Неумолимая королева

Я замер, не особо удивившись такому открытию. В последнее время Ицуки стал храбрым, воодушевленный своими отношениями с этой сумасшедшей Софией Волковой. Очевидно, Перес Кортес принадлежал к этому кругу бредовых преступников.

«Спасибо за подсказку», — наконец сказал я ему, выискивая глазами яму, в которой мне предстоит сражаться.

Заполнение склада не заняло много времени. Звуки ударов кулаков по плоти наполнили воздух. Пот и кровь пропитали это место зловонным запахом. Здесь люди либо зарабатывали деньги, либо сражались с демонами. Я начал учиться в первой группе в четырнадцать лет и с тех пор перешел во вторую.

Какая чертова шутка!

Анджело Леоне был мертв, а я все еще боролся с дьяволом.

Каждая яма была заполнена бойцами. Голые костяшки пальцев, никакого оружия и никаких чертовых кисок на рингах. Места на импровизированной арене были заполнены зрителями, словно римляне смотрели на своих гладиаторов сверху вниз. Самыми прибыльными были ямы, из которых единственным выходом был гроб.

Ревущий звук эхом разнесся в воздухе, сигнализируя, что пришла моя очередь. Я снял куртку и рубашку, оставив торс обнаженным, и спрыгнул в яму. По моим венам пробежала волна адреналина. Огонь в моей крови кипел, шепча, что нужно медленно прикончить моего противника. Чтобы заставить его страдать. Чтобы утолить эту жажду боли.

Другой боец настороженно посмотрел на меня. Я не узнал его, но знал, что он торговец людьми. Людей, которых заставляли сражаться, всегда клеймили, и этот не стал исключением. У меня не было никаких сомнений в том, что я их убивал. На самом деле, мне это нравилось. Поэтому я насмехался над ним, ожидая, пока он сделает свой ход.

Запах крови. Сигареты. Приглушенный свет. Все это подпитывало мою зависимость.

Этот ублюдок бросился на меня, в его руках появился блеск металла. Я остался на своем месте, ожидая, пока он приблизится, а затем в последнюю минуту отошел в сторону, ударив рукой по его спине и сломав ему ребра.

Он со стоном упал на землю, а затем перекатился по полу.

— Мы еще не закончили, — протянул я. "Вставать."

Он вскочил на ноги, его глаза метались по сторонам. «Ищете это?» Я пнул нож в его сторону. — Давай, возьми это.

Его глаза расширились, подозрительно относясь к моим намерениям. Я стоически стоял, позволяя ему схватить его. Подняв его, он обернулся. Я стоял совершенно неподвижно, пока он атаковал. Он вонзил нож мне в плечо, но я даже не вздрогнул.

В конце концов, меня учили преодолевать боль. Я обернулась, пульсация в плече разожгла пламя моей горечи.

Выпрямившись, я позволила гневу, кипящему внутри меня, вырваться наружу.

— Моя очередь, — сказал я и ударил кулаком ему в лицо. Трескаться. Сломанная челюсть. Затем моя нога коснулась его живота, заставив его вздыматься и сжимать горло. Он упал на колени, кашляя кровью.

Стоя прямо перед его лицом, я наклонился и обвил рукой его шею. Его лицо покраснело, когда я сжал его крепче. Он вцепился в меня, затем без предупреждения я схватил его и швырнул через яму.

Он приземлился с грохотом.

Мой член напрягся от легкой боли в мышцах и от того, что у моих ног вот-вот прольется кровь.

Он полз как сука, пытаясь убежать, пока я приближался к нему. "Нет нет нет."

Я не почувствовал ни капли раскаяния, когда наступил ему на руку и сломал запястье.

Следующие десять минут я провел, создавая полотно из синяков и сломанных костей, гарантируя, что этот ублюдок истечет кровью у моих ног.

Люди кричали и кричали. И все равно все в моей жизни оставалось нерешенным.

Когда врач из бойцовского клуба перевязывал меня, я не мог не найти иронии в жизни. Мы с братом были не чем иным, как инвестицией для Анджело Леоне, человека, который своей жестокостью и жестокостью «обучил» нас, чтобы мы стали его активами. Я узнал об этом, вероятно, в то же время, когда научился говорить. Отец вложил в нас деньги и рассчитывал на возврат своих инвестиций. Его слова; не мой. Я никогда не понимал, что они означают, но когда он произносил их, мы с Данте знали, что нужно кивать головами.

И вот я снова в другой клетке.

Мои мысли вернулись к тому моменту, когда мы с братом впервые говорили о побеге.

Мы с Данте сидели во дворе нашего замка после того, как водитель отвез нас из школы. Никто из нас не был готов войти внутрь. С красивым синим морем с одной стороны, горами с другой и красочными садами между ними, это место выглядело как рай.

Это не так.

Этот дом был нашим личным адом. Триестский залив сверкал под яркими лучами, а в голове танцевал образ девушки со светлыми локонами и голубыми глазами.

Как она смеялась — беззаботно и радостно — когда скользила по замку вместе со своей сестрой. Я часто задавался вопросом, как это будет выглядеть. Быть таким веселым. Быть таким нормальным.

«Надо взять маму и бежать», — выпалил я. «Отойди от него. У нас было бы собственное состояние, мы были бы могущественными и независимыми, а отец мог бы отправиться в ад».

Я знал достаточно, чтобы понять своего брата, и у меня не было нормального детства. Наш отец позаботился о том, чтобы мы все были изолированы. Он умел напоминать нам, что мы пришли на эту планету только для того, чтобы служить ему, и что он мог избавиться от нас так же легко, как дал нам жизнь.

Данте повернул голову и посмотрел на меня. «Почему бы нам просто не убить его? Так мы сможем сохранить наш дом».

Я оглянулся, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. Если бы нас подслушали и отец узнал о нашем разговоре, нас бы избили до синяков.

— Не говори эту чушь, — приказал я ему. "Еще нет. Не раньше, чем мы станем достаточно сильными, чтобы захватить власть».

Плечи Данте опустились, и сожаление мгновенно проникло в мою грудь.

Нас превращали в его протеже — еще одна форма контроля. Мы сопротивлялись на каждом шагу. Когда он чувствовал, что мы выскальзываем из-под его поводьев, он старался настроить нас друг против друга. Но он терпел неудачу во всех попытках. Мы с Данте давно пообещали, что всегда будем поддерживать друг друга.

Мы были братьями и лучшими друзьями. Никто и ничто не стояло между нами.

Я указал подбородком в сторону места, которое мы называли домом.