Неуправляемый таран

– Что за ересь? – скривился смахивающий на мумию.

Игнат молча смотрел на него. Он сказал все, что хотел сказать, а там уж блаткомитету решать, что да как. Если решат опустить его, Игнат будет биться смертным боем. Он проиграет, зато умрет достойно. И с собой кого-нибудь да заберет…

– Тебе реально мусора прессовали? – спросил меченый.

– Кровью до сих пор мочусь.

– Разберемся.

Он показал Игнату место, где он мог устроиться на постой. На этой шконке уже гостили двое, зато она была на первом ярусе. Игнат мог сидеть на ней, поставив ноги на пол.

А ему пришлось сеть, потому что лежачее место было занято. Худосочный очкарик дрых без задних ног, и никто не смел его будить. И это при том, что парень был типичным шнырем и должен был мыть пол в камере утром, днем и вечером. Но сон по очереди – дело святое, в это время никого трогать нельзя. Это Игнату объяснил второй сосед, средних лет мужик колхозной внешности. От него воняло потом так, как будто его только что оторвали от сохи.

Бобу тоже указали место, но ему, бедному, прежде чем устроиться, пришлось обстирываться и обсушиваться. И делал он это под смешки сокамерников. Бедняга так надеялся стать своим в блатном обществе, но его прокатили, как последнего. Зато Игната пронесло. Хотя радоваться еще рано. Сначала блатные разберутся с ним, а потом уже решат, что делать. За обман опустят. Если признают за ним правоту, то прописку перенесут на другое время.

Он ждал, когда его выдернут на разговор, но шло время, а его никто не трогал. И только поздно вечером, перед самым отбоем к нему подошел меченый, спросил имя, фамилию, узнал, откуда он прибыл, на этом разговор и закончился. Но с тем, чтобы когда-нибудь продолжиться. Сначала блатные должны были пробить насчет него, без этого только из пустого в порожнее переливать…

Игнат нашел общий язык со своим соседом-станичником. Тот работал трактористом в колхозе, а Игнат закончил профтехучилище по этой специальности. В общем, точки соприкосновения у них имелись. И еще у Игната были родители и друзья, от которых можно было ожидать передач. И Кузьмича реально подогревали с воли. И ему родственники помогали, и еще нескольким таким же мужикам, с которыми он водил дружбу. Как оказалось, это была не простая, а своего рода семейная дружба. Клуб по интересам в камере – это семья, которая и держалась вместе и за стол садилась скопом. А на столе все общее…

Передача не заставила себя долго ждать. На следующий же день Игнат получил посылку от друзей. Богатую посылку – сало, вяленую осетрину, курагу, конфеты. Что-то взяли себе менты, пока посылка шла с пункта приема в камеру, часть Игнат передал блатным на их общак, а остальное поделил со своими новыми друзьями… Хотя какие это друзья, если они могли предать его в любую минуту? Да и не предательство это будет, если мужики отвернутся от него. Какое может быть предательство, если в тюрьме каждый за себя?..

А его настоящие друзья и не думали отворачиваться от него. Не прошло и двух дней, как Игнат получил очередную дачку от них. И еще родительская посылка подоспела…

Но пацаны слали только харчи, привета на словах Игнат от них не получал. Письма менты отбирают, а малявы через тюремную почту они слать еще не научились.

Впрочем, учились они быстро. Шла вторая неделя заключения, когда Игнат получил от них сообщение. Кеша от имени всех благодарил его за то, что он не сдал их ментам. Игнат мог только усмехнуться в ответ. Не в его интересах было сдавать своих друзей. Да и менты этого не требовали… Но благодарность Игнат принял. Он ведь мог рассказать ментам, как и при каких обстоятельствах появилось оружие, кому оно досталось. Тогда бы и пацаны сели с ним за компанию. Но ведь он их не сдал. И сдать не мог…

И еще Дашок сообщал, что их план оставался в силе. Нетрудно было понять, о чем шла речь. Игната нет, но Кеша с пацанами на свободе, а у них и стволы имеются, и решимость продолжать начатое дело есть. Если это так, то Юрш не должен уйти от возмездия.

