Неукротимая любовь

— Ты гений, Сильванус! — воскликнул один из его друзей. — Ты всегда придумаешь что-нибудь оригинальное! Весь кордебалет! Во втором ряду там танцует одна малютка, которая, как мне говорили, просто неотразима — хотя осмелюсь предположить, мне она не по зубам.

— В этом-то вся и беда, — пожаловался мужчина постарше. — Эти иностранки думают, что все британцы — миллионеры. Эта большеглазая парижанка, которую я содержал в прошлом году, проделала в моем кармане такую огромную дыру, что я до сих пор не могу ее залатать.

— Лично я считаю, что женщинам нечего делать на обеде, — с манерной медлительностью проговорил одетый по последней моде франт. — Во время еды следует вести приятную и, по возможности, остроумную беседу. Женское хихиканье надо оставить на десерт.

— Пожалуй, ты прав, — согласился маркиз, — но на нашем обеде будет присутствовать дама — я пригласил одну леди, с которой вы, я уверен, будете рады познакомиться.

В ту же минуту дворецкий объявил с излишней помпезностью:

— Мисс Фортуна Гримвуд, милорд.

Все головы повернулись к двери, и со многих уст сорвался возглас удивления и интереса. В дверях стояла Фортуна.

На мгновение она застыла, в легком замешательстве разыскивая среди моря незнакомых лиц маркиза. Да, Иветт превзошла себя, подумал он.

На Фортуне было платье не белого цвета, как можно было ожидать, и не пастельных тонов, модных в то время, а изумрудно-зеленого оттенка.

Оно было расшито крошечными жемчужинами, отливавшими серебром и умело прикрепленными к воздушной материи, похожей на кисею.

Кожа и волосы Фортуны, оттененные насыщенным изумрудным светом, казалось, сверкали белизной. Платье с высокой талией, украшенное бархатными лентами под ее маленькой грудью, делало ее похожей на нимфу, возникшую из волн разбушевавшегося моря.

Она была так мила и необычна, что самая критически настроенная публика в стране, завсегдатаи клубов на Сент-Джеймс-стрит, и самые ядовитые сплетники прикусили на мгновение свои языки.

Наконец, Фортуна увидела маркиза, стоявшего неподалеку, и бросилась к нему, при этом лицо ее засияло, словно солнце, выглянувшее из-за туч. Это было импульсивное движение ребенка, бегущего туда, где он найдет безопасность и покой.

Но, поравнявшись с маркизом, Фортуна вспомнила о приличиях и резко остановившись, сделала реверанс и подняла на него свои серые глаза.

— Добрый вечер, Фортуна, — произнес маркиз официальным тоном. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули.

— Да, милорд.

— А теперь вы должны познакомиться с моими друзьями, — сказал он и, взяв ее за руку, подвел к своим друзьям, представив каждому.

— Мы уже виделись сегодня утром, — произнес сэр Гай Шеррингтон, — и клянусь, что я ни о чем больше не мог думать весь день. Я догадывался, что мы встретимся здесь сегодня вечером, и, если бы этого не произошло, я бы вызвал Сильвануса на дуэль за то, что он посмел лишить нас удовольствия общаться с вами.

Фортуна улыбнулась ему, и на ее щеках появились ямочки.

— Скажите, все джентльмены в Лондоне произносят такие вычурные комплименты? — спросила она.

— Только тогда, когда их вдохновляют на это такие прекрасные дамы.

Фортуна рассмеялась.

— Берегитесь этого человека, — сказал лорд Уорчестер, подошедший к ним во время разговора. — Предупреждаю вас, Фортуна, он очень опасен.

— Опасен? — переспросила девушка. — Чем же?

— Он попытается украсть ваше сердце, — пообещал лорд Уорчестер. — Но обещаю вам, что приму все меры, чтобы помешать ему.

— Не думаю, что чье-нибудь сердце можно украсть, — ответила Фортуна. — Сердце — если вы имеете в виду любовь — можно получить только в подарок, не так ли?

Джентльмены рассмеялись, как будто она сказала что-то очень остроумное, и, обмениваясь с ними репликами во время обеда, Фортуна почувствовала, что держится великолепно.

Освоившись за столом, она оглядела зал и не смогла сдержать возгласа восхищения — так он был красив.

Весь день флористы украшали его стены гирляндами цветов, а мажордом следил за тем, как накрывают большой стол, устанавливая золотые украшения и канделябры со свечами, расставляя тарелки севрского обеденного сервиза и эмалевые табакерки с алмазами.

— Как здесь красиво! Как страстно я желала, чтобы ваш дом оказался именно таким.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил маркиз.

— Все это золото, серебро, фарфор, дорогие вина и конечно же ваши гости — самый подходящий для вас антураж. Мне трудно это объяснить, но, слушая рассказы о вас, я думала, что вы живете в бедном доме и терпите нужду, а мне совсем не хотелось видеть вас в такой обстановке.

— Разве это имеет какое-то значение? — спросил маркиз.

— Для меня — очень большое. Понимаете, все, что окружает Аполлона, должно сиять и процветать. Он может ассоциироваться только с ярким, пылающим, славным Солнцем, дающим свет всякому, кто в нем нуждается. Вот так я о вас думаю.

— Будем надеяться, что не случится ничего, что могло бы разрушить картину, которую вы так живо описали, — произнес маркиз с сарказмом в голосе.

— А что может случиться? — озабоченно спросила Фортуна. — Неужели герцог будет вредить вам и дальше?

— Да уж, дальше некуда, — заметил маркиз с горечью.

— Тогда дела скоро пойдут на лад, — уверенно произнесла Фортуна. — Если человек достиг дна, то дальше опускаться уже некуда. Мы это знаем.

— Я уже говорил, что вы, быть может, принесете мне удачу, — ответил маркиз.

— Как я на это надеюсь, как надеюсь! — сказала Фортуна. — Вы выиграли сегодня? — Она спросила об этом очень тихо, чтобы никто не мог услышать.

— Я уже объяснял вам, что не… — начал было маркиз, но, увидев ее глаза, сказал: — Да, выиграл.

Выражение радости изменило лицо Фортуны почти до неузнаваемости, и маркиз на какое-то мгновение залюбовался им. Но потом резко сказал:

— Я полагаю, что вы не уделяете должного внимания сэру Гаю.

И девушка послушно повернулась к своему соседу.

Когда обед, состоявший из множества изысканных блюд, закончился, дверь неожиданно распахнулась и в зале появились танцовщицы из оперного театра. Замелькали разноцветные шелка, засверкали драгоценности, раздались звонкие голоса, — словом, создалось впечатление, что в комнату влетела стайка красочных колибри.