Неумышленное ограбление

…В субботу мы с Эванжелиной отправились в новый мебельный магазин на окраине Москвы.

«На окраине Москвы» — звучит вполне невинно, на самом деле это было равнозначно поездке в другой город.

Благодаря увещевательным способностям Эванжелины, а также благосклонному отношению со стороны мужа, мы плутали по окрестностям не на нашей развинченной «шестерке», а — страшно выговорить — на перламутровом, блестящем, великолепном «понтиаке-файерберде» Максима. Если бы я владела таким автомобилем, только угроза страшной и немедленной смерти заставила бы меня передать кому-нибудь ключ. А доверить руль такому беспросветному валенку в деле автомобилевождения, каким всю жизнь являлась Татьяна Максимова, мог только человек, абсолютно лишенный чувства опасности. Но Эванжелина более оптимистично оценивала мои способности в этой области. В этот день она надела бирюзовый итальянский костюм, к которому полагались бирюзовые шпильки с тринадцатисантиметровым каблуком, и если бы она попыталась в такой туфельке нажать педаль газа, то непременно вывернула бы ногу. Я слишком ценю в Эванжелине ноги (впрочем, и все остальное), поэтому пришлось взять управление машиной на себя.

На каждой новой кочке у меня замирало сердце. Я на цыпочках объезжала выемки дороги и с тревогой вглядывалась в лица водителей приближающихся навстречу автомобилей — нет ли у них какого-нибудь коварного замысла? Легкомысленная Эванжелина, не понимая, какую напряженную борьбу я веду за наши жизни, а также за здоровье «понтиака», отвлекала меня, как обычно, разговором.

— Я прочитала в газете, что «Инвестприватбанк» приглашает на работу секретаря-референта, — щебетала она. — Давай тебя туда устроим и действительно ограбим сейф?

— Что за глупости, Эванжелина, — сдавленно, сквозь зубы отвечала я, пытаясь устроить сверкающие прелести нашего автомобиля в узкий зазор между «Волгой» и «КрАЗом-256Б». — Наш план хорош только на бумаге. На деле грабитель столкнется с многочисленными трудностями, заключительной из которых будет отсутствие в сейфе денег, когда после сложнейшей операции с охранником, компьютером, слабительным взломщик все-таки откроет его.

— Да. Но ведь нам надо где-то найти две тысячи долларов тебе на дорогу. Давай потрясем Максима? Он мне не откажет.

— Нет. Нехорошо использовать его любовь к тебе. Достаточно, что мы скоро угробим его машину, которая стоит, предполагаю, тысяч пятьдесят.

Употребление существительного «любовь» произвело на Эванжелину наркотическое действие. Она откинулась в кресле и мечтательно закатила глаза.

— Какое счастье, что мы с Максимом не послушались тебя и отразили все атаки недружественного Андрея Палыча, — сказала она. — Сидела бы я сейчас в калифорнийской деревне, в замке Дэниэла, и медленно умирала.

— Прости. Я не верила в стойкость вашего чувства, — призналась я.

Хотя проведенные в экстазе три месяца после свадьбы еще не показатель того, что и последующие тридцать лет им удастся прожить так же счастливо.

— Я так его люблю. Когда мы едем в автомобиле и я просто смотрю на него, как сейчас на тебя, у меня сердце сжимается от любви. И я не знаю, что мне говорить, что делать, чтобы выразить, как я счастлива…

— А когда ты смотришь на меня, у тебя сердце сжимается от любви? Ну хотя бы немножко? — ревниво спросила я.

— Я хотела бы, чтобы мы разорились. Тогда бы я сама стирала и гладила ему рубашки и носки — это, наверное, удивительно приятно… А когда он выходит из машины, например, чтобы объясниться с гаишником, я смотрю на него через лобовое стекло, и мне приятен и дорог каждый его жест, поворот головы, походка, как он хмурит брови. Мне хочется прижаться к нему и провести в этом объятии всю оставшуюся жизнь… Когда он обнимает меня, я испытываю блаженство, как будто попадаю под дождь из душистых лепестков роз. Иногда я так счастлива, что боюсь, у меня разорвется сердце. Мое зеленоглазое сокровище!

