастья, на женщин, которые спиваются, на свекровей, которых убивают. Он тотчас раскаялся, что так подумал, осторожно присел на самый краешек кровати, в изножии, посмотрел на Байбу. Вернулись воспоминания о великой любви, и от волнения его чуть ли не бросило в дрожь. Я не хочу, чтобы она умерла, думал он, я хочу, чтобы она жила. Может быть, теперь она готова еще раз связать свою жизнь с полицейским?
Валландер вышел из дома, сел в садовое кресло. Немного погодя выпустил Юсси из загородки. Байба приехала на стареньком «ситроене» с латвийскими номерами. Он включил мобильник, увидел, что пропустил звонок Линды. Услышав его голос, дочь обрадовалась:
— Я только хотела сказать, что Ханс получил бонус. Несколько сотен тысяч крон. Значит, мы можем перестроить дом.
— Он вправду заслужил такие деньжищи? — кислым тоном осведомился Валландер.
— А почему нет?
Валландер рассказал о приезде Байбы. Линда слушала его рассказ о женщине, которая спала сейчас в его постели.
— Я видела ее на фото, — сказала она. — Ты говорил о ней, давно-давно. Но, по словам мамы, она обыкновенная латышская проститутка.
Валландер взбеленился:
— Твоя мать временами сущее чудовище. Как у нее только язык поворачивается говорить такое! Если хочешь знать, Байбе присущи все те качества, каких Мона начисто лишена. Когда она это говорила?
— Чтоб я помнила.
— Я позвоню ей и скажу, что не желаю иметь с ней ничего общего.
— И что это изменит? Она наверняка ревновала. Потому так и говорила.
Валландер нехотя согласился, что Линда права, и успокоился. Потом рассказал, что Байба больна.
— Она приехала попрощаться? — спросила Линда. — Как грустно.
— Моя первая мысль была о том же. Я удивился и обрадовался, увидев ее. Но уже через считаные минуты загрустил. Меня теперь, кажется, окружают только смерть и беды.