Неумолимая королева

«На мой вкус, ты становишься слишком сумасшедшим», — возразил я.

«Вы понятия не имеете», — сказал он, смеясь. «Мир вот-вот сгорит».

"Забавный."

Мой кулак коснулся его челюсти, и его смех затих. Он ответил ударом, который выбил воздух из моих легких.

Наш разговор затих, сменившись ворчанием и ругательствами, пока мы чертовски избивали друг друга.

С тех пор, как мы были детьми, Отец заставлял нас спарринговаться и соревноваться друг с другом. Наш набор навыков в бою был хорошим, за исключением боевых искусств. Последнее у меня хорошо получалось, а у Данте — нет. Однако когда дело доходило до бокса, он был в этом лучше меня. Поэтому, когда мы стали старше, бокс стал нашим способом выпустить пар.

Крест. Соскальзывать. Апперкот. Соскальзывать. Повторить.

Как только мы оба преодолели гнев, мы подвели итоги наших травм: у него слегка опухшая губа и ушибы ребер у меня.

Мы пережили и худшее.

«Я скучал по этому», — признался он, и уязвимость в его тоне чуть не заставила меня выплеснуть все свои силы и рассказать ему, почему я держалась на расстоянии от всех, кто напоминал мне Рейну.

Десять минут спустя мы оба были одеты. Он был в темно-синем костюме-тройке. Для меня это был черный костюм-тройка с ног до головы. Хотя я обычно предпочитала рубашку на пуговицах, блейзер и джинсы. Все следы безумного блеска в его глазах исчезли, уступив место воплощению итальянского джентльмена.

Я подняла бровь, глядя на его запонки. Золотые львы с сапфировыми глазами — герб семьи Леоне.

— Я вижу, ты повышаешь свой стиль, — заметил я криво. Я бы не был застигнут мертвым в этом дерьме. Это напомнило мне наше испорченное детство. Это было то, что запомнилось мне, когда Отец хлестал нас по спинам до тех пор, пока они не дошли до костей.

Мы пересекли сверкающий бело-черный мраморный вестибюль. «Я должен идти в ногу с тобой. Не хочу, чтобы женщины глазели на твою японско-итальянскую задницу, пока ты рядом со мной.

Я проигнорировал его полусырой комплимент. Или, зная Данте, оскорбление.

«Какого черта Маркетти устраивает показ мод?» Вместо этого я задал вопрос.

Мы летели на частном самолете в Париж, чтобы посетить шоу. По совпадению, сегодня Рейна должна была провести собственный показ мод, но какой-то придурок из недвижимости отменил это мероприятие в последнюю минуту. Естественно, я облегчил его состояние на несколько сотен миллионов.

Я предложил ей несколько возможностей с точки зрения мест проведения, но она как будто знала, что они исходят от меня. Она отвергла каждого из них.

«Возможно, это связано с его законным бизнесом», — протянул он. «Или, может быть, он хочет посмотреть на моделей. Откуда мне, черт возьми, знать?

— А я-то думал, что ты все знаешь, — невозмутимо сказал я.

— Ты наносишь злой удар, брат. Он потер рукой подбородок. — И да, я знаю все.

Я фыркнул. «За исключением того, чего ты не знаешь, а это чертовски много». Он меня оттолкнул. — У тебя тоже не так уж плохо. Мои ребра горят, как будто отец выбил из меня все дерьмо.

Вот оно. Опять этот взгляд. Тени в глазах Данте исчезли так же быстро, как и появились.

Мы вышли из замка. — Кстати, а где мама? он спросил.

«С Хироши».

Он приподнял бровь. «Эти двое собираются пожениться?» Я пожал плечами. «Хорошо, может быть, у нас будет двойная свадьба».

Боже, помоги мне с Данте и его загадочными сообщениями.

21

РЕЙНА

М

В груди стеснение.

На сердце у меня тяжело.

Мои кусочки продолжают двигаться по мере создания нового человека.

Но даже новый я настаивает на том, чтобы любить тебя,

Пока убеждаю себя, что ненавижу тебя.

Я перечитывал свой дневник, кажется, в миллионный раз. Для комфорта. Чтобы напомнить себе, почему мне нужно его ненавидеть. Чтобы помнить, как сильно я его любил.

Мой взгляд задержался на браслете, который я так долго не носил. Оно надежно спрятано среди страниц, окрашенных болью. Вне поля зрения; не в своем уме. Вот только все пошло не совсем так. Инь и Янь. Он и я. Все началось как идеальная история любви; все закончилось как несовершенная трагедия.

Я навсегда пожалела, что отдала ему свое сердце. Это могла бы быть история любви, снятая для киноэкранов, но тогда случилась и наша трагедия. Бабушка всегда говорила, что след оставляют трагические финалы.

Я сдержал свое обещание и не порезался с тех пор, как убил Леоне.

Каждый раз, когда я думал об этом дне, у меня начиналась дрожь в руках, я боялась, что он меня настигнет. Черные пятна поплыли передо мной, когда я закрыла потрепанный дневник и села у окна нашей маленькой квартирки.

Девочки утверждали, что я боец, но это не так. Даже не близко.

Над городом любви простиралось ясное голубое небо, но я видела только свое выцветшее отражение в стекле. Он смотрел в ответ, высмеивая мою фальшивую улыбку. Мое глупое сердце все еще рыдало рекой слез, отказываясь забыть мальчика, в которого я влюбилась.

Прошло три года, а я все еще мечтал о нем. Я все еще слышала его во сне, шепчущего слова любви, нежные размышления, которые я не могла заставить себя забыть, как бы сильно я ни старалась.

Слезы затуманили мое зрение, и огни заплясали по городскому небу, сверкая, как бриллианты.

Узел в моей груди затянулся, и я боялась, что его невозможно развязать, что мне придется умереть вместе с ним. Никогда больше не чувствовать себя свободным и легким.

Я позволил своему любимому воспоминанию ворваться в меня — чувство вины, каким бы болезненным оно ни было — как это обычно происходило, когда я чувствовал себя особенно грустно.

Из динамиков играла тихая мелодия. Амон Леоне не танцевал, но танцевал со мной. Не один, а уже три раза. Под плавающими фонарями, на своей яхте, а теперь и в своей квартире. Мне нравилось покачиваться под музыку, обнимая его за плечи.

Тот факт, что он танцевал только со мной, заставил меня почувствовать себя желанной.

— Мне нравится быть с тобой, — прошептала я, утопая в его темных глазах.

Уголок его губ изогнулся вверх. "Я люблю быть с вами." Я ухмыльнулся, чувствуя себя так, будто плыву на мягком облаке. — Ты и я против всего мира, — тихо прошептал он.

В его пентхаусе не горел свет, только свет луны отбрасывал тени на его красивое лицо. Несмотря на разницу в размерах, мы идеально подходим друг другу. По крайней мере, я так думал. Он возвышался надо мной, но наши тела слились воедино, как будто мы всю жизнь танцевали.