«Твое зеленоглазое чудовище! — подумала я. — Поработил доверчивую девочку!»

— Эванжелина, если он тебя бросит, я задушу его собственными руками, а этот автомобиль разберу на запчасти!

— Он меня никогда не бросит. Ни к кому я не испытывала такого безграничного доверия.

И я знаю, что он любит меня так же крепко, как я его.

Идиллия. Нежный розовощекий пастушок-херувим и его златокудрая синеглазая пастушка.

Наконец-то мы добрались до места. Магазин располагался в громадном, похожем на ангар, здании. Бесконечные павильоны были заставлены стенками, диванами, ваннами, кроватями в стиле барокко, Людовика XIV, русского модерна и авангарда. Благодаря «понтиаку» (он выделялся среди новеньких «вольво» и «БМВ») нас автоматически зачислили в разряд солидных покупателей. Мы положили немало труда, чтобы отвязаться от настойчивого молодого человека, который явно вознамерился не выпускать нас за пределы магазина, не нагрузив предварительно наш автомобиль тремя гостиными.

После двадцатиминутной экскурсии Эванжелина начала использовать любую возможность упасть со своих тринадцатисантиметровых шпилек на кожаный диван или роскошную кровать. Я нацелилась на финский кухонный комплект белоснежный, многопредметный, со стеклянным обеденным столом. Когда вернусь из Англии и получу гонорар за книгу, надо будет купить. Эванжелина не выбрала ничего, да и глупо было бы предполагать, что в квартире Максима могло остаться место для реализации дизайнерских наклонностей жены: экстравагантное гнездышко молодоженов было укомплектовано полностью.

На обратном пути, пока я, как горделивая испанка в кругу воздыхателей, пыталась удержать достойную дистанцию между «понтиаком» и другими автомобилями, шарахаясь в сторону от каждого грузовика и «Запорожца», Эванжелина муссировала вопрос моего стойкого безбрачия.

— Посмотри, Татьяна, я уже три раза замужем, — разрабатывала она запретную тему, — и каждый раз марш Мендельсона, платье от Диора, шампанское, цветы. Давай и тебе такое же устроим!

Бессердечная жестокость ребенка, как на это обижаться? Эванжелина искренне хотела выдать меня замуж и поливала уксусом открытую рану. Я тоже не против была бы приобрести статус законной супруги, но наше с Эванжелиной желание почему-то не совпадало с намерениями другого действующего лица Сергея.

— Сержа давно пора взять в ежовые рукавицы. Ты не даешь ему шансов почувствовать, как ты ему дорога! Ты все время рядом, под рукой, и он к этому привык. Пусть помучается, поревнует!

— Ох, Эванжелина, мы рассуждаем как женщины. Мы можем взять за отправную точку один случайно брошенный взгляд или сорвавшееся слово и возвести монументальное строение из догадок, подозрений, выводов. А он рассуждает как мужчина. Если мы с ним шесть лет вместе — зачем еще и жениться? Три года назад я рассуждала подобным же образом.

— Но жена — это жена. Знаешь, какое удовольствие ощущать себя законной владелицей любимого мужчины? Это дает какие-то новые ощущения.

— Это все условности.

— А какую ты хочешь свадьбу? Я буду свидетелем, да?

План свадьбы был разработан давно и любовно. По ночам я кропотливо обдумывала детали, когда Серж уже мирно спал и не догадывался, что я мысленно примеряю на него праздничный костюм с розой в петлице. — Значит, так. Белое платье, которое мы с тобой видели в магазине на Кузнецком мосту: сверху плотно прилегает и блестит, тут юбка вот такая… И «Мерседес-230Е». Тоже белого цвета.