Глава 11

Тюремная жизнь шла своим чередом. Дни уходили в прошлое, а обитатели камеры – на суд. Очкарика осудили на «химию» на прошлой неделе, Кузьмича повезли на это дело сегодня. И меченого не так давно забрали, и похожий на мумию ушел. Обоих определили в блок для осужденных, откуда для них должен был начаться этап в зону. Смотрящего оправдали, и он вышел на свободу. Но блаткомитет как был, так и оставался. И смотрящий в камере новый. И блатота воровская подтягивается.

На днях мужик в годах на хату заехал, стали выяснять, кто такой, оказалось, что уважаемый вор. В прошлом вор в законе, а в настоящем – отступник. Завязал бродяга с прошлым. Отмотал четвертый срок, вернулся домой, нашел бабу с тремя детьми, женился на ней. И даже на работу в совхоз водителем устроился. Надоело, сказал, бродить по свету.

Казалась бы, братва должна была отнестись к нему с пониманием. Четыре ходки у мужика, заслуги перед братвой, целые зоны когда-то размораживал. Устал человек, к тихой спокойной жизни потянуло, но не простила ему братва. Сход должен был решать, можно уходить ему или нет. Сход должен был снять с него статус законного вора и оставить за ним положение вора в короне. И если такого не было, значит, Клич – отступник. Со всем отсюда вытекающим.

Клич сказал, что воры отпустили его с миром, но ему не поверили. Хотя и опускать не стали. И даже отдельную шконку ему выделили, но не в блатном углу, а среди прочих арестантов. И маляву к законникам заслали, ответа ждут. И Клич ждет. Его ведь и опустить могут по приговору воровского суда. И даже убить. А может, и помилуют. Но какое-то решение по-любому будет.

Коней загнали и по душу Игната, но ответа почему-то не было. А может, никто и не слал никакой малявы. Может, до фонаря им было, кто такой Игнат. Не того полета он птица, чтобы относиться к нему всерьез. Это же следственная камера, здесь все течет и меняется, и если на каждом арестанте заморачиваться, то надорваться можно.

Игнат тоже ждал суда. Ему шили двести восемнадцатую статью, свою вину он признал, поэтому следствие не должно быть долгим.

Второй месяц он в этой камере, третьего может и не быть. А о том, что блаткомитет будет разбираться с его прошлым, он уже и не думал. Кому нужно его прошлое, когда здесь живут настоящим? Ведет он себя правильно, косяков за ним нет, из общего ряда не выбивается, люди его уважают как порядочного арестанта. А то, что менты его прессовали, так это когда было…

Игнат лежал на шконке, вытянув ноги на всю длину, в руках дымилась папироса. Дверь открылась, и в камеру вошел Кузьмич. Игнат недовольно повел бровью. После очкарика к ним на шконку никого не подселили. А сегодня еще и Кузьмич должен был съехать. Камера малость разгрузилась, и нет уже таких раскладов, как три задницы на одну жердочку. По одному-два арестанта на шконку, и у Игната были реальные шансы провести сегодня ночь в приятном одиночестве.

Но Кузьмич вернулся. Сначала он передал смотрящему какой-то сверток, а затем объяснил Игнату ситуацию. Оказалось, что суд отправил его дело на доследование. Значит, с Кузьмичом им суждено расстаться не скоро. Возможно, Игнат съедет раньше…

А в пакете, как оказалось, был морфий на весь блаткомитет. И пошел шприц по кругу.

Пакет Кузьмичу передали в здании суда, и он доставил его в целости и сохранности. Но его даже не поблагодарили, хотя и могли бы ему предложить ширнуться. Все равно бы он отказался.

У Игната тоже не было никакого желания уколоться. Да и не предложат. Впрочем, он и не рассчитывал, поэтому очень скоро забыл о пакете. И как оказалось, зря. Так как в пакете была еще и малява – по его душу.

Смотрящий сначала обдолбился, а потом уже позвал Игната к себе. И остальные урки выглядели как законченные торчки под кайфом. Видно, хорошего качества был морфий, высокой концентрации. И это могло сыграть с Игнатом злую шутку.

– Предъява к тебе, пацан, подъехала, – объяснил смотрящий, мутными глазами всматриваясь в него.